Генетик - Анатолий Маев

– Как вы могли попасться в лапы этого выскочки?! Представляю, какие деньги он с вас содрал…

«А ведь профессор прав!» – хмыкнул про себя председатель, но ответил так:

– Очень небольшие.

– И что же он вам порекомендовал, этот возомнивший себя гением недогенетик-недохимик?

– Он сказал, что диагнозы профессора Зайцевского обсуждению не подлежат, – более авторитетного мнения быть не может.

Николай Сергеевич мгновенно поменялся в лице: напряжение сошло, появилась легкая улыбка.

– Время все расставляет по своим местам, друг мой. Сколько сил и энергии стоила мне борьба с Ганьским! Наглый и весьма самоуверенный тип. Не имея никакого отношения к медицине, он сумел втереться в доверие ко многим ученым со своими утопическими, а порой бредовыми идеями. Жюль Верн нашего времени! Слава богу, у него хватило ума признать свое поражение в научном споре со мной!

– Но ведь его назвали ведущим специалистом мира по «синдрому попугая».

– Вы имеете в виду восьмилетней давности «Биенальный справочник болезней и синдромов»? – уточнил Зайцевский.

– Да, – кивнул Вараниев. – И последующие три выпуска тоже.

– Иногда и солидные люди ошибаются. Поверьте, в новом издании его фамилии уже не будет. Мне удалось разглядеть вредоносную суть теории Ганьского и разбить ее в пух и прах. Правда, результаты наших научных сражений гласности я не предавал. Ладно, хватит об этом. Слушаю вас.

– Профессор, может, вы ошиблись в диагнозе? Или болезнь прошла сама?

– Отвечаю честно: в диагнозе, подтвержденном хромосомно-генетическим исследованием, ошибиться не мог. Теперь второй ваш вопрос. В научной литературе описано много случаев исцеления от болезней, считающихся неизлечимыми. Так вот, внешний вид вашего ребенка говорит о полном самоизлечении.

– Вы уверены, Николай Сергеевич?

– С моим-то опытом и ошибиться в диагнозе «синдрома попугая»? Дорогой мой, я могу расценить ваш вопрос как оскорбительный! – с нескрываемой обидой в голосе произнес Зайцевский.

– Извините, профессор! Действительно, глупый вопрос. Это я от волнения, – попытался оправдаться Виктор Валентинович.

Вараниев вышел из отделения окрыленным. В машине, по дороге домой, Велик рассказывал о странных и очень смешных ребятах, похожих друг на друга, которых видел, пока сидел в коридоре с Ингрид Францевной.

До очередной инъекции оставалось две недели. Именно за четырнадцать дней Виктор Валентинович звонил Ганьскому, уточняя время очередной встречи (собственно, визитов было два: в первый день ученый делал забор крови, а на следующий утром вводил приготовленный препарат). Сейчас ходил по квартире в раздумье: звонить или не звонить…

Вечером Ганьский вышел на связь сам.

– Мое почтение, Виктор Валентинович. Я крайне обескуражен отсутствием вашего звонка! У вас что-то случилось? – тревожно спросил он.

Председатель не сразу нашелся что ответить. Минутная пауза еще более усилила беспокойство ученого, и последовавший за ней ответ не внес ясности в ситуацию:

– У нас все в порядке, Аполлон Юрьевич! Но Велик будет вынужден пропустить очередную встречу. Не спрашивайте почему – пока объяснить не могу. Тем более по телефону.

– Я бы к вам подъехал, – предложил Ганьский.

– Нет, нет, не стоит, – возразил председатель.

Удивленный ученый не стал задавать вопросов, а лишь предупредил:

– Очень плохо, Виктор Валентинович. Не имею права критиковать принятое вами решение, не зная его подоплеки, но прошу учесть: вероятность возвращения проявлений синдрома практически абсолютная, и впоследствии придется попотеть, чтобы вытащить Велика. Причем гарантировать благоприятный исход я не могу.

* * *

Пришло время, и Велик пошел в школу.

Ольга Ивановна, учительница начальных классов, сразу же обратила внимание на кудрявого белобрысого мальчугана.

– Неужели воскрес, родной ты наш?! – только и смогла она произнести, прочитав фамилию, имя и отчество ребенка.

Известие быстро разнеслось по школе. Первыми пришли посмотреть на нового ученика директор с замом и школьная уборщица, ветеран с пятидесятилетним трудовым стажем. Затем потянулись преподаватели. Последним явился завхоз, успевший хлебнуть какой-то бормотухи, а потому выглядевший веселым и счастливым. Все как один были согласны: ребенок – вылитая копия Вождя пролетариата и защитника угнетенных.

