Тибетское пророчество - Мэйдлин Брент

Я слезла с двуколки, меня всю трясло от страха, тревоги и неизвестно на кого направленной ярости.

– Отец Элинор умер, – заключила я немного поспокойнее. – Я – единственный человек, который у нее остался, так что это мой долг.

Он молча и с изумлением глядел на меня, затем тоже соскочил с двуколки и несколько мгновений расхаживал взад-вперед. Потом он резко проговорил:

– Это не слишком удачная мысль, Джейни. Вы слишком молоды, чтобы путешествовать в одиночестве.

– Слишком молода? – уставилась на него я. – О, не будьте идиотом, мистер Хэйуорд! Вы достаточно про меня знаете, чтобы не говорить подобные глупости! Слишком молода, чтобы путешествовать в одиночестве? Да я путешествовала с соляным караваном по самой крыше мира, когда мне, мистер Хэйуорд, было десять лет! И там-то были настоящие опасности – племена кхамба, медведи, снежные барсы! И вы полагаете, что я не в состоянии найти дорогу до гостиницы в Коринфе? Да там есть даже железнодорожная станция!

Я впервые увидела Дэвида Хэйуорда потерявшим спокойствие. Его подбородок затрясся, в глазах была такая же ярость, как у меня. Он замахал перед моим лицом пальцем:

– Не кричите на меня, пожалуйста! Вы – грубая маленькая девчонка!..

– Я – не маленькая девчонка, – процедила я сквозь зубы. – Мне восемнадцать лет, и я смертельно обеспокоена за человека, который вытащил меня из канавы, дал мне замечательное жилье, образование и свою любовь. Возможно, вы считаете, что знаете, сколь важна для меня Элинор, но вы об этом не имеете ни малейшего представления. Никто не имеет, и я…

– Ладно, Джейни, ладно, – он сделал примирительный жест. Его гнев утих. Он был снова спокоен, хотя и встревожен. – Давайте не будем ссориться.

Я отвернулась, положила руки на двуколку и прижала к ним лоб, стараясь сдержать слезы. Собравшись с силами, я сказала:

– Я была груба и язвительна с вами. Я очень сожалею об этом. Пожалуйста, простите меня, мистер Хэйуорд.

Он положил мне руку на плечо.

– Я понимаю, что вы тревожитесь из-за Элинор. Я тоже. Но когда вы заявили, что поедете в Грецию, я начал тревожиться и за вас тоже.

Я изумленно посмотрела на него.

– За меня?

– Да, конечно, – он посмотрел мне прямо в глаза. – Вы сказали, что собираетесь подождать десять дней следующего письма, и мне показалось это очень разумным. За это время вы успеете сделать необходимые приготовления к дороге и решить, как надо действовать. Но вы обещаете еще раз со мной все обсудить через неделю?

– Да. Да, я обязательно сделаю это.

– Благодарю вас. – Он сел в двуколку и несколько секунд пристально смотрел на меня. – Немногие люди способны долго помнить добро, Джейни. Вы – одна из таких немногих.

Я не обратила особого внимания на его слова, потому что была поглощена другой мыслью.

– Мистер Хэйуорд, когда Элинор вернется, вы попросите ее выйти за вас замуж?

Он засмеялся.

– Кого-нибудь из вас двоих попрошу обязательно. Кого именно, еще не решил.

Он снова меня поддразнивал, и в ответ я смогла рассмеяться, поскольку чувствовала облегчение, почти что радость, ибо приняла решение и знала, что мне надлежит делать. В течение следующих нескольких дней я приобрела расписания отплытия парома через Ла Манш и железнодорожной дороги на континенте. Я купила также и брошюры судоходных компаний, чтобы выяснить самый быстрый путь от Борнемута до Афин. Все это я тщательно изучила.

Наилучшим маршрутом, по-видимому, было добраться до Парижа, а там сесть на Восточный экспресс. Он всего лишь за шестьдесят часов доставит меня в Стамбул, а оттуда можно менее чем за два дня добраться до Афин. Остановившись на этом маршруте, я подробно его расписала, составив перечень того, что мне необходимо заказать или приготовить. Покончив со списком, я попила чаю и отправилась в сад.

Час или два я посвятила тому, что подрезала многочисленные розовые кусты, обрывала увядшие головки петуний, укрепляла с помощью колышков другие цветы. До появления в Ларкфельде я ничего не смыслила в садоводстве, да и сейчас не слишком в нем разбиралась, но оно очень увлекло меня. Я уже давно уговорила Доусона, нашего старшего садовника, научить меня двум-трем простым операциям и разрешить выполнять их мне самой.

Было очень нелегко работать в жару, и я с наслаждением предвкушала вечернюю ванну, самый любимый момент в моем распорядке дня. В подвале "Приюта кречета" имелся большой бойлер, который ежедневно обеспечивал нас горячей водой. Купание здесь всегда вызывало во мне восторг, в особенности когда я вспоминала, как в детстве мне приходилось стоять в чане с водой.

Когда умер мистер Лэмберт, мы с Элинор заставили себя продолжать обедать в столовой, хотя, видя пустой стул, еще острее чувствовали свое горе. Теперь по крайней мере у меня печаль прошла. В отсутствие Элинор я продолжала есть там одна, а сердечная боль уступила место счастливым, благодарным воспоминаниям о смехе и дружеских разговорах, царивших раньше за этим столом.

Поужинав салатом и холодным мясом, я перешла в гостиную, где ко мне присоединилась миссис Берке, и мы принялись обсуждать домашние дела – счета, предстоящие на следующей неделе покупки и тому подобное. Затем, по настойчивой просьбе миссис Берке и с ощущением полной непригодности к возложенной на меня миссии, я послала за служанкой, которую мы недавно наняли, для того, чтобы сделать ей внушение за скверное отношение к работе. Я старалась вести себя, как взрослая, и делать все, как делала бы в подобной ситуации Элинор, но, судя по тому, что, когда служанка ушла, миссис Берке только вздохнула и закатила глаза к небу, мои усилия не были особенно успешными.

Перед сном я вновь перечитала письмо Элинор. Внимание мое приковала следующая строчка: "Пожалуйста, помолись за меня, Джейни".

Очень странно. На Элинор это совсем не похоже. Ее отец всегда шутил, что она – христианка скорее по привычке, чем по убеждению. В любом случае, очень странные слова, они, в сущности, ни с чем не соотносились в письме, возникали как-то вдруг и не имели продолжения. Без сомнения, именно эти слова навели Дэвида Хэйуорда на мысль о присутствующих в письме отчаянных нотках.

Сидя на краю кровати, я огорченно глядела на письмо и теребила висевший на шее серебряный медальон. После проповеди викария о губительности предрассудков я порой испытывала небольшое чувство вины из-за уверенности, что этот мой талисман, данный Мистером, принес мне чудесную удачу. В сущности, само стихотворение на хинди утверждало совершенно обратное, и тем не менее я никак не могла отказаться от этого представления. Кроме медальона, все, что осталось от моего прошлого, – это лежавшие в одном из ящиков комода ленточка от соломенной шляпы, которая была на мне, когда я встретила мистера Лэмберта, и две мои книги – Библия и "Истории про Джессику".