Тибетское пророчество - Мэйдлин Брент

Мне нравился Дэвид Хэйуорд. Младший сын титулованного землевладельца из Линкольншира, он не нуждался в средствах, но оставил университет для того, чтобы пройти долгое обучение на ветеринара-хирурга только потому, что единственной целью его жизни было лечить животных.

Спокойный, приветливый человек, он был со всеми вежлив, но ни с кем – почтителен. В первые же недели своей практики в Ларкфельде он узнал от Элинор, что у меня особый дар обращения с животными. Сначала, по его собственному признанию, он был полон скепсиса, однако при первом же удобном случае решил меня испытать. Я успокоила огромного эрделя мистера Сэнгфорда, совершенно обезумевшего от боли в пораненной ноге и никого к себе близко не подпускавшего. Я держала голову собаки, пока рана не была очищена, промыта и перевязана. Дэвид Хэйуорд посмотрел на Элинор и улыбнулся:

– Вы были правы, Элинор. Девушка совершенно удивительна.

– Вы тоже удивили меня, мистер Хэйуорд. Должна заметить, приятно.

– Я польщен. Но могу ли узнать, чем именно я вас удивил?

– Вы занимаетесь медициной. Большинство людей, занимающихся любыми видами наук, отказываются верить во все, что нельзя объяснить с помощью науки.

– Должен признаться, я тоже скорее скептик, мисс Лэмберт. – Посмотрев на меня, он вдруг тепло улыбнулся. – Но когда я вижу демонстрацию способностей, которые наука не в состоянии объяснить, я заключаю, что наука еще недостаточно продвинулась для того, чтобы дать им объяснение.

С тех пор редко проходило более трех-четырех недель без того, чтобы Дэвид Хэйуорд не попросил меня помочь кому-нибудь из его пациентов. Он был худым, жилистым и удивительно сильным человеком – я видела, как легко он управлялся с теленком во время трудных родов. У него были густые каштановые волосы, лицо – спокойное и довольно невзрачное. Но стоило ему улыбнуться своей теплой улыбкой, как оно становилось почти что красивым.

Порой, когда я помогала ему во время лечения, мы могли работать вместе, не обмолвившись ни словом в течение часа, а то и больше. Элинор как-то сказала мистеру Лэмберту по этому поводу:

– Так забавно, отец, наблюдать за этими двоими. Дэвид копошится со своими скальпелями и шприцами, а Джейни бормочет в ухо лошади свою тарабарщину, и впечатление такое, будто они вовсе не замечают друг друга. Можно даже вообразить, что они поссорились, что, впрочем, порой действительно случается. Они, когда начинают разговаривать, тут же вступают в пикировку.

Это было верно, хотя раньше я об этом как-то не задумывалась. Слова Элинор вспомнились мне, когда мы легким галопом спускались по зеленому склону Гусиного холма, перейдя на рысь на дороге, которая вела нас на запад от деревни к ферме Стэффорда.

– Дома все в порядке, Джейни? – спросил Дэвид Хейуорд.

– Да, благодарю вас. Миссис Берке и Мэйз со всем отлично управляются.

– И вы не чувствуете себя одиноко?

– Ну, конечно, мне не хватает Элинор и все еще не хватает мистера Лэмберта, но одинокой я себя не чувствую. В течение дня я немало встречаюсь с людьми, а по вечерам, после легкого ужина в саду, обычно занимаюсь счетами или книгой Элинор. Иногда просто читаю перед тем, как лечь спать. У меня есть пишущая машинка, на которой надо перепечатать указатели для книги Элинор. Я с ней уже почти совсем освоилась.

– Ну, а если проблема не в домашних делах и не в одиночестве, то что тогда вас беспокоит, Джейни?

Несколько удивленная, я посмотрела на него.

– А почему вы думаете, что меня что-то беспокоит? Он пожал плечами.

– Я достаточно хорошо вас знаю, чтобы заметить, что вы нервничаете даже тогда, когда пытаетесь это скрыть. Кроме того, как-то вы мне сказали, что когда вам нужно как следует о чем-нибудь подумать, вы поднимаетесь на вершину Гусиного холма и сидите там в одиночестве. Я заметил вас там, еще когда ехал от фермы Стэффорда, и, думаю, вы ни разу не пошевельнулись, пока я пересекал долину.

– О, но я просто вспоминала былое и мечтала. – Я колебалась, стоит ли говорить, но все же призналась: – И, пожалуй, правда, немножко волновалась из-за Элинор.

– Вот как! – он бросил на меня быстрый взгляд. – И почему?

– Наверное, просто мои обычные глупости. Она уехала недель на семь-восемь, и в течение первого месяца писала мне по два письма в неделю. Но потом ее письма стали… не знаю, как сказать. Какими-то странными. Совсем нехарактерными.

– А что в них такого особенного?

– Во-первых, они перестали быть регулярными, а, во-вторых, они какие-то обрывистые. Она начинает о чем-то писать, потом вдруг перескакивает на что-нибудь совершенно другое, так что иногда бывает даже трудно понять, о чем речь. О, я понимаю, что это звучит как ерунда, но я и в самом деле волнуюсь, мистер Хэйуорд. Еще до того, как ее письма изменились, она писала, что познакомилась с англичанином, который живет в той же гостинице, что и она, и как ни пытается она избежать его общества, он все время возникает перед ней. Впечатление, по ее словам, такое, будто ее преследует привидение. Она очень много шутила по его поводу, прямо как прежняя Элинор.

Я, немного смущенная, остановилась, чтобы перевести дыхание. Решив высказать свои опасения, я буквально обрушила их на голову Дэвида Хэйуорда. Казалось бы, он должен был над ними посмеяться, потому что до сих пор я не назвала ни одной серьезной причины для беспокойства, да и не смогла бы ее назвать, но он довольно мрачно сказал:

– Продолжайте, Джейни.

– Потом ее письма становились все более чудными, словно она не в себе. Они сделались совсем короткими, и несколько раз она упоминала в них этого человека, но уже больше над ним не смеялась. Мне показалось, что они подружились. Потом она переехала из Триккалы в Коринф, но его продолжала упоминать, будто он по-прежнему находится с нею.

– Она – не ребенок, – тихо промолвил Дэвид Хэйуорд. – Если она подружилась с мужчиной, значит, ей того захотелось.

– Но Элинор не будет путешествовать с мужчиной! Я знаю, все говорят, что она ведет себя совершенно невозможным образом, что ей безразличны условности. В некоторых отношениях это действительно так, но в других она неукоснительно соблюдает все правила поведения. Ах, все это так трудно объяснить. Она говорит, что получает мои письма, но, по сути дела, не отвечает на них, словно не понимает, о чем я в них говорю. И потом… ее нет уже больше трех месяцев.

Мы проехали рощицу и начали потихоньку подниматься к ферме Стэффорда.

– Возможно, она влюблена. Это, полагаю, все и объясняет, – произнес Дэвид.

Нащупав в кармане бриджей два листка бумаги, покрытых размашистым почерком Элинор, я, после некоторого колебания, протянула их ему.