Воронья стража - Владимир Свержин

Я невольно отметил сообщение о хозяине трактира с подозрительно знакомой фамилией Грегори. И, вспомнив о безрадостной участи Лиса, в очередной раз попробовал активизировать связь. Маяк работал исправно, но Сергей безмолвствовал.

– Но упоминание Рейли, к тому же Девоншир…

Дядюшка Филадельф развел руками:

– Кто тому виной, что фамилия Рейли созвучна с испанским “рей”! А Девоншир? Что Девоншир, край болот и скал, где при желании можно спрятать не то что похищенного гугенотами, которых в тех краях тьма-тьмущая, царственного младенца, но и целую армию. Самозванство, знаете ли, не всегда приводит к краху. Особенно если находятся силы, которые готовы поставить на ловкого пройдоху. Вот, скажем, Перкин Уорбек. Быть может, вам доводилось слышать это имя?

Я молча наклонил голову, подтверждая свою осведомленность.

– Я так и думал! – удовлетворенно кивнул граф Эгмот. – Этот скорбный пасынок фортуны столь долго гостил при французском дворе, что не мог кануть бесследно из вашей памяти. Перкин Уорбек был милым юношей с прекрасными манерами, сообразительным умом и весьма приятной внешностью. Сложись его жизнь по-другому, кто знает, каких высот он бы достиг! После окончания войны Роз, когда к власти пришел граф Ричмонд – будущий король Генрих VII, дворянство Англии понесло столь большие потери, что, обладая вышеперечисленными качествами, деньгами и образованием, нетрудно было стать джентльменом, даже не имея благородных предков. А поговаривают, крестным отцом юноши был покойный король Эдуард, что, согласитесь, немаловажно!

Но Перкина Уорбека заприметила Маргарита Бургундская – сестра Эдуарда IV, вовсе не желавшая видеть на троне первого из Тюдоров. При ее поддержке Перкин обернулся принцем Ричардом, одним из двух братьев-близнецов, наследников Эдуарда Йорка. Обычно их смерть приписывают Ричарду III – их дяде, хотя несчастные скончались от дифтерии год спустя после его гибели. Вот вам, кстати, еще один прелестный образчик лжи, одним движением волшебного скипетра превращенной в правду. Но вернемся к Уорбеку.

При помощи “тети Марго” чудом спасшийся принц был принят при всех дворах, за исключением императорского. А король Шотландии даже отдал ему в жены свою родственницу Екатерину Гордон, графиню Хантли. Но, невзирая на то, что ложь Маргариты Бургундской и ее обворожительного ставленника едва не стала правдой, она по-прежнему осталась ложью. Почему? – спросите вы. По одной простой и, я бы даже сказал, банальной причине. Перкин Уорбек мог быть замечательным вельможей и преспокойно блистать даже при таком взыскательном дворе, как французский, но он был малодушный воин и никчемный полководец. Стоило этому красавчику проявить больше отваги, послушать дельного совета, кто знает, не стало бы правдой чудесное спасение Ричарда IV из рук палачей?!

В мире нет правды. Есть то, что именуется истиной сегодня, и она весьма отлична от той, что назовут истиной завтра. Вот, скажем, всего пару лет назад ни одна живая душа во Франции и помыслить не могла о том, что у Генриха, короля Наваррского, есть брат-близнец. Никто, даже ближайшие родственники не ведали об этом. Однако же вот вы сидите передо мной, и родная мать, восстань она ныне из королевской усыпальницы, затруднилась бы назвать ваше имя. И это правда, не так ли, сир?

Глава 16

Человек – инструмент познания Богом самого себя.

Джордано Бруно

Пламя фонаря билось по ту сторону зарешеченного стекла, не в силах пожрать исписанный каллиграфическим почерком желтоватый лист пергамента, с, несомненно, истинной печатью и, вероятно, настоящей подписью бейлифа.

– Вы молчите, мессир? – насмешливо глядя на собеседника, спросил дядюшка Филадельф. – Неужто вы в замешательстве?

– Отнюдь, – удивленно подняв бровь, с полным равнодушием проговорил я. – Просто не нахожу причин вдаваться в объяснения. Действительно, два года назад мало кто во Франции знал о нашем родстве. Я и сейчас не горю желанием оповещать об этом кого бы то ни было без особой нужды.

– Ну да, конечно, – согласно кивнул ученый старец. – К чему нам странности, свершаемые вокруг короны галлов, у нас и своих предостаточно. Не правда ли?

– Пожалуй, что так.

– Действительно, что это я морочу вам голову какими-то старыми, никому не нужными доносами. К тому же, быть может, еще и фальшивыми. Вы ведь, кажется, пришли узнать о венце Гвендалайн?

– Да, меня заинтересовала эта прелестная старинная легенда, – небрежно кивнул я.

