Этюд в сиреневых тонах - Тиана Соланж

Лету. Сейчас оба состоявшихся мужчины, которые занимаются тем, что им нравится, и делить им уже нечего, но привычка не распространяться о родстве не искоренилась за это время. Мать счастлива в браке, а Андрей Ильич хоть и не стал родным отцом, но дал ему многое. В том числе, опору и воспитание. Настоящее, мужское. И Север благодарен ему за все, ведь именно отчим убедил мать рассказать о настоящем отце, а потом и настоял, чтобы Северин начал его поиски. Мама, конечно, была категорически против, потому что до сих пор не простила тому исчезновение из их жизни. Слишком любила. Слишком доверяла. Все… слишком!

Север знал о нем не слишком много, только, что могла рассказать ему мама. Имя, фамилию не знала, или не захотела узнать? Возраст… ему примерно за пятьдесят, потому что к ним он приехал на практику в деревню. Искала она его потом по этой скудной информации, но оказалось, что имя принадлежало совсем другому парню, а этого… так и называла тем именем, под которым знала. Из-за этой истории ей и бабушке пришлось спешно уезжать из своей деревушки далеко на Север, где он и родился.

Все это она рассказала ему, когда Северу было чуть больше двенадцать лет, и Север с тех пор просто бредил поисками настоящего отца. Мать отговорила, не отпустила. Да и где бы он его искал?! И кого? А потом в их жизнь вошел, нет, ворвался Андрей Ильич, буквально штурмом беря крепость по имени Таисия. Не устояла, как ни пыталась. И Северу тоже пришлось уступить, как бы ни пытался и не отстаивал их свободу.

Отчим сам отвел его в секцию бокса, в которой тренером был его друг. И завертелось. Тренировки, спарринги, снова тренировки. Север втянулся, ему нравился бокс. Для него даже в комнате повесили грушу, чтобы не расслаблялся. Сначала приняли в районную команду, затем в областную. Следующим шагом стала Школа олимпийского резерва, поступить туда было очень сложно, но он смог. И там его заметили, наконец. И понеслось… Сборы, соревнования, победы и поражения, но он не сдавался, упрямо шагая к своей цели. Он мечтал вырваться из той среды, где был вынужден постоянно что-то кому-то доказывать. Ну, и цель найти отца тоже не оставлял. Он сделал себя сам. Сам добился того, что стал первым. Тренировки до последней капли пота, бои до последней капли крови — разве, что не буквально.

А потом случилась она… любовь. Как ему тогда казалось — первая и последняя, большая и светлая. С мечтами о совместном будущем с ней. Друзья не отговаривали, но просили не торопиться, а он упрямо шел к своей цели. Предложение и совместный быт через неделю знакомства — тогда все казалось правильным. Он даже уже придумал имена их детям, непременно всем троим, и уже в мечтах катал на спине внуков или укачивал их, сидя в кресле-качалке в саду его матери. А она… она мечтала о карьере модели и уж точно не о детях. Новая шубка, машина, круче, чем у подружки, которую, правда, разбила в первую же поездку. Квартире, которую он купил на свой выигрыш в первом серьезном бою.

«А как без пышной свадьбы, Север?» — недоуменно произнесла его любовь, стоило ему заикнуться, что он хочет уйти из спорта. Ведь на пятки уже наступали молодые и наглые. Не успел. Может, и к лучшему? Скосила непонятная болезнь, которая тут же показала, кто и чего стоит. Бесконечные больничные коридоры, осмотры, анализы, опостылевшая койка в безликой палате. Диагнозы, которые то подтверждались, то снова опровергались. И она, появляющаяся все реже и реже. Слезы матери, которая сутками находилась рядом, укор в глазах друзей и родных, стоило Марине заявить, что она… устала. Устала его ждать. Сначала с тренировок и сборов, потом, когда он выйдет из больницы. Надоело прозябать в «нищете», так как все средства уходят на его клиники и лечение. И ей хочется «жить, а не существовать рядом с калекой» и она… влюбилась, беременна.

Вот последнее и добило его. Как и врачебный диагноз, что жить ему не более года-полутора, и то, если не найдется донор сердца. Это единственное спасение для Севера. А очередь на операцию, да и на донорский орган, настолько велика, что он просто не доживет. Это стало последним гвоздем в крышку его гроба, который он, к слову, себе уже заказал, несмотря на то, что мать, узнав об этом, упала в обморок и несколько дней потом с ним не разговаривала.

И только отчим, нет, пора признать — отец — верил в него и говорил, что Зарницкие не сдаются. Рассказывал, как его дед в одиночку выходил из окружения немцев, а потом ему в сорок пятом вручали медаль, выданную «посмертно». Да и сам Андрей, воевавший в Афгане и потерявший там ногу, говорил, что полз к «своим» три дня, но не сдался. И он, Север, не имеет права сдаваться.

«Мы еще повоюем, сын, — хлопнул он его тогда по плечу, — а что взять с бабы… слабый пол, и вот…», — зыркнул на плачущую жену и замолчал. И только ради матери и отца он согласился поехать к сводному брату, который на тот момент работал в частной клинике в Питере, и пройти обследование уже там. Диагноз, как и время, отпущенное ему, подтвердились, но шанс все же дожить до операции был, и Северин согласился остаться. Да и возможностей отыскать биологического отца тут было больше, ведь мужчина не оставил свою мечту найти его и посмотреть этому предателю в глаза. Казалось, это стало его навязчивой идеей, особенно, когда он, наконец, нашел ниточку, ведущую к нему.

Мечты мечтами, но если бы не ребята, которые помогли ему тут устроиться и открыть свое дело, возможно, он давно бы уже был в могиле. Расставание с Мариной сократило его «время» вдвое, но любимое дело спасало его в череде серых будней. Вместе они активно развивали свои бизнес, специализирующийся на рекламе в интернет-пространстве. Они помогали продвигать товары мелким компаниям, раскручивали сайты туристических фирм или магазинов, занимающихся интернет-продажами. В общем, он окунулся в привычную атмосферу, где мог на некоторое время забыть о времени и болезни. Правда, иногда друзьям приходилось едва ли не за шкирку вытаскивать его из-за компьютера и выпинывать на улицу, ведь соблюдение режима, назначенного врачом, никто не отменял.

И тогда Север снова уходил на тот мост, облюбованный в одну из прогулок. В этом месте ему хотелось подумать о чем-то, кроме своей