Затерянные во времени - Юлия Ветрова

ценное, она почему-то не слишком верила. Развалины были развалинами, не больше, а в голове без конца крутились строчки старых стихов: «Оставьте мёртвыми мертвецов…»*.

Но после стольких лет поисков не закончить их ничем она не могла.

Инэрис задумалась о том, как могла бы выглядеть эта древняя колония, не выдержавшая конкуренции с молодым населением древней Земли. В голове всплыли давно забытые очертания висячих садов Нимеи и хрустальных дворцов Селесты. От непрошенных образов стало грустно, и Инэрис опустила голову, не желая больше смотреть вдаль.

А через секунду ощутил на плечах мягкие руки — не узнать их было нельзя.

Инэрис сжала ладонь Нолана и чуть повернула голову, вглядываясь ему в глаза.

— Всё будет хорошо, — сказал Нолан.

Инэрис повела плечом и, сбросив его руки, отошла к борту корабля.

— Всё будет хорошо, — согласилась она и снова повернулась к Нолану лицом.

— Иса… Я хотел спросить… что будет потом?

— Потом?

— Да. Когда мы её найдём.

— Потом мы узнаем, что никакого эликсира нет. Есть только камни и старые развалины. Ты пополнишь запасы знаний и притащишь домой пару десятков свитков, чтобы снова заняться своим исследованием.

— Я не об этом. Что будешь делать ты?

Инэрис пожала плечами.

— Опять уйдёшь?

Инэрис посмотрела на океан, медленно проплывающий за бортом.

— Подумала вот, не пойти ли служить во флот.

— Ты не уйдёшь… с ним?

Инэрис замерла, а затем сжала пальцы в кулак. Этот вопрос она боялась задавать даже про себя. Что она будет делать, если сможет покинуть эту планету? Что она будет делать там, в бесконечности космоса, где правят бал незнакомые ордена и незнакомые люди, и нет ничего, что бы он знала?

— Он не зовёт, — сказала Инэрис, стараясь говорить спокойно.

— Позовёт.

Инэрис облизнула губы.

— Я много лет об этом мечтала.

Инэрис крепче сжала кулак и ударила им в борт корабля.

— Меолан, он оттуда, — выдавила она, снова поворачиваясь к Нолану. — Из Империи, понимаешь? Я сказала, что он такой, как мы, но ведь это не так. Ты — другой. Ты человек, пусть и превзошедший всех, кто родился в одно время с тобой. А мы…

— А вы — боги, — выплюнул Нолан и тоже сжал кулак.

— Нет, — Инэрис покачала головой и горько улыбнулась. — Мы… Мы те, кто видел смерть мира, в котором родились. Мы те, кто знали мир, которого не будет уже никогда. Мы не выше… Просто мы другие, Меолан. И я не знаю, есть ли ещё такие, как я. Кроме него.

— Всё дело в этом? — спросил Нолан уже спокойно.

— Я не знаю, — Инэрис опустила лицо вниз, так что волосы накрыли её глаза волной, и покачала головой.

— Иса, — Меолан коснулся пальцами её щеки, заставляя вновь посмотреть на себя. — Я хочу, чтобы ты знала. Я люблю тебя. Мы одинадцать лет прожили в одном доме, а у меня всё… руки не доходили сказать. Может, в этом моя ошибка?

Инэрис покачала головой.

— Я не знаю… — сказала она уже совсем тихо.

— Просто решил, что ты должна знать. Если всё-таки решишь уйти.

Нолан развернулся и неторопливо двинулся в сторону кают, а Инэрис долго ещё стояла и смотрела ему вслед.

Глава 18. Сеанс связи

Погода почти всё время стояла солнечная, и большую часть времени дул попутный ветер.

В первые дни Дезмонд пытался больше времени проводить на палубе — каюта с её тесными стенами и раскачивающимся потолком навевала на него тоску.

Закрытых пространств Дезмонд не любил никогда. Даже в те времена, когда в распоряжении его находился всего один разбитый корвет, Дезмонд тяготился теснотой и старался обвесить все стены плакатами, изображавшими звёздное небо — так, по крайней мере, ему удавалось поверить в простор, хотя и бесконечную удушающую даль безвоздушного пространства он любил не слишком.

Дезмонду нравилось действие. Нравились люди. Нравилась бурлящая кругом жизнь. Здесь же, на корабле, людей было мало — и движения ещё меньше.

На третий день путешествия он застал на корме троицу матросов, распивавших ром. Время было уже позднее, и Дезмонд быстро понял, что делом они заняты запрещённым.

Принимать в компанию чужака матросы поначалу не хотели, но после небольшого обмена любезностями и вступительной драки успокоились и согласились с тем, что наниматели тоже люди.

Некоторое время он развлекал себя вечерами в компании матросов, но и это не приносило облегчения. Он скучал по Инэрис, которая теперь целыми днями торчала на носу и сверяла какие-то карты с равномерной синью горизонта.

Говорить с ней Дезмонд не хотел. Конечно, Инэрис вовсе не была обязана ему какими-то объяснениями, но всё же новости о том, какую роль играл в её жизни Нолан — а роль это явно была велика — Дезмонд воспринял как предательство.

На берегу они ещё общались вне общих собраний, да и то никогда больше не разговаривали так откровенно, как в тот день на пароме. На борту же всё их общение свелось к мрачным приветствиям и скупым обменам информацией — да и обмениваться, по большому счёту, было нечем.

Дезмонд всё обдумывал фразу, сказанную Инэрис в один из последних их дней в Неаполе. «Теперь мне нужна правда». Какую правду Инэрис хотела услышать — Дезмонд не знал.

Сам он, конечно, подумывал о том, что нужно как-то ввести Инэрис в курс дела, объяснить, кто такие Терс Мадо и какие перспективы ожидают её, если она улетит с Дезмондом. И хотя алгоритмы таких инициаций давно уже были отработаны, а каравелла, тихо идущая по волнам, казалась лучшим из возможных мест для такого разговора, Дезмонд всё никак не мог начать разговор.

Никогда в жизни ещё ему не было так трудно делать свою работу. Он не боялся ничего — ни инквизиции, ни смерти, ни того, что его сочтут сумасшедшим. Только теперь почему-то мысль о том, что неудачный разговор может привести к отказу, заставлял Дезмонда молчать.

Инэрис, в свою очередь, поглядывала на него с холодком, и от того желание начинать разговор не становилось сильнее.

— Что ты будешь делать, когда мы найдём Атлантиду? — спросил он как-то, решив всё же завязать разговор.

— Если мы найдём, — поправила его Инэрис.

Они сидели на носу корабля, на излюбленном месте Инэрис, и та рассеянно делала какие-то пометки на карте.

— Мы найдём. Но дело не в этом. Что ты будешь делать потом?

Инэрис откинулась на борт корабля, подставила бледное лицо солнечным лучам и закрыла глаза. Какое-то время она молчала.

— Знаешь, — сказала она наконец, — я уже столько времени её ищу, что