Пост-оптимальный социум. На пути к интеллектуальной революции - Аркадий Юрьевич Недель

привести?

А.Н. Со времени Мора прошло пять столетий, с тех пор произошло немало изменений, но, несмотря на них, наша с Вами культура или, если угодно, фундаментальные установки сознания, тяготеющего к утопиям, остаются в целом прежними. Сочиняя утопии, мы продолжаем жить в эсхатологическом времени, мы все еще боимся Судного дня, мировой войны, космической катастрофы и т. п., одновременно и неустанно проектируя жизнь после «конца времен» (я бы все же советовал избегать этого выражения). Это один из любимых предметов массовой культуры, о котором Голливуд снимает культовые фильмы, по-своему интерпретируя Библию.

Возьмите хотя бы серию о Терминаторе, особенно вторую картину. Машина из будущего, то есть мира после его конца, спасает человека, который должен спасти нынешнее человечество, которому предстоит смертельная схватка со злом, им же произведенным. Разве сложно увидеть в Джоне Коноре, будущем лидере людского племени, ветхозаветного Моисея, а в Терминаторе – манифестацию самого Бога? Разве горящий куст, который узрел Моисей, не то же самое, что Терминатор, в концовке фильма сжигающий себя в расплавленном металле? Или вышедший недавно на экраны фильм «Прибытие» (2016) режиссера Дени Вильнева, где современный мир сталкивается с пришествием инопланетян, с которыми входит в контакт одаренный лингвист Луиза Бэнкс и физик Иэн Доннели. Похожие на осьминогов инопланетяне пытаются передать людям особые знания о времени, о будущем, предостеречь их от опасностей, но делают они это на особом языке, которые и пытается расшифровать Луиза. Письмо инопланетян несколько напоминает кипу (узелковый язык), которым пользовались ацтеки, только более сложный. И как обычно, из-за глупости и внутренних распрей люди не слишком дружелюбно относятся к пришельцам, и важное сообщение остается непонятым. «Прибытие», надо сказать, отсылает к картине Фрэнсиса Копполы «Молодость без молодости» (2007), где талантливый лингвист-компаративист Доменик Маттеи пытается реконструировать единый человеческий праязык. В «Прибытии», чтобы спастись, нужно расшифровать послание из будущего, в «Молодости без молодости» – из прошлого, чтобы обрести бессмертие.

Такой кинематограф нам говорит, что мы продолжаем жить в ожидании: неизвестного, непознанного, опасного, и в этом плане мы мало чем отличаемся от людей прежних эпох. Заметьте, у всех научно-фантастических фильмов о будущем есть, по крайней мере, одна общая проблема: как нам выжить? И что мы сами, и никто иной, повинны в таком опасном будущем. С этой точки зрения, нынешняя поп-культура оказывается очень близкой и понятной, скажем, людям конца XII века, когда страх перед концом света достиг своего апогея (по Европе прокатился массовый психоз, ведьмы, шабаши и т. п.). Прошло семьсот лет, сегодня страх перед концом света не меньший, и справляемся мы с этим страхом не лучше, чем люди позднего Средневековья.

И.В-Г. А социальные утопические проекты уже закончились? Пусть не авторские, как у Платона или Мора, а коллективные. Построение очередного идеального государства, создание идеальной корпорации или массовый вывоз людей на Марс, как советует Стивен Хокинг.

А.Н. Думаю, Хокинг сам бы не отправился на Марс, ему бы там стало скучно… Неверно думать, как некоторые ультрареалисты, что время утопий прошло. Мы живем в них и сегодня, и даже более того: именно сегодня у нас ничего нет, кроме утопии. Вы упомянули корпорации. Хотя современные корпорации, вроде Майкрософта, это скорее утопии наполовину, потому что, даже если кто-то и мечтает в них попасть, он целиком остается в локальном здесь и сейчас. Корпорации такого рода привязаны ко времени еще больше, чем пирог в духовке, стоящей на таймере. Они продают вам время, которое прежде у вас же забирают. Поясню. Когда вы покупаете очередной продукт такой корпорации, скажем, новую версию Windows, вы, хотите того или нет, покупаете время до следующей версии. Следующую версию вы тоже приобретете, чтобы ваши документы не превратились в мусор, и т. д. Однако каждая новая версия Windows не дает вам по существу ничего нового, и ее качество отнюдь не всегда лучше предыдущей, но вы уже привязаны к этой смене софтового продукта как плодовая мушка к циклу дня и ночи.

Приведу другой пример социальной утопии: мировая финансовая система. Вкратце, произошло следующее: в 1913 году президент США Вудро Вилсон подписал закон «О Федеральном резерве», на основании которого был создан резервный банк, что явилось следствием «Закона Олдрича-Врилэнда», который в свою очередь был ответом на банковский хаос 1907 года. По сути, закон, подписанный Вилсоном, давал резервному банку эксклюзивное право на печатание долларов. Нельсон Олдрич, представивший свой план еще в 1911 году, видел Национальную Резервную Ассоциацию с пятнадцатью филиалами, контролировать которую будет совет директоров, состоящий преимущественно из банкиров. Не напоминает ли Вам это греческий тетра-козий (твтракбоюг) – «совет четырехсот», когда прибывший в 411 г. до н. э. Пейсандр сумел добиться отмены ряда демократических институтов и ввести олигархическое правление, передав всю власть в руки этого самого тетракозия.

По плану Олдрича, Резервная Ассоциация могла бы предоставлять особые кредиты банкам-подельникам, печатать деньги и играть роль фискального агента правительства. Сразу этим реформам было не суждено осуществиться из-за сопротивления прогрессистов, которых оказалось большинство в республиканской партии. Демократ Уильям Брайн, будущий госсекретарь при Вилсоне, озвучил общие сомнения на сей счет, сказав, что это путь к тотальному контролю через контроль народных денег. Сам Вилсон искренне придерживался этой же точки зрения, заверив избирателей, что никогда не пойдет на создание такого финансового жандарма в собственной стране. Однако интеллигент Вилсон, профессор, специалист по политической истории[41], плохо разбирался в банковских делах и должен был полагаться на мнения экспертов, таких, например, как Картер Гласс. Он-то и предложил президенту создать региональные резервные банки, управляемые частным образом, которые бы брали на себя функции центрального банка, а именно, держали бы часть резервной валюты и выпускали деньги в обмен на золото и проч. Политики часто используют идеи своих оппонентов, и Вилсон, восхитившийся идеей Гласса, решил кое-что добавить от себя: необходим, сказал он, некий ЦК, который бы контролировал работу региональных банков. Это и было фактическим принятием плана Олдрича. Впоследствии Вилсон сожалел, что сделал, но так или иначе именно он узаконил очень ограниченный класс людей, стоящих над государством, которое называется Соединенные Штаты Америки.

Кто-то может объяснить это исторической неизбежностью (такое объяснение будет слабым), а существование федерального резервного банка практической необходимостью, но интересно другое: резервный банк, как никакой писатель или мыслитель, стал производить утопию и производит ее каждый день. Утопия, которая держится на вере в справедливость и добрую волю тех, кого народ избрал в качестве своих представителей. Принцип работы этой банк-утопии довольно прост, он основан, если одним словом, на долговых расписках. Когда правительство расходует свои деньги, а они