Каменный убийца - Луиз Пенни

– Вы не собираетесь отвечать?

Гамаш внутренне улыбнулся:

– Вы ждете от меня ответа? Сумасшествие – это отрыв от реальности, это создание собственного мира и жизнь в нем.

– Верно, хотя иногда это самое здравое поведение. Единственный способ выжить. Это делают униженные люди, особенно дети.

«Откуда ему это известно?» – подумал Гамаш.

– Они сошли с ума, – сказал Финни. – Это не всегда так уж плохо. Но есть еще одно выражение, которое мы используем для описания сумасшествия.

Какое-то движение, порхание слева привлекло внимание Гамаша. Он повернул голову в ту сторону и увидел, как по лужку несется Бин. «Убегает?» – подумал Гамаш. Но секунду спустя он понял, что Бин не убегает и вообще не бежит.

– Говорят, что человек выжил из ума, – сказал Финни.

Ребенок галопировал, как конь, а за его спиной развевалось – порхало – купальное полотенце.

– Морроу сумасшедшие, – продолжал Финни. Он либо не замечал ребенка, либо привык видеть его в это время. – Потому что они выжили из ума. Они живут в собственном мирке и не обращают внимания ни на какую другую информацию.

– Питер Морроу талантливый художник, – сказал Гамаш. – Невозможно быть хорошим художником, если ты потерял связь с реальностью.

– Он талантливый, – согласился Финни. – Но насколько лучше он бы стал, если бы прекратил думать и начал просто жить? Начал слушать, воспринимать запахи, чувствовать?

Финни отхлебнул остывший кофе. Гамаш знал, что ему пора вставать, но медлил; ему нравилось быть в обществе этого необыкновенно уродливого человека.

– Я помню, как в первый раз я намеренно убил живое существо.

Это заявление было столь неожиданным, что Гамаш посмотрел на сморщенного старика, пытаясь понять, почему он сказал это. Берт Финни корявым пальцем указывал на мысок. Его огибала лодка с рыбаком, который в тишине раннего утра забрасывал блесну.

Уиу. Шлёп. И далекое потрескивание, как часы в номере Марианы, – рыбак крутил спиннинг.

– Мне было лет десять, и мы с братом пошли стрелять белок. Он взял ружье отца, а мне досталось его ружье. Я часто видел, как стреляет отец, но мне он никогда этого не позволял. Мы улизнули из дому и побежали в лес. Было такое же, как сегодня, утро, когда родители спят, а дети учиняют какое-нибудь озорство. Мы протиснулись между деревьями и упали на землю, делая вид, что участвуем в сражении с врагом. Окопная война.

Старик пошевелился, воспроизводя движения почти восьмидесятилетней давности.

– Потом брат шикнул на меня и показал, куда смотреть. У основания дерева играли два бурундука. Я поднял ружье, прицелился и выстрелил.

Уиу. Шлёп. Тик-тик-тик.

– Я в него попал.

Берт Финни посмотрел на Гамаша, его глаза словно взбесились – стреляли туда-сюда. Трудно было представить, что этот человек может кого-то убить.

– Мой брат радостно вскрикнул, и я возбужденно бросился вперед. Я был очень горд. Мне не терпелось все рассказать отцу. Но я не убил бурундука. Тяжело ранил – это было понятно. Он верещал и царапал лапой воздух, потом перестал и только похныкивал. Я услышал какой-то звук и повернулся. На меня смотрел другой бурундук.

– И что вы сделали? – спросил Гамаш.

– Выстрелил еще раз. Убил его.

– И после этого вы никого не убивали?

– Да, долгое время – никого. Мой отец был расстроен, потому что после этого я уже не хотел ходить с ним на охоту. Я так и не сказал ему почему. Наверно, нужно было продолжать.

Они смотрели на человека в лодке. Гамаш догадался, что это тот самый человек, который живет в доме по другую сторону озера.

– Но в конечном счете я убил еще раз, – сказал Финни.

Потом они снова увидели, как скачет Бин – теперь уже в сторону леса.

– «Я вырвался из мрачных уз земли»,[69] – продекламировал Финни, глядя, как в последний раз вспорхнуло полотенце, прежде чем исчезнуть в лесу.

– Эти узы мрачные? – спросил Гамаш.

– Для кого как, – ответил Финни, продолжая смотреть туда, где исчезло полотенце.

Удочка рыбака внезапно выгнулась дугой, и лодка чуть накренилась, когда рыбак удивленно наклонился на своем сиденье и начал крутить ручку спиннинга. Леска протестовала, издавая визжащий звук.

Гамаш и Финни наблюдали, посылая рыбе мысленный сигнал: дерни головой в нужную сторону, сорвись с крюка, вонзившегося в твой рот.

– Вы хорошо знали Чарльза Морроу?

