Нарушенная клятва (ЛП) - Ларк Софи

— Что случилось сегодня вечером? — спрашиваю я.

— Драка? — отвечает она. — Я не могла расслышать, о чем говорили Бо и Дюк…

— Нет, не это, — говорю я. — До. Когда мы танцевали.

Глаза Рионы на секунду встречаются с моими, затем решительно отводят взгляд.

— Я не понимаю, о чем ты, — говорит она.

— Нет, понимаешь. Мы танцевали вместе. Ты наслаждалась. А потом ты отстранилась от меня. Ты была расстроена и хотела уйти.

Губы Рионы побледнели, а челюсть выглядит жесткой.

— Я устала от танцев, — говорит она.

— Ты лжешь.

Ее глаза сверкают на меня, яркие и яростные.

— Я не лгу!

— Нет, лжешь. Скажи мне правду. Скажи мне, почему ты хотела остановиться.

— Не твое собачье дело! — кричит она.

Ее руки разжались, и теперь ее кулаки сжаты по бокам. Из режима защиты в режим нападения. Это нормально, я лучше буду драться, чем биться головой о кирпичную стену.

— Скажи мне, почему ты вдруг разозлилась на меня.

— Мне не понравилось, как ты вел меня! — говорит Риона.

Это совсем не то, что я ожидал от нее услышать.

— О чем ты говоришь? — говорю я.

— Когда мы танцевали, ты вел себя так, будто мы танцевали вместе. Но контролировал все ты.

— Это и есть танец. Мужчина ведет, женщина следует.

— Я не хочу этого! — огрызнулась Риона. — Я не хочу следовать за кем-то другим. Я не хочу, чтобы мной управлял кто-то другой.

— Это был просто танец! — говорю я с недоверчивым смехом. — Я знаю, как танцевать. А ты нет.

Мне не следовало смеяться, потому что это только разозлило ее еще больше.

— Дело не только в танцах! — шипит Риона. — Дело во всем. Ты пытаешься обмануть меня, изображая спокойствие, очарование и веселье…

Я не могу удержаться от легкой улыбки.

— Ты думаешь, я веселый?

— Нет! — кричит Риона.

— Но ты только что сказала…

— Ты пытаешься надеть на меня уздечку, а я не замечаю!

— Я… что?

— Я видела тебя там с лошадью. Ты вел себя с ней спокойно и терпеливо. Убаюкивая ее ложным чувством безопасности. Потом ты надел на нее уздечку, а затем забрался ей на спину. И вскоре ты уже скакал на ней. Лошадь мчалась так быстро, как только могла, думая, что сможет оторваться от тебя. Но она не понимала, что уже попала в ловушку. И тогда ты просто изнурял ее, пока не сломал. Я не собираюсь быть этой гребаной лошадью!

Секунду я стою молча, осмысливая ее слова. Затем я качаю головой.

— Ты ни черта не знаешь о лошадях, — говорю я ей.

Риона хмурится. Одна из вещей, которые так чертовски раздражают в этой женщине, заключается в том, что она выглядит еще более красивой, когда злится. Ее щеки становятся такими же красными, как и волосы, и она выглядит свирепой и властной, как императрица. Это очень отвлекает. Но сейчас, в этом единственном вопросе, я прав, а она нет. И я полон решимости доказать это.

— Что ты имеешь в виду? — говорит она.

— Ты не сломаешь лошадь. Не в том смысле, о котором ты говоришь. Ты можешь бить лошадь, и хлестать ее, и кричать на нее, и в конце концов ты можешь сломить ее дух, но что, черт возьми, хорошего тогда будет? Она будет бояться тебя, будет пугливой и нервной. Оно, вероятно, испугается, когда ты меньше всего этого ожидаешь, и отбросит тебя так, что ты сломаешь себе шею.

Риона наклоняет голову, все еще хмурясь, но в то же время обдумывая мои слова. Ей нравится спорить, но и слушать она тоже умеет.

— На этой лошади никогда в жизни не ездили верхом. Так что да, мне пришлось успокоить ее, чтобы она приняла меня. В этом ты права. Но как только я забрался ей на спину, мы оба захотели бежать. Она пустилась в галоп, а я подбадривал ее, чтобы она бежала все быстрее и быстрее. Она скакала галопом по полям, но за ней никогда не гнались, она никогда не участвовала в гонках. Она никогда по-настоящему не бегала. Я не ломал эту лошадь. Я освободил ее. Я показал ей, на что она способна. И ей это чертовски понравилось.

Я делаю шаг ближе к Рионе, не оставляя пространства между нами. Она остается на месте, лишь слегка наклонив подбородок, чтобы посмотреть мне в лицо. Ее глаза широко раскрыты и не мигают.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я нежно провожу большим пальцем по изящному изгибу ее челюсти, к ее полной нижней губе.

