Властелин колец - Джон Толкин

Поначалу Сэм поселился вместе с Фродо у Хижинсов, но как только на Новой Улице закончились работы, переехал к отцу. В добавление к остальным заботам Сэм руководил расчисткой и ремонтом усадьбы Бэггинсов; впрочем, это у него получалось лишь урывками – он часто отсутствовал, разъезжая по всем концам Заселья и навещая посаженные им деревья.

В начале марта он как раз уехал и не знал о болезни Фродо. Тринадцатого марта старый Хижинс нашел хозяина Котомки в постели. Рука Фродо крепко сжимала камень, который обычно висел у него на шее. Фродо не то спал, не то бредил.

– Оно ушло, ушло навсегда, – бормотал он. – Вокруг темно и пусто…

Приступ, однако, миновал, и к возвращению Сэма – вернулся он двадцать пятого марта – Фродо выздоровел. Рассказывать он о своей болезни не стал никому. Надо отметить, что к этому времени работы в Котомке закончились. Мерри с Пиппином перевезли из Крикковой Лощинки мебель и вещи Фродо, и нора стала выглядеть почти как в добрые старые времена. Когда все было готово, Фродо спросил Сэма:

– Ну что, скоро ты ко мне переедешь?

Сэм слегка смутился и не нашелся что ответить.

– Если не хочешь, можешь, конечно, не торопиться, – удивился Фродо. – Но до твоего отца от Котомки рукой подать. Вдова Рамбл[677] прекрасно могла бы за ним ухаживать…

– Я не поэтому, – замялся Сэм, сильно краснея.

– Почему же?

– Все дело в Рози. В Розе Хижинс, – признался Сэм. – Бедняжке совсем не по душе пришлось, что я пропадал столько времени. Я с ней сразу не успел поговорить, и она, конечно, тоже смолчала. А потом я опять с ней не поговорил, потому что навалилась работа и надо было сначала разобраться с делами. Но теперь я улучил минутку и все сказал, а она вдруг и отвечает: «Ты и так уже потратил впустую целый год, куда ж еще тянуть?» – «Впустую? – спрашиваю я. – Не сказал бы». Но я ее понимаю. Я просто надвое разрываюсь, господин Фродо.

– Вот оно что, – понял наконец Фродо. – Ты собираешься жениться, а с другой стороны, и в Котомке пожить не отказался бы. Верно? Но эта задача решается проще простого! Женись как можно скорее – и перебирайся ко мне вместе с Рози. В Котомке даже самому большому семейству тесно не будет!

На том и порешили. Сэм Гэмги женился на Розе Хижинс весной 1420 года (этот год прославился еще и бесчисленным множеством свадеб) и поселился в Котомке вместе с молодой женой. Сэм считал, что ему крупно повезло. Но Фродо понимал, что на самом деле повезло не столько Сэму, сколько ему самому: во всем Заселье не сыскать было хоббита, о котором заботились бы с такой любовью, как о Фродо. Когда работы по восстановлению были расписаны по дням и часам и стали претворяться в жизнь, Фродо зажил тихо и спокойно, без помех продолжая книгу и разбирая записи Бильбо. В День Преполовения, на Свободной Ярмарке, он сложил с себя бремя власти, и старина Уилл Белоног еще семь лет председательствовал на всех засельских торжествах.

Мерри и Пиппин на первое время поселились в Крикковой Лощинке. Между Бэкландом и Котомкой установились самые оживленные связи. Два молодых Путешественника стяжали в Заселье шумный успех своими песнями, рассказами, придворными манерами и замечательными вечеринками, которые они устраивали. Их прозвали «принцами» – на этот раз безо всякой насмешки: у всех становилось тепло на сердце, когда навстречу, смеясь и распевая песни далеких стран, ехали на своих пони два стройных хоббита в ярко сверкающих кольчугах, с разукрашенными щитами в руках. Роста они были необычайно высокого, отличались военной выправкой, но в остальном совсем не изменились, – разве что речь их стала благороднее, а сами они – жизнерадостнее и веселее, чем когда бы то ни было.

Фродо и Сэм в отличие от этих двоих сразу перешли на обыкновенную хоббичью одежду и только иногда набрасывали на плечи длинные серые плащи из тонкой чужеземной ткани, застегивая их у горла драгоценными брошками. Кроме того, Фродо не снимая носил на груди какой–то прозрачный камень и часто дотрагивался до него пальцем.

Все шло как нельзя лучше – но будущее обещало быть еще лучезарнее. Сэм с головой погрузился в работу и семейные радости: он был счастлив так, как только может быть счастлив хоббит. Целый год счастье Сэма было почти безоблачным; омрачало его только смутное беспокойство за хозяина. Фродо незаметно ушел от всех дел, и Сэму больно было видеть, как мало славы выпало на его долю в родных краях[678]. О подвигах и приключениях Фродо не знал почти никто – да, сказать по чести, и знать не хотел. Все уважение, все почести доставались блестящим Перегрину и Мериадоку, а с ними заодно Сэму (правда, Сэм своей славы так и не заметил). А осенью на горизонте замаячила тень былых невзгод.

Однажды вечером, заглянув к хозяину в кабинет, Сэм увидел, что Фродо выглядит странно. Он был очень бледен, глаза его смотрели куда–то вдаль и, казалось, видели что–то нездешнее.

– Что случилось, господин Фродо? – бросился к нему Сэм.

– Я ранен, – ответил Фродо. – Ранен, и рана эта никогда не заживет по–настоящему.

Но ему удалось взять себя в руки, и приступ, казалось, прошел, а на следующий день Фродо опять был самим собой. Сэм не сразу сообразил, что случилось все это шестого октября. В этот день исполнилось ровно два года с того памятного вечера, когда в лощинке на склоне Пасмурника сгустилась непроглядная тьма.

Время шло своим чередом; наступил год 1421–й. В марте Фродо снова заболел и с большим трудом скрыл это от Сэма – он знал, что у Сэма хватает других забот. Двадцать пятого марта – Сэм радовался: надо же, именно двадцать пятого! – Рози разрешилась первым ребенком.

– Я прямо в тупике, господин Фродо, – пожаловался Сэм. – Мы собирались назвать его Фродо, с вашего позволения, но оказалось, что имя нужно не ему, а ей! Вообще–то она славная девчушка и пошла в мать, а не в отца, так что ей повезло. Только вот с именем – прямо загвоздка!

– Чем же тебе не нравится наш старый добрый обычай? – отозвался Фродо. – Выбери название какого–нибудь цветка, вроде той же розы, – и готово! У половины засельских девчонок такие имена. Чего ж лучше?

– Наверное, вы правы, господин Фродо, – согласился Сэм. – В дальних странах мне доводилось слышать много всяких удивительных имен, но все они чересчур уж торжественные, чтобы их, так сказать, носить каждый день и протирать в коленках. А тут еще Старикан. «Слышь, – говорит, – назови ее как покороче, чтобы, значит, не обрывать на середине, когда кликать будешь!» Но если это будет цветочное имя, то можно и длинное – был бы цветок покрасивее. Видите ли, очень уж она хорошенькая, а вырастет – будет и того лучше.

Фродо немного подумал.

– Как насчет эланор, «солнечной звездочки»? Помнишь те маленькие золотые цветочки, которые растут в траве Лотлориэна?