Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант - Василий Звягинцев

Все это выглядело вполне убедительно, и армейские командиры сникли, прикидывая, какие выводы могут в ближайшее время, да и прямо сейчас, последовать для каждого из них. Террор ведь, фактически, отнюдь не закончился, каждый перебирал в уме имена сослуживцев, пошедших к стенке по гораздо менее весомым обвинениям.

Однако Сталин, не только слушая, но и подвергаясь целенаправленному воздействию Шульгина и Лихарева, постепенно склонялся к другим выводам и мыслям.

— Так что вы, в конце концов, хотите сказать, товарищ Шестаков? О наших ошибках я уже все понял. Сумели объяснить. Заканчивать нужно, так? Вот вы сказали, что с декабря прошлого года ни один наш транспорт не смог прорваться из Черного моря в Барселону и Аликанте. А мы держим при республиканском флоте Кузнецова, Бурмистрова, Головко, Дрозда, Алафузова. Зачем держим? Они что — враги? Или совсем некомпетентные люди? Не могут организовать сопровождение пароходов. Отозвать? Вообще всех отозвать? Пусть фашисты торжествуют, а мы сосредоточимся на внутренних делах?

— Не так, товарищ Сталин!

Шестаков перешел в наступление. Единственно возможный способ навязать противнику, а он сейчас рассматривал вождя как противника, не вообще, а словно за карточным или бильярдным столом, свою волю.

— Надо забыть обо всех якобы политических ограничениях, о Лиге Наций, о «невмешательстве». Воевать, так по-военному, как не раз повторял Владимир Ильич. Гитлер, Муссолини ни о каких «демократических процедурах» не задумываются, делают, что считают нужным.

— Вы нас что, со всем миром поссорить хотите? — прищурился Сталин.

— А наплевать нам на весь мир, товарищ Сталин, — дерзко бросил Шульгин. — Помнится, император Николай Первый, когда в Париже поставили пьеску, которую он счел оскорбительной, пообещал послать туда миллион зрителей в серых шинелях, которые ее освищут. И ничего, немедленно сняли с постановки, при всей ихней демократии. Короче — пусть ненавидят, лишь бы боялись. Потому нам испанскую войну никак нельзя проиграть!

Очень долго молчал Сталин, попыхивая трубкой, переводя взгляд с наркома иностранных дел Литвинова на Шестакова, скользил глазами по комдивам и комкорам. Маршалов здесь не было. Егоров в предвидении ареста сослан в ЗАКВО (Сталин долго готовился рассчитаться с ним за Польскую кампанию), Блюхер пока на Дальнем Востоке (но тоже кандидат на «вышку», неправильно себя ведет), Тухачевский уже расстрелян. Ворошилов отставлен, Буденного не позвали, кавалерия в Испании не задействована, да и вообще неизвестно, чего от него ждать, история с четырьмя пулеметами всем памятна. А больше и нет в армии маршалов.

— Слова в принципе правильные, товарищ Шестаков. Смелые слова, особенно если за ними стоит что-то еще, кроме ваших амбиций. Я привык к чему: критикуешь — предлагай. Вы что практически предлагаете?

Очередной психологический посыл бросил Сашка, изо всех сил сосредоточившись. Сейчас решается его личная судьба, да и новый виток истории начнется. Или нет. Тогда — на Валгаллу. Катер «Ермак» завести, отправиться посмотреть, что там за Черным озером. Или — к квангам, у них наверняка жизнь изменилась после исчезновения внешних агрессоров.

— Я бы попросил, товарищ Сталин, поручить мне руководство испанской кампанией. В полном объеме, как Ермолову или князю Барятинскому на Кавказе. Военные, политические, экономические вопросы должны быть сосредоточены в одних руках. Лично вам, при огромной занятости прочими вопросами, технически невозможно руководить каждым шагом исполнителей. Ведомства между собой договариваться так и не научились. Да и задача так не ставилась. А вот если создать единый штаб, с диктаторскими полномочиями и правом доклада лично вам в случае необходимости… Или я за полгода решу эту проблему, или вы спросите с меня по полной программе. Хуже не будет, товарищ Сталин, это я вам обещаю. Хуже быть просто не может. Испанские товарищи свою войну уже проиграли. Если бы вы с Владимиром Ильичем в девятнадцатом испугались так, как Кабальеро, Прието, прочие тамошние вожди, страшно представить, что бы случилось…

Опять Сталину маслом по сердцу.

