Гончие Лилит - Кристина Старк

Глава 15

Я мчала на машине по каким-то улицам, не разбирая дороги. Только не плачь. Тебе нельзя плакать. Потому что если начнешь, то не сможешь остановиться никогда.

– И приятного легкого вечера всем, кто коротает время с «Фолк-Эф-Эм»! В Эл-Эй восемь вечера, а в нашем хит-параде на очереди группа «Гражданские войны» с композицией «Хребет дьявола»…

О Боже, о Боже, что я натворила! Я влюбилась в беглеца. О Боже, о Боже, молю тебя, пожалуйста, не забирай этого грешника у меня[35]…

Я ударила рукой по кнопкам аудиосистемы, не желая слышать голос певицы. Но он продолжал звучать, заполняя салон – отчаянный, чистый, удушающе красивый:

О Боже, о Боже, что я делаю? Я влюбилась в того, в ком нет ни частицы святого. Дьявол взрастил его на своем хребте. О, я просто хочу забрать его с собой!

Я принялась лупить рукой по кнопкам, желая выключить радио, но что-то, черт побери, сломалось. Оно не выключалось. Музыка рыдала в салоне моей машины. С моей душой на пару.

Награди меня этим бременем, этой виной! О, скольких Богородиц еще мне молить? Мне все равно, виновен он или нет. Он прекрасен, он ужасен – и он все, что у меня есть! О Боже, о Боже, молю тебя, пожалуйста, не забирай этого грешника у меня. Не забирай его у меня…

Оставив попытки выключить радио, я опустила стекла, чтобы гул ночного города заглушил голос певицы, потом просто сдалась и съежилась в комок. Моя любовь разрушила меня, а музыка доломает то, что осталось…

Но это уже не важно. Главное – теперь Лилит найдет ее. Она никогда не бросает слов на ветер. Лилит найдет пострадавшую девушку и поможет ей. Как когда-то помогла мне. Одной спасенной душой больше. А также…

Одним ребенком больше.

Чудесным ребенком от Сэма Гарри Оушена, с такими же ясными серыми глазами и русыми волосами…

Меня затрясло так, словно я наступила на оголенный провод под напряжением. Я ударила затылок о сиденье. Еще раз. И еще. Боль физическая может заглушить боль душевную. Только нужно удариться сильнее. Не жалей себя, Скай. Потом, когда будешь сидеть на дальней скамье в церкви во время крещения его ребенка, будет в миллион раз больнее…

Нет.

Меня не будет на этих крестинах. Есть вещи, с которыми моя психика точно не справится. Например, ребенок Боунса и – я с силой сжала руль – другой женщины.

Впереди показалась развилка дорог. Налево – к гостинице, где остановилась вся свора. Там уже поджидает лаборант, который поместит «пыльцу дьявольского цветка» в бокс с жидким азотом и повезет ее в Пасадену, в одно из дочерних отделений «Мальтезе-медикал». Направо – в противоположную от гостиницы сторону.

Что выберешь, Скай?

И все-таки самые ужасные решения в своей жизни я приняла после долгих мучительных раздумий. А самые лучшие, которые изменили всю мою жизнь – мгновенно. Я резко крутанула руль вправо. К черту! К черту! Не могу представить ребенка Боунса на руках у другой женщины. Кем бы он ни был. Убийцей, монстром, дьяволом. Его ребенка не будет растить никто другой, кроме него самого!

Я схватила с пассажирского сиденья свой клатч, в котором между записной книжкой и засыхающим цветком водяной лилии лежал презерватив стоимостью двести тысяч долларов, и вышвырнула его из машины. За моей машиной раздался сигнальный гудок, кто-то резко затормозил, кто-то замигал аварийками, кто-то вывернул к обочине. Я смотрела в зеркало заднего вида и молчаливо извинялась.

Тише, тише, Полански, сбавь скорость. Рано становиться донором…

И тут смутная тревожная мысль царапнула коготком по моим нервам. Что-то связанное с донорством органов после смерти, о чем я говорила с Боунсом, а позже с Лилит.

Пот выступил у меня на лбу, когда я наконец ухватила за хвост ускользающую мысль. Я никогда не говорила с Лилит о том, что она назвала моим «благородным порывом»! О донорстве я говорила только с Боунсом. Этот разговор произошел в кабриолете, когда мы ехали с пляжа, и я больше никогда и ни с кем не говорила ни о чем подобном!

Мысли вихрем закружили у меня в голове. Что, если в машине был жучок? Что, если жучки были везде: в «мерсе», в доме, в саду, в гараже? Но зачем ей столь тщательная прослушка, если Боунс – легкая добыча? Если Лилит, по ее же словам, могла послать к нему любую гончую, и та бы наверняка вернулась не с пустыми руками?

