Пеший камикадзе, или Уцелевший - Захарий Калашников

кто приехал, сколько, куда зашли, когда вышли, кто остался в машине… не привлекая внимания подойти, оперативно закрепить взрывное устройство…

Всем предположениям Егора давалась серьёзная скупая оценка, ставящая под сомнение почти всё им сказанное, каждое слово: кто — то соглашался, кто — то противился.

— Нет, невозможно… — не согласился Заур Зазиев.

— Почему — нет? Объективно говорю: могли! — противостоял Инал Хадаев. — Клянусь, я смог бы!

— …Вон, Ислам приехал! Сейчас всё чётко прояснит!

— Бон хорз, с кем не виделся, — кивнул Кабалоев головой, окинув всех цепким взглядом из-под бровей. — Вот, держи, — сказал он, выложив на ладонь Зазиева поочерёдно три металлических шарика диаметром около десяти миллиметров, привезённых из морга. — Это — достали из тела Исы…

Зазиев поделился двумя шариками, как сувенирами, покрутив оставшийся в пальцах и, едва заметно кивнув головой, одобрительно поглядел на Егора: молодец, своё дело знаешь.

— Давай, кратко изложи вывод? — снова попросил вампир Биса.

— Кратко: мобильное взрывное устройство, начинённое металлическими шариками, радиоуправляемое, направленного действия, масса взрывчатого вещества не больше четырехсот граммов, — доложил Бис, бросив дворник в салон сгоревшей машины. — Абулайсова взорвали неслучайно, это диверсионная акция: за ним следили, значит, были враги; взорвали, значит, была серьёзная вражда. Если хорошенько подумать и вспомнить — найдутся зацепки…

— Хорошо рассказал! — прервал Ходарёнок. — Решим, что делать… — сказал он для всех. — Свободен… — отдельно Егору.

Бис бегло окинул присутствующих взглядом, включая вампира, понимая командирское освобождение, как команду и поплёлся прочь, продолжая выискивать полезное под ногами на подсохшем асфальте.

Назад, к машине, Егор не спешил, там его поджидал тлевший, как огонь без керосина, Кобергкаев и слушать его ругань ни секунды не хотелось. В эту минуту Егор испытывал маленькое удовольствие, что удалось оказаться полезным в особенности в деле, которое знал хорошо и за результат которого было не стыдно. Шёл, наслаждался короткой славой, тихо улыбаясь самому себе.

У самой машины Биса окликнули.

— Эй, ты… — Егор обернулся, читая с лица, что Голиаф и теперь не утратил ярости. — Ещё раз ослушаешься… — Егор догадался: Голиаф говорил о своём приказе, — …клянусь, удавлю! — он обрушил тяжёлый кулак на ладонь, как молот, под которым Егора прихлопнуло бы как муравья.

…Бис прямо — таки представил, как Голиаф забивает его в землю по пояс… Завидным показалось это простое и впечатляющее действие: Егор так не мог.

— Последует ещё… — многозначительно помолчал Дзилихов, снова ударив кулаком в ладонь, Егор понял: имелся в виду следующий раз за «ещё разом», когда он будет уже по пояс в земле — …предупреждать не стану?

…Бис кивнул: с землёй во рту и с головой под землёй не поговоришь… — позабавился он, не находя, что возразить несмотря на то, что очень хотел. Оставлять угрозу без ответа не по — мужски и ответить надо было не как красная девица, но — вышло именно так:

— Не ори, — лениво и бездумно сказал Бис. — На мать свою орать будешь, — размышляя параллельно, как разумный: «…почему назвал — мать? При чём тут она, когда мать Голиафа здесь совсем ни при чём? Может, она, вообще, святая женщина? Да, — уже не сомневался, соглашаясь. — Но, как могла она родить такого дуболома?»

Голиаф отчётливо замахнулся для удара, точно хотел смести Егора с лица земли и уже тогда раздумал: калек бить — ничтожное дело…

Егор невольно прищурился, ощутив сечение воздуха при замахе и лениво уклонился, выставив здоровую руку, словно отмахиваясь от назойливой мухи, которой бы вряд ли защитился.

— Ещё одно слово и…

Бису стало стыдно за то, что сорвалось у него с языка: за мать можно было — и он был готов, ничего в себе не преодолев — получить и даже стерпеть… Извиняться уже было не по ситуации, понятно же всё: открой свои уши, закрой рот…

— Эй, Алан, что происходит, а? — подоспел позади Тутыр.

— Ничего, — ответил Дзилихов, разделив слово на три части, словно оно было неодолимо тяжёлое и дыхания на то, чтобы сказать его за раз не хватило.

— Это я его потащил! — догадался он о ярости Голиафа. — Есть что сказать — мне говори!

— Я уже всё сказал! Садитесь живо в машину! — махнул он рукой — дубиной.

— Ты считаешь: ты прав! — сказал Хадаев уже в машине. — Что, он, не помог? А? Помог! — сам себе и Алану ответил Инал на вопрос. — Или ты такой умный и сам определил сходу, что Ису взорвали бомбой? Если бы не он, ты бы сейчас гадал, на ком ответственность за смерть брата?! Что — не так?!

— Да… Так! — повинился Дзилихов, будто уже не злился на Егора за Асиат, свою мать. — Знаю, эти собаки из «Гойи» за этим стоят!

— А раз знаешь — побереги свой гнев для них…

Голиаф в ответ промолчал:

— Поехали, чего тормозишь! — пихнул он Берга.

— Чего случилось — то? — не понравился Бергу тон Дзилихова.

— Чо надо! — ответил тот в том смысле: что надо, то и случилось.

— Что ещё за изгои? — тихонько спросил Бис Хадаева.

— Изгои? — прищурившись, свёл в удивление брови Инал. — Отряд «Гойя»! Косят под спецназ ГРУ… а на деле, самая обычная ОПГ! …«Изгои» — им подходит тоже, — ласково улыбнулся он, словно последние события не предполагали ношение скорбного лица.

Следующим утром Алан Дзилихов разбудил Биса лично.

— Подъём, Кибо! Едешь с нами! — постучал он по кровати, на которой Бис зыбко спал, как с похмелья, после ночного дежурства.

— Я с ночи… — сонным голосом прохрипел Егор.

— Допустим, и чо? Чо ты бычишь?! Пятнадцать минут тебе: на всё про всё!

— Почему я? Вчера же решили: «Пепелац»? — так между собой нередко называли Пепла в негативном устойчивом фоне.

— Вчера решили так, сегодня — иначе! Заур решил, Сулим в курсе дела… Едем на «Сокол», там менты кого — то повязали вчера — может быть — причастного к взрыву; присмотришься к его личности: может, он подрывник — такой момент, может быть. Затем поедем в семнадцатую городскую, туда вчера доставили нашего, «тяжёлого», с рынка: утром пришёл в себя, расскажет, что знает… Встань уже, — я тебе обращение сделал, — чего лежишь?!

— Ясно. Встаю, — сказал Бис без удовольствия и кряхтя перевернулся на бок, на котором раньше любил засыпать, а теперь — даже лежать было сложно.

— Десять минут тебе…

— Пятнадцать же было? — возмутился Егор.

— Послушай меня: помолчи! Пять минут прошло! Давай, лепи свои протезы на выход!

Егор, проспавший за сутки чуть больше часа, поднялся из постели совсем одурелый. Он ополоснул под краном лицо, затянул протезы, вышел во двор и покорно сел в машину, в которой радио не унималось новостями о