Дура LEX - Борис Палант

— Мы тебя, суку, зарежем, — сверкнул глазами Беслик. — Ты мне заплатишь по миллиону за каждый день тюряги.

— Беслик, ну в чем я виноват? Ты же знаешь, как тут менты работают. Они и мне угрожали, — промямлил Армен, не особенно рассчитывая на сочувствие Беслика по поводу угроз «ментов».

— Где Шихман, сука? Когда бабки будут?! — заорал Беслик.

— Тише! — сказал Коля.

— Что, блядь, тише?! Это наши бабки! Урою эту гниду прямо здесь. — Беслик вскочил со стула и замахнулся на Армена. Армен закрыл лицо руками и отшатнулся.

Я присутствовал при федеральном преступлении. Киднеппинг, поскольку я не сомневался, что Армена доставили в эту гостиницу против его согласия, плюс вымогательство плюс угроза физического насилия или даже убийства. И я был не просто невинным свидетелем — я был соучастником. Я помог Беслику освободиться до суда под мое честное слово. На будущем суде против меня будет выступать тот же Армен, если выживет, а возможно, и другие присутствующие — Рома, Славик, которым прокурор предложит сделку, лишь бы засадить адвоката в тюрьму. У прокуроров осужденный адвокат ценится так же высоко, как тунец-рекордсмен у рыболовов. Я должен был что-то предпринять, чтобы спасти свою жизнь — не от Беслика и Левана, а от Гросса.

Я встал и быстро направился к двери. Одним прыжком Коля оказался рядом со мной.

— Ты сейчас вряд ли помогаешь Левану, а это, я полагаю, твоя главная задача, — сказал я ему. — Сейчас я выйду из комнаты и пойду к своей машине. Я засеку время. Если ровно через две минуты Беслик не будет сидеть рядом со мной, я разворачиваюсь и еду обратно в тюрьму, где доложу, что обвиняемый Беслик Бароев сбежал. Я не боюсь, что вы со мной что-нибудь сделаете, потому что ровно в восемь вечера в моей квартире раздастся звонок для проверки электронного подключения. Если я не сниму трубку, Беслик Бароев будет объявлен в розыск. Вас всех видели в суде и в тюрьме, возможно, даже сфотографировали, а ты, Коля, если не ошибаюсь, оставил свои данные в тюрьме, когда пытался увидеться с Леваном. И еще кое-что. Ни один уважающий себя итальянец не подставит своего адвоката, как сейчас вы делаете это со мной. Адвоката берегут, охраняют, а вы из меня сейчас сделали свидетеля преступления. Чтобы не было большой беды, я Армена забираю с собой. Армен, подойдите ко мне.

— Никуда я не поеду с вами, мне и здесь хорошо, — заблеял Армен. — Мы все здесь свои люди, никто мне не угрожает, правда, ребята? Мы мирно пытаемся решить проблемы. — Армен завертел головой, ища поддержки у Левана и Беслика.

Я понял, что у Армена настоящий стокгольмский синдром — синдром заложника, который принимает сторону своего мучителя. Рома и Славик сидели молча, Дика полулежал на диване, вертя в руке нож и улыбаясь. Коля стоял рядом со мной у двери. Леван сидел в кресле возле Армена, Беслик — на стуле возле стола. Все ждали, что скажет старший — Леван. Но Леван молчал.

— Ты знаешь, кому ты угрожаешь? — обратился ко мне Беслик. — Подо мной сорок стволов, а под Леваном восемьдесят.

— Беслик, здесь у любого больше стволов, чем у вас обоих. Видели, сколько стволов оказалось у жены Армена, когда вас арестовывали? И вертолет оказался, и многое другое. Беслик, если бы не я, ты бы до сих пор был в тюрьме. Пошли.

— Ты что, блядь, приказывать мне будешь? Я тебя ебал, прокурора ебал и всю твою Америку ебал. Много на себя берешь.

Я посмотрел на Колю. Было видно, что ему все это не нравится, но не его дело было решать, его дело было помогать Левану и подчиняться Левану.

— Коля, — начал я, — подумайте о том, кого вам поручено охранять. Мне же суд поручил охранять Беслика Бароева. С Леваном у меня никаких дел нет, но за Беслика Бароева я отвечаю. Не впутывайте Левана в это дело, это мой вам совет. А с Бесликом мы сами разберемся. Я знаю, что он очень умный человек, немного горячий, но умный. Он сейчас подумает и спустится в машину, где я буду его ждать. Меня здесь не было. И никого из вас здесь не было.

Коля посмотрел на Левана. Леван чуть кивнул головой, и Коля отошел от двери. Я покинул 311-й номер.

* * *

Беслик и Дика вышли из гостиницы минут через пять и сели ко мне в машину. В дороге Беслика сморило, и он заснул на заднем сиденье. Мы с Дикой тихо разговаривали. Он сказал, что готов был замочить Армена прямо в номере, потому что такое не прощается. Я спросил, как он собирался мочить Армена, и Дика сказал, что ножом. Он вынул из кармана большой охотничий нож.

— Вот этим, чик — и нету. — Он провел рукой по своей шее.

— А как бы ты потом выбирался из Америки?

— Не беспокойся, выбрался бы.

— Ну и какие бы ты проблемы решил, убив Армена?

— Я же сказал — то, что он сделал, не прощается. Я его все равно убью.