А что если все это не сойдет мне с рук? Что если я поплачусь за то, что вернулась ни с чем? Что скажет Лилит, как только я объявлю ей о своем бунте? Ведь это бунт! К последствиям которого, признаюсь честно, я не была готова. Инстинкт самосохранения завопил во мне пожарной сиреной: «Говори ей что угодно, только не правду! Бунтуй сколько угодно, но не в открытую!» Мне потребуется убедительное объяснение, почему я вернулась от Боунса с пустыми руками. Мне нужен надежный способ выиграть немного времени и разобраться, что делать дальше. Например…

Немного шумихи и слегка поцарапанная машина. Небольшая – совсем несерьезная – авария. «Лилит, я понятия не имею, куда делся мой клатч! Должно быть, кто-то спер его после аварии ради нескольких баксов! Мне так жаль! Я такая растяпа!»

Я набрала воздуха в легкие и направила машину к боковой ограде моста. Меньше скорость, еще меньше, еще меньше… Мне казалось, я рассчитала все: скорость машины, безопасный угол для столкновения, но что-то пошло не так. Удар оказался такой силы, что машину развернуло на сто восемьдесят градусов, а лобовое стекло разлетелось вдребезги. Лента ремня безопасности врезалась в тело, но меня это не уберегло. То ли голова ударилась о боковую панель салона, то ли панель ударила меня в голову – не могу сказать наверняка. Я потеряла сознание раньше, чем успела понять, что к чему.

* * *

– Ничего серьезного. Просто небольшое сотрясение. Через день-два можете ее забрать.

Серый мрак. Везде. Всюду.

– Ваша невеста когда-нибудь употребляла наркотики?

– Не думаю, – слышу я голос, который обволакивает меня, как шелковый кокон обволакивает куколку бабочки. Теплый, бархатный. Знакомый и чужой одновременно.

– Дело в том, что у нее в крови были найдены следы сильнодействующих препаратов. Мы обязаны передать эту информацию полиции. И было бы куда лучше, если бы эти препараты были ей официально прописаны. Вы понимаете, о чем я?

– Понимаю. Какие именно вещества? Какой же у него красивый голос…

– Транквилизаторы в больших количествах.

– Мне ничего не известно о том, что она могла принимать, доктор. К сожалению.

Стук шагов. Звук закрывающейся двери. Я приоткрываю глаза, и зрачки режет полоска ослепительно-яркого света. Мне приходится долго и часто моргать, пока наконец глаза приспосабливаются и я начинаю различать очертания комнаты. Белый прямоугольник потолка, точечное освещение, яркий солнечный луч, косо падающий на стену.

Я приподнимаю голову и осматриваюсь. Рядом с моей кроватью, запустив пальцы в волосы и глядя в пол, сидит человек, которого я едва узнаю. Настолько усталым, даже изможденным он выглядит. Я кладу руку на его покрытое татуировками предплечье, и он вздрагивает. Теперь я вижу его глаза и выдавливаю из себя улыбку, но он не улыбается в ответ. Глаза холодны, как зимнее море. Линия губ – прямая, как будто прорезана скальпелем.

– Это все, что ты пожелала сказать мне перед исчезновением? Серьезно? – Боунс кладет на прикроватный столик бумажный комок. – «Прости» на клочке бумаги?

Я едва узнаю его голос. В нем больше нет ирландского акцента.

– Ты говоришь без акцента, – шепчу я.

– Самое время это обсудить, – замечает он с досадой.

– Но это странно…

– Дорогая, я живу в Штатах уже десять лет. И обычно говорю так, как говорю сейчас. А ирландский акцент достаю из шкафа и сдуваю с него пыль только в компании близких мне людей, – холодно поясняет Боунс.

Мои ладони увлажняются, когда истинный смысл его слов доходит до меня: я больше не вхожу в круг близких ему людей. Вот что значит отсутствие акцента.

Боунс встает, словно ему становится неприятно находиться вблизи меня, и отходит к окну.

– Я искал тебя всю ночь. Ведь влюбленные девушки не сбегают, не попрощавшись. Я был уверен, что тебя похитили, пока не раздобыл записи с камер наблюдения в парке. И тогда выяснилось, что ты ушла сама. Никто не набросил тебе мешок на голову. Ты в самом деле ушла сама. Пока я барахтался посреди озера в городском парке, выбирая для тебя долбаный цветок…

– Прости…

– Не извиняйся, черт побери! От твоих извинений мне ни холодно, ни жарко. – Боунс резко поворачивается ко мне, и я внезапно замечаю, какой он бледный. – Все это время я позволял тебе хранить в тайне, кто ты и как оказалась в Саймонстауне. Потому что каждый имеет право на секрет. До поры до времени. Я не понимал, какую цель ты преследуешь, но позволял тебе лгать о многих вещах: о твоем настоящем имени, о твоей работе, о том, откуда ты прилетела…