— Я не хочу заманивать тебя в ловушку, — говорю я Рионе. — Я хочу освободить тебя. Я хочу показать тебе, какая ты на самом деле…

Я провожу большим пальцем по ее рту.

Губы Рионы раздвигаются.

Я убираю большой палец и заменяю его языком. Я провожу языком по ее нижней губе и верхней, а затем по пространству между ними. Когда она еще немного приоткрывает рот, я просовываю язык внутрь, пробуя ее на вкус. Я хватаю ее густые рыжие волосы, обвивая их вокруг своей руки, как веревку, и притягиваю ее лицо к своему, проникая языком в ее рот. Это не целомудренный поцелуй — это я беру ее рот. Насилую его. Наполняю ее.

Я хочу, чтобы у нее закружилась голова и она была ошеломлена. Я хочу напомнить ей, как хорошо, когда она позволяет мне овладеть собой.

Конечно, она тает, прижимаясь всем телом к моему. Она стонет под моим языком. Я чувствую, как ее губы набухают от грубого поцелуя, увеличивая чувствительность. Я чувствую, как ее челюсти расслабляются, впуская меня все глубже и глубже.

Я тяну ее за волосы, чтобы откинуть голову назад еще больше, обнажая ее сливочно-белое горло. Затем я лижу ее от грудины по шее до правого уха, заставляя ее дрожать от удовольствия. Ее соски выделяются твердыми точками на фоне хлопкового платья.

Я рычу ей в ухо:

— Я хочу, чтобы ты отдалась мне. Я хочу, чтобы ты делала то, что я говорю. И если тебе не понравится каждая чертова минута… я оставлю тебя в покое навсегда. Я больше никогда тебя не побеспокою. Ты согласна?

Риона колеблется, и я дергаю ее за волосы чуть сильнее.

— Да или нет? — шиплю я.

— Д-да, — заикается она.

— Хорошо. — Я отпускаю ее волосы. Вместо этого я хватаюсь за переднюю часть ее платья и распахиваю его, пуговицы отскакивают и разлетаются во все стороны. Ее голые груди вываливаются наружу, подпрыгивая, соски тверже стекла.

— Не надо… — протестует Риона, но слишком поздно. Она боится испортить одолженное платье.

Я хватаю ее за горло и рычу ей на ухо:

— Заткнись, блять. Ты обещала делать то, что я говорю.

Я вижу огонь бунтарства в ее зеленых глазах, но его поглощает похоть. Она хочет этого так же сильно, как и я, хотя ей неприятно это признавать. Я чувствую, как ее пульс трепещет на моей ладони. Я вижу, как ее великолепные обнаженные груди вздымаются от учащенного дыхания.

Свободной рукой я грубо ощупываю ее грудь. Я сжимаю ее изысканную мягкость и тяну за сосок, перекатывая его между пальцев. Риона задыхается.

Держа ее за горло, я ласкаю ее другую грудь. Я двигаюсь туда-сюда между ними, щипаю и сжимаю, пока ее бледно-розовые соски не набухли и не потемнели на два тона.

Затем я наклоняю голову и беру ее сосок в рот. Я нежно поглаживаю его языком, пока не почувствую, как она извивается. Затем я сильно сосу. Риона издает протяжный стон облегчения.

Я сжимаю ее грудь рукой, пока сосу сосок, как будто дою ее. Я чувствую, как слабеют ее колени, как ее руки обхватывают мою шею для поддержки.

Я обрабатываю одну грудь, затем другую. Риона хватает меня за затылок и сильнее прижимает мой рот к своей груди, желая еще и еще.

Вместо этого я выпрямляюсь и тащу ее к скамье. Она высотой примерно по пояс, достаточно широкая для седла.

Я перегибаю ее через скамью и раздвигаю ее ноги своими ступнями. Схватив со стены моток веревки, я связываю ее руки перед собой и прикрепляю их к скамье. Затем я связываю ее лодыжки, по одной, чтобы они оставались раздвинутыми.

Я практически слышу, как учащается ее сердцебиение. Она ерзает в веревках, боясь быть скованной, желая сопротивляться мне. Но я знаю, что ей тоже любопытно, интересно, что произойдет, если хоть раз в жизни она откажется от контроля.

Когда я крепко связал ее, я отступил назад, чтобы полюбоваться видом. Она скорчилась на скамейке, совершенно беспомощная. Ее ярко-рыжие волосы свисают вниз вокруг лица, наполовину ослепляя ее. Ее голые груди прижаты к дереву, лодыжки связаны на расстоянии около двух футов друг от друга.