Был такой кинофильм, «Боевой девятнадцатый», всеми давно забытый, в котором Сталин руководил подавлением мятежа фортов «Красная Горка» и «Серая лошадь». Лично и с крайней решительностью, а Ленин там по преимуществу цитировал собственные труды и постоянно обращался к нему за очередным умным советом. Правда, нынешний Сталин фильм этот еще не видел, он выйдет незадолго до его смерти, но и без того за минувшие восемнадцать лет успел убедить себя и окружающих, что именно он выиграл Гражданскую. А кто обладал слишком хорошей памятью и длинным языком, лишился того и другого. Не может быть в одной стране нескольких правд, правда всегда одна. Что же до истины, это отдельный вопрос.

— Чувствуете в себе проснувшийся талант полководца? — с легкой иронией, доброй при этом, спросил Сталин.

— Дело не в таланте, хотя из истории известно, что он нередко проявлялся у людей, прежде весьма далеких от военного дела. Маршалы Наполеона, например, или, что ближе — славная плеяда героев Гражданской… — Опять легкий, почти неуловимый наклон головы в сторону вождя, чтобы не вообразил, упаси бог, что намек касается какого-нибудь Троцкого или иных «не оправдавших». — В данном случае достаточно чисто организационных мер, характер войны не требует гениальных стратегических прозрений. У республиканцев достаточное численное превосходство и полная свобода действий по внутренним операционным линиям.

— Хорошо, товарищ Шестаков, давайте попробуем, тем более, как вы правильно выразились, терять нам нечего, приобрести же можно многое. Кстати, вы могли бы без ложной скромности отметить, что имеете командный опыт. У вас сколько нашивок было по последней флотской должности?

— Три, товарищ Сталин. По-нынешнему — примерно флагман первого ранга.

— Или, по-старому, вице-адмирал?

— Приблизительно…

Шульгин отметил, что вождь последнее время все чаще вспоминает царские времена. Ну да, время разбрасывать камни и время собирать их. Скоро вернет генеральские и адмиральские звания, а там и погоны.

— Тем более вам карты в руки. Товарищ Лихарев, подготовьте решение. Совершенно секретное, под роспись членам ПБ и тем, кого это касается непосредственно. А вы, товарищ Шестаков, — четкий и конкретный план первоочередных мероприятий.

— Вы держались просто великолепно, Григорий Петрович, — похвалил Шестакова Валентин, когда они уединились в кабинете, чтобы подработать пункты документа. — Но так, положа руку на сердце, уверены, что справитесь? Мешать вам будут сильно, и здесь, у нас, и в Испании. Понимаете ведь, что случится, если вы выиграете.

— Чего ж не понимать? Я весь в белом, а остальные в дерьме…

Этого анекдота Лихарев не слышал, он из другого времени. Смеялся долго и искренне. Он вообще был очень смешливым парнем, как заметил Шульгин. В принципе хорошая черта.

— Потому, Валентин, нам и нужно опереться на тех, кто к прошлым провалам отношения не имеет. Которые от нашей победы выиграют. А уж нейтрализовать противника — это, будем считать, ваша задача. Вы здесь все концы, связи, ходы и выходы знаете.

Сашку страшно сковывало то, что он вынужден изображать Шестакова «в чистом виде». Если бы раскрыться, сообщить, что он знает все об истинной роли и функции Лихарева, и задействовать его именно в качестве резидента! Заставить его привлечь к операции «Нострадамус» здешнюю Сильвию и весь ее штат, должным образом повлиять на Чемберлена, Даладье и прочих. Хорошо бы с Антоном посоветоваться, да как его найдешь, если сам не возникнет?

Похоже, он сам себя в тупик загнал. Извиняет лишь то, что именно такого развития событий он предвидеть не мог. Игра, как и сказано было, начала стремительно раскручиваться по собственным правилам.

Впрочем, кажется, наклевывается вариант. Спасибо Сильвии за подсказку. Сегодня же вечером и провернем…

— Я, Валентин, решил просить у Хозяина разрешения смотаться на недельку-другую за Пиренеи. На месте разобраться.

— Да вы что, Григорий Петрович?! Ни за что не отпустит.

— Надо сделать, чтобы отпустил. Постараюсь его убедить, что такая командировка совершенно необходима.

— Ну-ка, растолкуйте поподробнее, что именно вы задумали. На мне потренируйтесь. Я себя поставлю на место Сталина в его нынешнем настроении и состоянии. Меня убедите, может, и с ним получится.

— Согласен. Сейчас вот начнем план мероприятий писать, так я по ходу. Да вот, попутно, не знаете, когда вождь намеревается нового наркома обороны утвердить? Нам бы сейчас Иосиф Родионович весьма пригодился.

— Надеюсь, что уже завтра. Только ему в ближайшее время не до вас будет, пока у Ворошилова дела примет, пока в курс войдет… В армии сейчас такой бардак творится.