– Он был моим лучшим другом, – сообщил Финни, неохотно отрывая взгляд от рыбака, боровшегося с рыбой. – Мы вместе учились в школе. Есть люди, с которыми теряешь связь, но у меня с Чарльзом сохранилась. Он был хорошим другом. Дружба для него имела значение.

– Каким он был?

– Сильный человек. Знал, чего хочет, и обычно добивался этого.

– А чего он хотел?

– Денег, власти, престижа. Ничего необычного. – Финни снова повернулся к рыбаку и его выгнутому удилищу. – Он много работал и создал сильную компанию. Вообще-то, если быть точным, возглавил семейную компанию. Это была небольшая, но уважаемая инвестиционная фирма. Но Чарльз сделал из нее нечто иное. Пооткрывал отделения по всей Канаде. Он был одержимым.

– Как она называлась, его фирма?

– «Морроу секьюритиз». Я помню, как-то раз он пришел на работу, смеясь, потому что маленький Питер спросил у него, где его пистолет. Он думал, что его отец работает охранником. И был очень разочарован, когда узнал, что это не так.

– И вы работали на него?

– Всю жизнь. В конечном счете он продал компанию.

– Почему не передал ее детям?

Впервые Берт Финни слегка поежился.

Рыбак перевешивался через борт лодки с сачком в руке, чтобы подхватить им рыбу.

– Полагаю, он хотел оставить им фирму, но не думал, что кто-то из них годится для роли управляющего. У Питера слишком сильное воображение, это убило бы его – так говорил Чарльз, хотя и считал, что Питер не прочь попробовать. Ему нравилась преданность этого сына, его готовность помогать. Он был очень добрым мальчиком, Чарльз это всегда говорил. Джулия уже уехала в Британскую Колумбию и собиралась выйти за Мартина. У Чарльза почти не было времени на мужа несчастной Джулии. И какой же оставался выбор? Мариана? Да, он думал, что со временем ей это будет по силам. Он всегда говорил, что из всех детей у нее лучший ум. Возможно, не лучшие мозги. Но ум – лучший. Однако она была занята – развлекалась.

– А Томас?

– Да, Томас. Чарльз считал, что он умный и осторожный. Оба этих качества важны.

– Но?..

– Но он считал, что парню чего-то не хватает.

– Чего?

– Сострадания.

Гамаш удивился:

– Сострадание, мне кажется, не самое важное качество, какое требуется от управленца.

– От управленца – да, но от сына – дело другое. Чарльз не хотел такой близости с Томасом.

Гамаш кивнул. Наконец-то ему удалось выудить это из Финни, но, может быть, старик этого и хотел от Гамаша – чтобы тот задал ему такие вопросы? Не по этой ли причине Финни и пришел сюда? Чтобы навести мысли старшего инспектора на Томаса?

– Когда умер Чарльз Морроу?

– Восемнадцать лет назад. Я был при нем. Когда мы доставили его в больницу, он был уже мертв. Инфаркт.

– И вы женились на его жене.

Гамаш хотел, чтобы это прозвучало нейтрально. Не как обвинение. Это и не было обвинением – обычной констатацией. Но еще он знал, что виноватый ум – плохой фильтр, он слышит и то, что не было сказано.

– Да. Я любил ее всю жизнь.

Они оба смотрели на рыбака, у которого в сачке что-то извивалось. Оно было увесистым и поблескивало. Наконец рыбак осторожно вытащил крючок изо рта рыбы и поднял ее за хвост.

Гамаш улыбнулся. Человек, живущий по другую сторону озера, собирался отпустить рыбу. Блеснула серебристая чешуя, и голова рыбы с силой ударилась о борт лодки.

Рыбак убил ее.

Глава двадцатая

Арман Гамаш оставил Берта Финни на пристани в кресле-лежаке. Выйдя на лужок, старший инспектор оглянулся – не появится ли скачущий ребенок. Но вокруг царили тишина и спокойствие.

Его часы показывали половину восьмого. Возможно, Бин уже в «Усадьбе»?

Гамаш и поднялся в такую рань: чтобы выяснить, почему Бин поднимается так рано. Но он потерял ребенка из виду, предпочтя разговор с Финни. Правильное ли это было решение?

Гамаш повернулся спиной к гостинице и пошел по тропинке, которая петляла, то уходя в лес, то снова появляясь на полосе вдоль берега озера. Было тепло, и Гамаш даже без прогнозов метрдотеля знал, что будет жарко. Не удушающе жарко и влажно, как до грозы, но все-таки жарко. Озеро сверкало на солнце, ослепляя Гамаша, если он слишком долго вглядывался в воду.

– Мечтай, мечтай, – пропел тоненький голос в лесу.

Гамаш посмотрел в ту сторону пристальнее, приспосабливая взгляд к относительным сумеркам лиственного леса.