– О, она действительно прелестна, монсеньор принц! – причмокнул от удовольствия знаток древностей. – Ведь что может быть прелестней заведомой небывальщины, оказавшейся правдой?!

– Всего лишь несколько минут назад вы утверждали, что правды не существует, – язвительно вставил я.

– Верно! – хлопая в ладоши, рассмеялся граф Эгмот. – Вы меня поймали! Правды не существует… Но вот венец Гвендалайн в самом деле есть первейшее сокровище Британии.

– Венец, кованный из серебра, собранного в лунной дорожке, украшенный сиянием звезд и подложенный мехом солнечных зайчиков? – переспросил я. – Должен вам заметить, милорд, что в моем возрасте уже не верят в сказки.

– Ну да, конечно, – радуясь невесть чему, согласился архивный житель. – Впрочем, полагаю, что я также еще не дожил до того возраста, когда в сказки снова верят. Но суть дела это не меняет. Венец Гвендалайн действительно существует. Не берусь судить, из чего он сделан, но, признаться, выглядит эта вещица очень необычно. Так что я вполне допускаю, что валлийцы, по натуре своей люди поэтичные, лишь воспели языком возвышенных образов то, что не могли описать языком простым.

– Вы что же, ваше сиятельство, его видели воочию?

– Видел, держал в руках и даже, каюсь, грешен, примерял на свою бестолковую голову. Увы, мой принц, мне венец Гвендалайн оказался велик, хотя и куда как менее чем моему приятелю и собутыльнику Генриху VIII.

– И за это вы посажены сюда? – не скрывая своего интереса, спросил я.

– О нет, это случилось намного позже! После того, как я подсказал обезумевшему от страсти Тюдору, что ему надлежит делать, дабы при живой еще жене сочетаться законным браком с этой смазливой вертихвосткой Анной Болейн.

– Вижу, вы недолюбливали покойную королеву, – ухмыльнулся я.

– Тот, кто женится на любовнице, готовит место для новой пассии, – пожал плечами умудренный годами старец. – Я не держу зла на Анну, она жутко поплатилась за свою ревность и нетерпимость. Такого бычка, как Генрих, нельзя было долго держать в загоне. Теперь за эти и иные ее грешки продолжает расплачиваться Елизавета. Но когда король Тюдор решил, что она ведьма и изменница, я угодит сюда как пособник злокозненной маркизы Дорсет. Впрочем, я не в обиде. Здесь, – он обвел рукой заваленное книгами и рукописями жилище, – у меня много времени и еще больше работы, а, как известно, всякий мужчина изменяет свободе либо с женщиной, либо с любимым делом. Со вторым чаще. – Он прикрыл глаза, улыбаясь чему-то своему. – Тем более, мессир, пока я здесь, они считают, что держат волка за уши.

– Кто “они”? – удивился я. – О чем вы говорите?

– А? Что? Да ну, старческая болтовня! Не слушайте! Я говорю о венце Гвендалайн, о великом чуде Британии, хранящемся совсем недалеко отсюда – в королевской сокровищнице.

– Неужели? – От неожиданности я глупо захлопал глазами. – Прямо здесь?

– Да, прямо здесь, в Тауэре. Это долгая история! В ней много предательств и еще больше крови. И хотя я взял на себя смелость похитить драгоценные часы вашего сна, я все же не желал бы тревожить здешних призраков рассказами о делах, к коим многие из них, будучи живыми, имели прямое отношение. Потому я умолчу о Суэне Глендвере – принце Уэльском и его соратнике Гвилиме Туддре и об ином принце Гриффиде, попавшем в плен как раз по дороге к другому Туддру – тому самому, который в 1245 году присягнул на верность королю Англии. Да, это случилось вскоре после того, как принц умер в этих самых стенах, но, впрочем, как гласит канон римского права: “Впоследствии не означает вследствие”. Не так ли, монсеньор принц?

– Именно так, – подтвердил я. Однако вошедший в раж сказитель не слишком нуждался в моем согласии.

– Я сразу перейду к осаде замка Третоуэр, где мятежный Томас Воген – последний из рода хранителей венца Гвендалайн, бился насмерть с Джаспером Тюдором, графом Пембруком. Это было чуть более ста лет назад – одно мгновение на часах вечности! Джаспер прекрасно знал, что венец хранился именно там и что никто из валлийцев не решится посягнуть на священное убежище его стража. Но, как любой выскочка, Джаспер был обуреваем неуемной жаждой власти и тщеславием, не имевшим равных в землях Семи Королевств. Он уже видел себя полноправным властителем Уэльса, который мнил своей вотчиной. После долгой осады и многих штурмов Джаспер захватил замок и перебил всех, кто оставался в живых. Его клевреты уже начали распускать слух о том, что этот незаконнорожденный сын французской принцессы и мажордома – избранник венца Гвендалайн.