— А что было бы с Бесликом, если бы ты убил Армена прямо в номере?

— А я бы и тебя убил. Для чего нам свидетели? А с Бесликом мы не пропадем.

— А Рома и Славик? Или ты думаешь, что они не станут сотрудничать с ФБР и прокурором?

— И бы их убил.

— А Левана? Или он точно не будет сотрудничать с властями?

— Надо будет, и Левана убью. Я за брата всех убью.

— Дика, расслабься. Ты мне симпатичен, есть в тебе что-то доброе, но я почему-то верю, что ты на самом деле можешь убить.

— И убью!

— Обожди, а кто на брата нападает? Почему тебе надо кого-то убить? Например, я пытаюсь спасти твоего брата от тюрьмы. Я знаю местный расклад, а Беслик и ты — нет, поэтому ты и Беслик должны мне доверять. Если я говорю «прыгай!», надо прыгать.

— Куда прыгать?

— Это фильм такой был, по-моему, с Чарльзом Бронсоном. Он охранял там одну бабу, а она все время делала не так, как он говорил, и поэтому влипала в опасные ситуации. Вот он ей и говорит: «Ты должна мне полностью доверять. Если скажу тебе прыгать, ты должна немедленно прыгнуть».

— А кто сказал, что мы тебе доверяем?

— Ты прав, никто.

— Мы никому не доверяем, кроме самих себя. Беслик мне доверяет, а я ему. И это все.

* * *

Я высадил Дику в Манхэттене у ресторана «Русский самовар», показал Беслику на часы, когда он сказал, что тоже хотел бы посидеть в ресторане, и по 51-й стрит поехал в сторону Вестсайдского шоссе, чтобы взять курс на север, в сторону Вашингтонского моста. По мобильнику я позвонил Айлин и предупредил, что скоро приеду вместе с циркачом.

— С кем базарил? — спросил Беслик, когда я отключился.

— С женой.

— Что, недовольна, что я у вас жить буду?

— Беслик, моя жена американка, и многие вещи ей непонятны.

— А что, американцы не люди? Если бы ты попал в такое же говно, как я, ты бы жил у меня без вопросов.

— Беслик, и ты будешь у меня жить, но это не значит, что моя жена будет чувствовать себя хорошо. Она не говорит по-русски, ты не говоришь по-английски.

— Сколько у тебя детей?

— Один ребенок, сын. Его зовут Крис. Он понимает по-русски хорошо, так что, пожалуйста, не матерись при нем.

— Ты за кого меня, блядь, принимаешь? Ты знаешь, где мой сын учится? Он в Швейцарии учится, в лучшей частной школе. Ты знаешь, какие бабули мне эта учеба стоит? У меня жена пединститут закончила. Ты сам знаешь, кто мои друзья.

— Я не хотел тебя обидеть.

— Лучше вези в магазин цветы купить для жены.

— Не сейчас, Беслик. Потом мы ей цветы купим. Да, и вот еще что — я представлю тебя как артиста цирка. Звать тебя будут… Как ты хочешь, чтобы тебя звали?

— А на хера мне это все?

— Беслик, я сказал уже, что моя жена американка, многого не понимает. Я тебя вытащил из тюрьмы, а ты уж, будь добр, помоги мне. Как ты хочешь, чтобы я тебя представил?

— Ладно, хер с тобой. Представь меня Арнольд. Я помню, в цирке был такой силач, Арнольдом его звали. Мудила, правда, был редкий, но очень сильный. Однажды он на спор выпил три бутылки водки и забросил трехпудовую гирю на крышу сарая. Это на «Динамо» было.

— А что из этих двух упражнений было на спор?

— А хер его знает. Оба, наверное. Он плохо кончил.

— Как?

— Трахнул пятнадцатилетнюю дочку какого-то спортивного комментатора, его посадили. В лагере он думал, что раз сильный, то все под него лягут. А его взяли и доской ночью прибили насмерть. В лагере надо законы уважать.

Я подивился тому, что Беслик захотел назвать себя в честь такого неудачника, но, видно, преклонение его перед силой Арнольда было велико.

Я подрулил к дому. Огни везде потушены, тишина. Я открыл дверь, и мы с Бесликом вошли. На цыпочках я проводил Беслика в отведенную для него комнату на первом этаже, показал, где ванная, спросил, голоден ли он. Беслик сказал, что перекусил бы чего-нибудь.

В картине «Люди в черном» пришелец из космоса, напялив на себя обличье убитого им фермера, просит у фермерской жены сахару и подставляет кружку с водой. Жена высыпает в кружку чайную ложку, но чудище просит: «Еще сахару». Жена добавляет ложечку. «Еще сахару!» Жена добавляет еще одну. Наконец лжефермер выхватывает у нее из рук сахарницу, вываливает все ее содержимое в кружку с водой и залпом выпивает. Громко отрыгивает. Когда смотришь этот эпизод, наступает рвотный рефлекс — так и представляешь, как эта патока перетекает из кружки тебе в глотку. Отрыжкой пришельца, однако, муки зрителя завершаются. С Бесликом судьба меня столкнула раньше, чем вышел на экран фильм Зонненфельда «Люди в черном», что дает мне основание полагать, что Зонненфельд списал чудище-пришельца с Беслика. Оба любили сахарком побаловаться, и манеры у обоих были примерно одинаковые.