Велик не понимал, с чего вдруг к нему такое внимание. Но спустя какое-то время страсти улеглись, интерес пропал. Подумаешь, великое дело: ну, родился ребенок, похожий на Вождя. Да мало ли кто на кого похож… Имя полностью совпало? Так ведь в мире немало однофамильцев, у которых и имена одинаковы, и отчества.

В школе Велику не нравилось, учился мальчик плохо, с неохотой. Его поведение вызывало нарекания педагогов – вертелся и разговаривал, на парте нацарапал броневик и повешенных белогвардейцев со связанными за спиной руками.

В тот год первый снег выпал в декабре. Виктор Валентинович планировал на выходные выбраться с Великом покататься на лыжах и как раз обдумывал, в какой район Подмосковья лучше поехать, когда раздался телефонный звонок. Оказалось, что Вараниева хотят видеть сегодня в школе.

В назначенное время председатель партии вошел в кабинет завуча и узнал, что с ним желает поговорить учительница Велика.

Ольга Ивановна и Велик вскоре пришли, и педагог начала рассказывать:

– Последние дни я замечаю некоторые изменения в поведении ребенка. Он периодически хватается за спинку стула впереди сидящего ученика, фиксирует взгляд на мне или на доске и повторяет не связанные с тематикой урока фразы. Вот сегодня, перед началом объяснения нового материала, я спросила: «Дети, что вам больше всего запомнилось из предыдущего урока?» И Велимир ни с того ни с сего объявил: «Интимная обстановка, длинноногие блондинки, изысканная кухня – вам запомнится этот отдых». Я сделала вид, что не расслышала, а мальчик схватился за спинку стула и до конца урока как ненормальный повторял ту же глупость. Еще и головой вертел очень странно. На все мои замечания не реагировал, а потом вдруг кинулся драться с ребятами.

– Перестань паясничать! – строгим голосом приказал Вараниев Велику, который и сейчас очень странно вертел головой. Но его обращение действия не возымело. – Велик, ты меня слышишь?

Ребенок не реагировал.

– Вот видите, – взяла слово завуч, – он продолжает дурачиться.

Неожиданно для педагогов Вараниев вскочил с места, подхватил мальчика на руки и со словами «Извините. Ребенок просто заболел» стремглав выскочил из кабинета. Еще по пути домой он набрал номер Ганьского, но никто не ответил.

Утром следующего дня Велик в школу, конечно, не пошел.

Вараниев не находил себе места. Он забросил партийную работу, взвалив дела на Шнейдермана. Пытаясь разыскать Ганьского, председатель использовал все доступные средства – обращался в милицию, в ДЭЗ, в справочную пожарной охраны, «Скорой помощи» и пограничной службы. По всему выходило, что ученый жив и здоров, за последние полгода границу не пересекал, прописан по тому же адресу. Макрицын, применив свои необычные способности, сказал, что видит его в каком-то доме в лесу вместе с супругой.

Вараниев нехорошими словами вспомнил Зайцевского, отчего-то приписав именно ему ответственность за состояние ребенка. «Никакого самоизлечения не случилось, – пришел к выводу председатель. – Значит, препарат Ганьского действует семь-восемь месяцев».

Ромашкины видели, что с ребенком творится нечто непонятное, и по-своему проявляли усиленную заботу о нем. Евгения Ивановна даже пошла на то, что впервые прочитала мальчику про «Красную Шапочку». А Евгений Иванович с особым усердием пел ему революционные песни. Во время исполнения Велик вдруг запрыгивал на кровать, отжимался от спинки и начинал многократно повторять какие-то глупости. Именно во время этих приступов Вараниеву стало окончательно ясно, что мальчик так и не научился правильно произносить букву «д». По этому поводу он как-то задавал Ганьскому вопрос, и ученый сказал, что причиной является специфика исходного материала.

Время шло. Председатель нервничал и ежедневно педантично, по три раза в сутки, звонил Ганьскому. Состояние ребенка ухудшалось: Вараниев заметил незначительное удлинение носа.

Накануне Нового года Аполлон Юрьевич наконец-то ответил на звонок и сразу поинтересовался, каково самочувствие Велика и не нужна ли помощь.

Визит к ученому состоялся в полдень. Тот произвел забор крови и осмотрел мальчика, найдя его состояние удручающим, но не катастрофическим. При этом даже не спросил о мотивах столь неожиданного шага Вараниева, приведшего к возвращению «синдрома попугая». Видимо, был уверен, что объяснения последуют, однако ошибся: Виктор Валентинович хранил молчание.

На следующий день препарат был введен. Ганьский предупредил, что, если процесс лечения затянется, Велику придется остаться в школе на второй год. Но председатель готов был нанять репетиторов, как только состояние ребенка позволит это сделать.