Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант - Василий Звягинцев

Шульгин прислушался к «внутреннему голосу». Как Шестаков на подобные речи отреагирует?

Да нет, вроде нормально. Все по правилам аппаратной игры. Пришел в новую команду — не высовывайся. Он сам мигом бы Валентина осадил, но его задача сейчас другая. А для бывшего наркома Лихарев пока что спаситель в определенном роде, пусть и с собственными целями, но помогший из безвыходного положения взлететь на такой верх, что и не снилось. Так же может и опустить, коли потребуется.

— Постараюсь, Валентин Валентинович, — ответил он нужным тоном, однако подпустил в него чуть-чуть жесткости. Опять же в стиле личности.

— А вас скоро позовут. Члены Политбюро уже собираются. Там сейчас очередной тайм начнется…

Действительно, не прошло и двух часов, как Сталин по прямой связи пригласил его к себе. Там в раз и навсегда заведенном порядке уже расселись за длинным столом люди, Сашке знакомые только по фильмам и книгам, Шестакову лично, но с другой совершенно позиции.

Шульгин прекрасно понимал, что выступление вождя на Пленуме (который формально являлся между съездами высшей партийной инстанцией) было чистейшей, хотя и тщательно спланированной импровизацией. Но так и делаются государственные перевороты, чтобы противник до последнего момента ничего не подозревал и не понимал, а когда поймет — уже поздно.

Соратники выглядели настороженно-сосредоточенными. Вопреки обычаю, Сталин не пригласил никого из них на ужин после завершения Пленума, что можно было расценить как выражение общего неудовольствия, хотя вроде бы все прошло нормально, согласно уставу и регламенту, без сбоев и неожиданностей. Сейчас каждый перебирал в уме возможные причины и собственные прегрешения. На самом деле, кроме Молотова с его неудачной интригой в отношении Шестакова — Ежова, никаких заслуживающих внимания недоработок, тем более — явных провалов, никто за собой не числил. Вот только если коснуться «Большой чистки»… Ни с кем не посоветовавшись, Хозяин затеял «Новый курс», беря пример с Рузвельта. И, если сочтет нужным, все случившееся в истекшем году, все жертвы и кадровые решения вполне способен перевалить на соратников. Все в той или иной мере причастны, все проявляли активность и энтузиазм в подготовке директив об усилении борьбы «с троцкистскими и иными двурушниками» и разнарядок на репрессии.

Ежов, как непосредственный исполнитель, уже поплатился, и совсем не факт, что его минует судьба предшественника.

Ворошилов тоже — слишком старательно «чистил» армию и флот. По должности ему бы отстаивать «до последнего патрона» каждого попавшего на крючок чекистов командира и комиссара, как это делали Орджоникидзе, а потом Каганович в отношении нужных им людей, а он бежал «впереди паровоза». И в Испании его люди показывают себя далеко не лучшим образом.

Кто следующий?

Соратники понимали, каждый со своей позиции, что время упущено безнадежно. Им бы, сообразив, к чему дело клонится, сплотиться, выступить «единой платформой», как выступали против Троцкого. Не важно даже, на базе какой идеи — просто единой, против всего ПБ Сталин бы не устоял. Не смог бы сделать ничего каждому из них. От НКВД в случае чего защитил бы Ворошилов и армия, а других способов воздействия на партийную верхушку Хозяин не имел. Могли бы и ему предложить «другую работу».

Так ведь нет, каждый думал только о себе и своих личных с ним отношениях. Совершенно как в двадцатые, когда Сталин передушил «левых», «правых», «центристов» и «уклонистов» поодиночке.

А теперь поздно, разумеется. Снова каждому нужно выживать поодиночке.

Можно было, конечно, попытаться дать бой, «последний и решительный». Только как? Заранее ведь сговориться не успели. Кто рискнет выступить первым, не зная позиции и степени решительности остальных?

Каждый лихорадочно перебирал в голове расклады, бросая осторожные взгляды на соседей по столу.

В том, что новый зампред и секретарь приглашен на Политбюро, ничего необычного не было. Любой назначенец, входящий в номенклатуру, оказывался здесь, чтобы в неформальной обстановке ответить на вопросы и выслушать наставления. Шестаков полтора года назад уже проходил церемониал утверждения наркомом, вышел в тот раз из кабинета в мокрой от пота рубашке под гимнастеркой. Но сейчас ритуал словно бы развернулся на сто восемьдесят градусов, наставления пришлось выслушивать отнюдь не ему.

