Посредник - Андрей Мартьянов

«Техника безопасности». Это вроде бы такое привычное для российских реалий понятие в начале XIV века приобретало совершенно новый смысл и позволяло взглянуть на жизнь с самой неожиданной стороны. Категории «опасно» или «не опасно» приобретали невероятные и замысловатые оттенки, трудно представить, что посещение сортира, покупка булочки у разносчика или прикосновение губами к статуе святого или иконе может вызвать самые фатальные последствия.

Употреблять можно только простую и натуральную пищу: приготовленное над огнем мясо, хлеб из чистой муки, дорогое вино «для благородных», мёд. Никакого пива, браги или похлебок. Мыться водой из Сены, как предложил помощник келаря? Это прекрасно, но куда проще будет использовать содержимое выгребной ямы во дворе – все городские стоки отправляются в реку. Свинина? С крайней осторожностью и только после длительной термической обработки, свиным цепнем заражены большинство хряков, содержащихся не в деревне, а вблизи крупных городов. Скажем больше: гельминтозы всех известных разновидностей в мегаполисах наподобие Парижа процветают, а потому…

…– Взгляни на это замечательное изобретение, – Иван указал на стоящий возле кровати (не менее грандиозной, чем во второй комнате) округлый бронзовый сосуд, плотно укрытый крышкой. Немаленький, выше колена. – Здешняя ночная ваза, в просторечии – параша. Сделано эргономично: широкие края, чтобы присесть без проблем, ручки, закрывается без щелей, вонять не будет. Увижу, что ты пошел в дворовый нужник – морду набью. Проще на стеночку пописать, никто возражать особо не станет – мало ли что пьяному дворянину взбрело в голову? Серьезные дела делать только здесь: я заставлю Аньеля вытаскивать емкость по три раза на дню, выливать и обрабатывать потом негашеной известью.

– Эксплуатация человека человеком, – покачал головой Славик.

– Она самая. Парень должен быть счастлив, что работает при монастыре – сытно, перепадают гроши от постояльцев, от голода-холода не умрешь. Полагаю, Аньель останется слугой августинцев до самой старости – занять другую ступень на сословной лестнице решительно невозможно. Поэтому старайся видеть в нем только прислугу и ничего больше. С точки зрения дворянина – он никто. Понимаю, тяжеловато, но ты обязан вести себя соответственно стереотипу поведения.

Распаковали два тюка с багажом. В нынешнем «полевом выходе» оборудование, произведенное в XXI веке, не использовалось. Почти. Два радиомаяка, замаскированных под простенькие нательные дароносицы – на такие никакой уважающий себя грабитель не покусится, – и не более. Полагаться можно только на свои мозги и внедренную агентуру, обладающую незаменимым опытом.

…– Вот не нравится мне это слово – «агентура», – балагурил Иван, пока раскладывали по сундукам вещи: несколько комплектов нарядов, от парадных до повседневных, нижнее белье, несколько книг на пергаменте, солидный набор холодного оружия. – Не романтично, сразу вызывает в памяти романы Тома Клэнси, КГБ, ЦРУ и другие атрибуты шпионских романов времен холодной войны. «Темпонавты» из фантастических книжек? Еще хуже, ненавижу неологизмы! Шпион? Фу! В нашей компании установилось определение «посредник», если угодно на латыни или французском – медиатор, médiateur. Мы ведь и правда посредники, осуществляющие связь между эпохами, одновременно интегрированные в две реальности и не принадлежащие каждой из них до конца…

– Медиатор, – Славик попробовал слово на вкус, – Неплохо звучит. И много здесь посредников?

– Соберемся вместе через несколько дней, каждого увидишь. Гуго де Кастро живет в исторической реальности почти девять лет, полностью адаптировался и натурализовался, в Париже четырнадцатого века мессиру сержанту нравится больше, чем дома, – отпуска в нашем родном времени его тяготят, хочет сюда…

– Он откуда родом?

– Гуго? А он испанец, из Толедо. Твоего возраста. Идеалист в хорошем смысле этого слова – другие на долговременные командировки не соглашаются или быстро просятся обратно. Гуго прижился, чувствует себя здесь как рыба в воде, доверенное лицо капитана Арно де Марсиньи – начальника парижской уголовной полиции в нынешнем примитивном виде. До комиссара Мегрэ капитану очень далеко, но это лучше, чем совсем ничего.

– Медиаторов много? Ты мне про них ничего не рассказывал. На инструктаже ни слова. Почему?

– Секретность. Неполное доверие к тебе. Именно «неполное», в отличие от настоящего недоверия. Учиться надо на опыте, который ты сейчас приобретаешь. Моя задача подсказывать, предостерегать, защищать от неприятностей, поучать и заставлять вести себя как положено. Причем делать всё это ненавязчиво. Получается?

