На день погребения моего - Томас Пинчон

прекрасный день, когда Кит вылезал из «Капрони» Ренцо, в его жизни возник из прошлого никто иной, как старый однокашник Кита по Йелю Колфакс Вайб, которому хоть и было лет тридцать пять, так что официально он был слишком стар, но протискивался в авиаторы, словно наверстывая отсрочку, купленную его отцом пятьдесят лет назад. Авиационная служба Армии США планировала отправить почти пятьсот молодых кандидатов в летчики в Италию потренироваться на «Капрони», а Колфакс осуществлял предварительную ревизию. Кроме небольшой седины в висках, у него не было никаких других признаков старения.

Вскоре 'Факс основал в Турине бейсбольную лигу. У них с Китом появилась привычка забираться в «Карпано» разок-другой в неделю и пить вермут «пунт э мес». 'Факс каким-то странным и личным образом смирился со смертью Скарсдейла от руки доверенного фактотума его семьи Фоули Уокера, но не хотел об этом говорить, только вел себя так, словно извиняется перед Китом.

Столкнувшись с намерением Австрии захватить Венецию и Венето, Итальянцы сопротивлялись столь ожесточенно, что в конце концов Кит устыдился своего инженерного нейтралитета и начал выполнять полеты, иногда — в экипаже Ренцо, иногда — один. На некоторое время он позволил себе соблазниться крутым пике Футуристов с его эстетикой крови и взрыва.

 — Тебе надо было остаться в Колорадо, — сказала Далли. — Так или иначе, ты следуешь той семейной традиции.

—   Прошу прощения? — ему было интересно, как далеко она зайдет.

—   Бомбы, — ответила она. — Бомбы в семье. Во всяком случае, Риф и твой папа бросали их туда, где они приносили добро.

  —  Австрийцы, — Кит думал, что нашел объяснение.

 — Твои соратники. Они — не те, кого нужно бомбить, черт, даже я это понимаю.

  — Тогда спаси меня.

  — Как?

 — Если я — такой пропащий случай, помоги мне хотя бы вернуться на правильный путь. Тебе лучше знать.

Она пыталась. Позже ей казалось, что да. Но довольно скоро он вытащил на свет божий ее историю с Кливом Краучмасом, она ответила чем-то дешевым насчет Яшмин, ругань стала только громче, и спасение было последней вещью, о которой кто-то из них думал.

   Когда он вернулся в квартиру после очередного полета, ее там не было.

   «Я уехала в Париж. Скоро тебе напишу». Даже не подписалась.

Он волновался несколько недель, вспоминая, как трясло Далли, когда пришли новости о том, что «С. С. Персия» была атакована торпедами капитана немецкой подводной лодки по имени Макс Валентайнер, северный волк, спустившийся в поля Средиземного моря, а потом оказалось, что среди погибших — коллега Далли Элеанор Торнтон, создавшая для «Роллс-Ройса» шильдик, известный под названием «Дух Экстаза». В конце концов он получил открытку из Парижа, на которой был указан временный адрес Далли, и снова начал спать по ночам.

Пересечь опасное и полное смертоносных случайностей море —  теперь это зависело не от милости неизвестной долготы или непредвиденных бурь, а от подводных лодок, ужас пересечения моря теперь перешел от Бога к Немецкому флоту, Риф, Стрэй и Любица вернулись в США, притворившись итальянскими иммигрантами. На Эллис-Айленд Риф, решив, что и английский его, и итальянский принесут ему лишь неприятности, сохранял нерешительную немоту достаточно долго для того, чтобы на его спине написали мелом большую букву «И» от слова «Идиот». Потом, несколько минут спустя, кто-то в форме таможенника — Риф так и не рассмотрел толком его лицо — выбежал в большом волнении из сутолоки и эха голосов с мокрой губкой и стер букву, тем самым спася Рифа, как он потом узнал, от возвращения в Европу, поскольку Идиот в то время считался кем-то вроде арестанта и стоил США денег налогоплательщиков.

 —  Погодите, —  сказал Риф. — Кто вы?

 —  Меня называют «Облитератор».

Риф был склонен думать об этом поступке как о проявлении доброты со стороны крипто-Анархиста, который перешел на работу в правительство, но всё равно мог узнать и выручить парня вне закона. Нельзя сказать, что Идиотизм не был полезным прикрытием, а возможно, и был.

Они прибыли в разгар Красной Угрозы и налетов Палмера, и очень быстро задались вопросом, о чем они только думали.

Они отправились на запад, Рифа толкала старая вера в западный вектор, в возможность найти какое-то место, какой-то заброшенный второстепенный городишко, до которого еще не добрались капиталисты/сеть Святош. Однажды во время вьюги на вокзале в Монтане они встретили Фрэнка, Стрэй и Джесса, у которых были аналогичные намерения.

  — Ничего, если мы поедем вместе? — спросил Риф.

  — Еще бы, — ответили Фрэнк и Стрэй почти хором.

 — Конечно, вызывает беспокойство моя репутация, — не мог не добавить Фрэнк, —  если меня увидят в вашей компании и тому подобное.

 Джесс не выглядел удивленным, но, конечно, был раздосадован.

  — Что за чувство, по-вашему, вызывают такие новости?

 — Я мог бы представить его как твоего дядюшку Рифа, наверное, — сказал Фрэнк. — Но тебя не так-то легко одурачить в последнее время.

  — Но как мне его называть? «Папа», наверное, не совсем правильно, да?

Фрэнк, на самом деле мечтавший сжать мальчика в долгих объятиях, ненадолго положил руку на плечо Джесса.

—  Видишь ли, когда-то было достаточно называть меня «Фрэнком», потом ты начал называть меня «папой», и я на самом деле не запрещал, потому что слышать это слово было слишком приятно. Да. Может быть, поймешь. Пока можешь называть его «сэр», пока ему не станет так неудобно из-за этого, что он скажет:

  — О, зови меня просто Рифом,

   или что-то в этом роде.

Вот как решится вопрос. Однажды Риф сможет передать крупицы отцовской мудрости, вроде того, как подтасовать карты или распознать детектива компании, и они с Джессом будут прекрасно проводить время вместе на реках региона, хотя никто из них не был успешным рыбаком и едва ли когда-нибудь поймал достаточно рыбы для того, чтобы порадовать хотя бы собак, но сам язык ампква магическим образом превращал равнодушных удильщиков в опытных мастеров, помогая Рифу и Джессу найти путь к приветливому молчанию, и оба они должны были признать, что это — больше, чем то, на что они могли надеяться.

Яшмин начала утрачивать преимущества своего универсального Европейского акцента, однажды снова почувствовала себя беременной, обе женщины восприняли это, как