Шестаков сидел чуть поодаль, через два стула от последнего в ряду члена ПБ, вид имел подобающий обстановке, но не нервничал, как большинство сюда попадающих. Скорее выглядел человеком, вынужденным отбывать некий ритуальный номер, вроде как атеист, оказавшийся на церковной службе. Крутил в пальцах «Делегатский» красный карандаш над раскрытым блокнотом, посматривал по сторонам, разве что не считал летающих над кремлевским двором ворон.

Ритуально представив вождям нового соратника, Сталин сразу взял быка за рога:

— События последнего времени показали, что нашей системе не хватает некоторой гибкости управления. Многим товарищам приходится совмещать плохо сочетающиеся функции. Некоторые слишком увлекаются политикой в ущерб своим прямым обязанностям. Я понимаю, что политика гораздо интереснее, чем добыча угля, повышение урожайности или повседневная боевая подготовка войск. Однако там и следует проводить политику — политику партии. Все остальное, я так думаю, это политиканство. В Испанию, к примеру, мы посылаем людей, чтобы они помогли народу и правительству разгромить контрреволюцию, а они воображают себя этакими «теневыми послами» и начинают вмешиваться в дела, которые их совершенно не касаются, затевают интриги, уже нанесшие огромный ущерб нашему делу…

Он сделал паузу, чтобы слушатели задумались, примерили эти слова к себе.

— Вот мы решили посмотреть, не удастся ли нам кое-что в этом направлении поправить. Поэтому мне кажется, что каждому из товарищей следует сосредоточиться на тех направлениях, которые он курирует в настоящее время. Заниматься же всем сразу — неплодотворно. А товарищ Шестаков, у которого есть некоторый опыт и нужные способности, за что мы и сочли возможным его выдвинуть, попробует у нас изобразить из себя этакого диспетчера. Не отвечая ни за какую отрасль, он, будем надеяться, сможет беспристрастно изучать реальное положение дел, сводить воедино противоречивые данные и мнения и свои беспристрастные доклады и предложения выносить на заседания ПБ. Где мы, тоже беспристрастно, будем принимать обоснованные решения.

Есть вопросы?

Без вопросов не обошлось. Товарищи, разумеется, сразу усмотрели в такой реорганизации опаснейшую угрозу. Ведь любому очевидно, что, если система заработает так, как заявлено, рушится вся налаженная схема межотраслевых и межличностных связей, устоявшийся механизм согласований, сговоров, сдержек и противовесов. Одновременно опыт подсказывал, что идеальных конструкций власти все равно не бывает и налицо всего лишь хитрый ход, призванный замаскировать окончательное установление полностью самодержавной власти. Фильтр, которым становится ведомство Шестакова, будет пропускать сквозь себя только ту информацию, которая угодна Сталину (а то и самому «диспетчеру»), и якобы коллективные решения ПБ станут окончательно единоличными. Никто не сможет (по идее) знать, что именно и как будет сформулировано в «проекте решения», а что-то изменить и переиграть в ходе обсуждения, на глазах у Сталина, имеющего в руках должным образом составленную бумагу, физически невозможно.

Но вслух ничего такого, конечно, произнесено не было. Вопросы касались частностей, организационных тонкостей, сомнений в том, что товарищ Шестаков, оборонщик по преимуществу, сможет достаточно квалифицированно разбираться в десятках других вопросов и проблем. Ну и так далее, опытные бюрократы умеют выискивать в любом деле массу крючков и зацепок, особенно если хотят «замотать» его.

Микоян, к которому последнее время не имелось претензий, один из старейших по стажу членов ПБ, да еще и имеющий опыт руководства тайными операциями на вражеской территории, позволил себе достаточно прямой вопрос:

— Следует ли понимать, что и контроль за нашими контактами с республиканским правительством Испании также будет возложен на товарища Шестакова? Не на НКИД и наркомат обороны?

— Над этим мы еще подумаем. Но мы имеем в виду, что как раз в этом направлении работа товарища Шестакова оказалась наиболее успешной. В сравнении с другими ведомствами. В вооружении (в пределах наших возможностей, конечно) республиканская армия недостатка не испытывает, а вот правильно его использовать до сих пор не научилась. Что из этого следует?

Вопрос повис в воздухе, да и не требовал ответа.

— Таким образом, будем считать, что принципиальных возражений против такой вот реорганизации нашей внутренней работы нет? Законодательно мы пока ничего оформлять не будем? Товарищ Шестаков побудет у нас «зампредом без портфеля» какое-то время, покажет, правильным ли было наше решение или нет. Секретарем ЦК он тоже будет «без портфеля». Как это называлось раньше — генерал-адъютант для особых поручений. Так и запишите в протокол заседания, товарищ Лихарев.