– Черт его знает, – ответил Славик. – Мозоли на заднице я себе натер такие, что сесть больно – всего за восемьдесят километров в седле от Суассона до Сен-Клу и Парижа!

– Сам дурак. Основа мобильности в нынешние времена – кавалерия. А ты лошадей боишься. Ничего, постараюсь тебя адаптировать и к верховой езде. Мы тут надолго… Не на годы, но месяца два или три проведем в исторической реальности, пока не откроется новое «окно».

– Сударь! – Разумеется, засов на входную дверь никто не набросил, входи кто хочет. На пороге красовался Аньель с холщовым мешком в руках. – Мессир де Партене! Как приказывали!

Мальчишка торжественно доставил мешок к столу, распутал стягивающий горловину кожаный шнурок и выставил два бутылкообразных керамических сосуда литра по четыре каждый. Круглые караваи с запекшейся коричневой коркой, от которых упоительно пахло домашним хлебом, и толстенный – с предплечье взрослого человека – колбасный круг, перетянутый шнурком из волокон конопли. Как Аньель припер эдакую тяжесть?

– Одно денье и пять су осталось, мессир.

– Оставь серебро себе, – милостиво кивнул Иван. – Теперь разожги жаровню и иди. Понадобится – позову.

Ставни пришлось распахнуть настежь – тяжелая железная жаровня поначалу коптила. Когда в ней остались только раскаленные угли, Иван занялся готовкой: порезал кинжалом хлеб с колбасой, выдавил жир на ломти, поставил решетку над угольками. Подогрел. Продавил пробки, разлил вино в кубки потемневшего серебра, стоявшие на полке.

– Пробуй.

Славик пригубил вино. Неплохо, очень неплохо – вкус настоящего винограда, смоляной оттенок, не кислое и не приторно-сладкое. Бутерброд? Нет, это слово осталось давным-давно в будущем…

Четвертина ржанки толщиной в два пальца. Помол крупный, с отрубями. Пахнущее дымком мелко рубленное мясо с салом, головками чеснока и непонятными травками. Невероятно вкусно.

– Оценил? – довольно спросил Иван. – Уставшим выглядишь. Давай-ка заваливайся спать, надолго. Акклиматизацию лучше всего переживать во сне. Я сейчас поеду по делам, разбужу вечером – сходим в монастырь августинцев, там кормят от души. Дверь запри на засов, я покричу, когда вернусь.

– Куда собрался? Ты ведь тоже устал!

– Нет. Мне тут комфортно. Хочется драйва. Прокачусь на лошадке в Ситэ и на правый берег, надо увидеть кой-кого из старых знакомых. В отеле Сен-Дени ты под защитой монастыря, никто и пальцем тронуть не посмеет. Ничего не бойся, ложись и спи.

Славик послушался. Сбросил кожаный колет и штаны, оставшись только в короткой нижней рубахе и брэ, залез на постель-гигант, укрылся пушистым одеялом и моментально вырубился. Путь в Париж образца октября 1307 года был не то чтобы трудным, но долгим и заковыристым.

* * *

Жан де Партене велел конюху оседлать не фландрийца, а лошадь, принадлежащую обители – «прокат» гужевого транспорта в отеле Сен-Дени входил в изобретенный задолго до ХХI века список услуг по схеме «всё включено», недаром августинцы установили безбожно высокую плату за постой. На один турский ливр многодетная семья может благополучно жить полгода, а святоши дерут по ливру с человека за четыре седмицы – обитель недаром процветает…

Время близилось к полудню. На набережной от Нельской башни до моста Сен-Мишель было оживленно – полно лодок и барж, доставивших товары с севера, из Руана и Гавра, надо успеть до ледостава, зимы в последние годы холодные, река замерзает.

Всадник выехал в Ситэ, оставил за спиной мост Нотр-Дам, более похожий на плотно застроенную улицу – традиция возводить дома по краям мостов изживется еще очень нескоро, – свернул направо к Гревской площади. Без всяких эмоций оценил трех поклеванных воронами висельников, болтавшихся на перекладине, и направился в сторону квартала Марэ, над которым господствовала приземистая башня – Старый Тампль.

Впрочем, мессира де Партене городская резиденция Ордена Храма пока не интересовала – путь лежал к церкви Святого Иоанна, Saint-Jean-en-Gréve, стоявшей рядом с владением тамплиеров.

Лошадку оставил у коновязи – не уведут, этот район охраняется великолепно, неподалеку дворец Турнель, принадлежащий королевской семье. Да и поостережется парижское ворье орудовать под носом у братьев-доминиканцев; в храме и прилегающих строениях обосновался не кто-нибудь, а Sanctum Officium – Священная инквизиция и апостольская нунциатура.