Кровь и Пламя - Максим Вишневенко

найдут… — он покачал сокрушённо головой, — А сейчас… — юноша повёл плечами и аккуратно сел на кровати, — Нам нужно выбираться отсюда.

— Я не знаю, как это сделать, — нахмурилась девочка и шмыгнула носом — Они убили Брунгильду, а она была сильнейшей ведьмой Германии. А я даже не знаю заклинаний.

— Я тоже, — пожал плечами Рудольф, и встал на кровати.

Он дотянулся до края окна, ощупал стекло, постучал по нему:

— Может, разбить получится?

— А если они услышат?

Юноша не успел ответить, за дверью раздались тяжёлые шаги и лязгнул замок.

****

(19 августа)

Али Демир сидел на подушках в полутёмной комнате, где обычно принимал посетителей Хаким. Сидел по-турецки и потягивал кофе из миниатюрной чашки, то и дело усмехаясь своим мыслям. Напротив него в полумраке время от времени разгорались угли кальяна и появлялся сизый дым.

Али огладил свою бороду и попытался разглядеть в темноте за кальяном человека, но его словно там и не было.

— О, Хаким-бей, верно ли я понимаю, что к нам пришли посланники от нового Канцлера?

— Верно, — угли зашипели, и из темноты показалось облачко дыма, — Вильгельм Эрнст уравнял нас всех в правах с немецкими волшебниками.

— О, Хаким-бей, неужели ты хочешь мне запретить действовать? — улыбка Демира стала хищной.

— Али, ты помнишь наш разговор? — в бархатном голосе Хакима прозвучала угроза.

— Да, — тот кивнул и снова огладил бороду.

— Тогда я задам лишь один вопрос, ты хорошо подумал?

— Я намерен показать нашу силу, — Али Демир отпил кофе, — Только сильный достоин править.

— Последствия, — снова зашипели угли и показалось облако дыма, — Ты осознаёшь последствия своих деяний? Мало просто показать силу, нужно это сделать правильно. Твой прошлый показ силы вообще никто не заметил.

— Заметили, — нахмурился турок, — Все заметили! — он хлопнул ладонью по подушке, лежащей перед ним. Чашка на подносе подпрыгнула и перевернулась, разлив кофе.

— Молодость, — голос Хакима презрительно фыркнул.

— Даже если ты мне запретишь, я всё равно это сделаю! — юноша повысил свой голос и вскочил на ноги, — Они будут трепетать от ужаса только при одном упоминании обо мне!

— Я хочу сделать так, чтобы наши братья и сёстры мирно жили на этой земле, — голос Хакима был совершенно спокойным, — Я пришёл сюда созидать. Ты же, мальчишка, хочешь залить эту землю кровью, совершенно не думая, каково будет на ней жить нашим братьям.

— Кровью и огнём, — гневно произнёс его гость, — Я хочу сжечь эту землю, чтобы на пепелище мы все построили новый мир!

Хаким появился из полумрака прямо перед Али и ударил наотмашь. От неожиданности тот рухнул на свой зад точно там же, где и стоял.

— Говорят, что молодых нужно воспитывать, иначе они натворят великих бед, — турок нависал над ним и совершенно спокойно рассуждал, смотря, как тот потирает свою скулу, — А воспитание невозможно представить без боли. Потому что некоторые понимают только такой язык.

После совершенно спокойно, без эмоций, ударил турка ногой в подбородок. Демир дёрнул головой и упал навзничь, а Хаким аккуратно обошёл его, встал возле головы и продолжил говорить:

— Ты хочешь править землёй, но ты ведёшь себя не как мудрый правитель, а как молокосос. Чтобы ты знал, — он наступил мягкой туфлёй на горло лежащему турку, тот вцепился руками в щиколотку, но сдвинуть ногу было ему не под силу, — Новым Канцлером Магических Земель Германии стал Вильгельм Эрнст. Он техномаг из Тюрингии, — Хаким надавил на горло Али, тот захрипел, — В Бундестаге сегодня случился инцидент на выборах, теперь новая власть рискует получить раскол в стране. Бавария, Пфальц и Баден готовы поднять мятеж, — он чуть ослабил давление на горло Демира, — Где ты там собрался покуражиться?

— В Байрсброне, — прохрипел тот.

— Так вот, ты туда не пойдёшь, — он снова надавил на горло лежащему, — Первым указом новый Канцлер объявил главенство техномагического искусства на землях Магической Германии. Вторым же уравнял в правах всех волшебников вне зависимости от национальности, расы или принадлежности к крови. Если же ты, мой дорогой мальчик, устроишь на земле Баден-Вюртенберг то, что хотел, то это даст повод для всех противников Вильгельма Эрнста пойти на него войной. А этот волшебник не хочет видеть нас в цепях или того хуже, мёртвыми. То есть ты своей выходкой сделаешь для нас только хуже, хуже, чем сейчас.

Он отнял ногу от горла Али Демира и наступил тому на лицо.

— Так что, пожалуй, я запрещу тебе проводить операцию в Байрсброне.

Хаким отступил на шаг назад, глядя на то, как лежащий у его ног турецкий волшебник пытается продышаться:

— Мне нужно, чтобы ты направил свои силы на Аненербе и принёс мне голову их главаря, Густава Хайма.

— Ты с ума сошёл? — Али Демир закашлялся и начал тереть свою шею.

— Я забочусь о наших братьях и сёстрах, а ты словно хочешь доказать самому себе, что ты чего-то стоишь, — Хаким усмехнулся глядя на поднимающегося на локте турка, — Но нет, ты всего-лишь пыль под ногами.

Он растворился в полумраке:

— Пошёл вон, — его обволакивающий голос звучал отовсюду сразу, — Отправляйся и принеси мне голову Хайма.

Али Демир поднялся, нервно улыбнулся, и, продолжая потирать шею, вышел из комнаты.

Глава IX. Мракоборцы и те, кого они защищают

*

(19 августа)

— Герр Хоффман, я увидел, что пациентов стало поменьше? — Иван Лисицын отпил кофе и поудобнее уселся на диванчике в ординаторской. С другого его конца расположился глава клиники Шарите́ Вальдемар Хоффман и дружелюбно смотрел на русского.

Он кивнул и что-то прикинул в уме:

— Остались либо тяжёлые после взрывов, либо турки, которых сюда после нападения на мечеть доставили.

— Я что-то слышал об этом происшествии, — русский сделал неопределённое движение рукой и посмотрел в свой кофе.

— Мы пока не можем их вылечить, потому они просто спят.

Иван кивнул:

— Прусское чародейство, если мне не изменяет память, то что-то наподобие Унгетаелте Хорро[1].

— О, вижу специалиста, — расплылся в улыбке Вальдемар, — Но пока мы не можем снять последствия этого заклинания, оно слишком мощное и незнакомое.

— Как я понимаю, последний раз его применяли в Германии году эдак в сорок пятом?

— Примерно, — кивнул его собеседник, — После разгрома Третьего Рейха, как Вы знаете, прусские чары стали под некоторым запретом.

— Если бы я был исследователем этого искусства, я был бы вне себя от радости, — русский отпил кофе, — Такая возможность для исследований.

— Но Вы знаете эти чары?

— Изучал в академии, — потупился Лисицын, — Я писал работу по легилименции, и там касался воздействия на разум, так скажем, неклассическими способами, — он внимательно посмотрел на доктора и покачал