Повседневная жизнь советской коммуналки - Алексей Геннадиевич Митрофанов

и плиты английского (европейского) типа и где каждая семья вынуждена была готовить себе пищу отдельно.

Примус – “личный портативный очаг” – как нельзя лучше подходил именно к этим социально-бытовым условиям. Для него нужно было мало места, его легко и быстро можно было убрать, он помещался в небольшом шкафчике или в тумбочке. Порой в московских или ленинградских коммуналках, где жили по десять и более семейств, на кухне действовали сразу 7–8 примусов, шум от которых был слышен еще с черного хода.

Примусы в Советский Союз поставлялись из Швеции, которая вообще экспортировала примусы во все страны мира, так как это было шведское изобретение. Изобрел его в 1892 году инженер Ф. В. Линдквист, назвав свое детище “примус” (от лат. primas – глава, первенствующий среди портативных нагревательных приборов) или “бессажевая горелка”. Уже в 1898 году в пригороде Стокгольма, на фабрике в Лилла Эссинген, началось массовое серийное производство примусов, а к началу XX века они уже заполонили собой пол-Европы.

В России, вернее в Петербурге, который расположен недалеко от Швеции, первые примусы появились в период Русско-японской войны. Они приобретались офицерами, которые отправлялись на Дальний Восток, как удобный автономный нагревательный прибор, используемый в полевых условиях. На примусе можно было кипятить воду и готовить практически всю пищу, требующую варки или жаренья. Однако более нюансированные кулинарные операции вроде тушения, пряжения, припускания на примусе производить было невозможно, ибо его огонь практически не поддавался регулированию и был сильным, интенсивным и близко расположенным к дну нагреваемой посуды. Но главное, примус не мог непрерывно работать более полутора часов, ибо тогда он перегревался и становился взрывоопасным… Однако за приготовлением пищи на примусе надо было постоянно наблюдать, то есть стоять все время на кухне, ибо нельзя было допустить, чтобы хотя бы одна капля из кастрюли попала на горелку – в этом случае возникал пожар. А поскольку примус “работал” очень быстро, то жидкая пища могла выплескиваться каждую минуту, чего не бывало у “тихоходных” керосинок, которыми пользовались обычно либо более осторожные, либо менее сообразительные и менее активные люди, да к тому же не предъявляющие особых требований к вкусу и тонкости аромата пищи.

Так вид очага буквально “делил” людей 1920-х – начала 1930-х годов на разные психологические категории, и это было наглядно заметно в условиях коммуналок, особенно больших – московских и ленинградских, или в условиях больших бараков, где также действовали большие коллективные кухни со многими – до двух десятков индивидуальных пользователей – примусами или керосинками».

Вильям Васильевич слегка напутал с датировкой – примусы задержались на советских коммунальных кухнях вплоть до конца 1950-х годов.

* * *

Осип Мандельштам посвятил примусу стихотворение. Он так и назвал его – «Примус»:

Чтобы вылечить и вымыть

Старый примус золотой,

У него головку снимут

И нальют его водой.

Медник, доктор примусиный,

Примус вылечит больной:

Кормит свежим керосином,

Чистит тонкою иглой.

Борис Зайцев писал в заметке «Белый свет»: «Почитай примус. Он твой домашний лар. Наблюдай за жизнию его. Чисти иглой. Поршень, если ослабел, размачивай в стакане с кипятком. Делай возлияния ему – чистейшим газолином». Борис Константинович обращался к своему примусу по имени-отчеству – Михаил Михайлович.

Воспел примус и Даниил Гранин:

«Примус – это эпоха; выносливая, безотказная, маленькая, но могучая машина. Примус выручал городскую рабочую жизнь в самый трудный период нашего коммунального быта.

На тесных многолюдных кухнях согласно гудели, трудились примусные дружины. Почти два поколения вскормили они; как выручали наших матерей, с утра до позднего вечера безотказно кипятили они, разогревали, варили немудреную еду: борщи, супы, чаи, каши, жарили яичницы, оладьи. Что бы там ни говорилось, синее их шумное пламя не утихало долгие годы по всем городам, поселкам, в студенческих и рабочих общежитиях, на стройках…

Теперь, выбросив примусы, мы не хотим признавать их заслуг. Скорее всего, из-за того, что в нашей памяти примус связан с теснотой переполненных, бурливых коммуналок, кухонными ссорами, бедностью… Все так, но примус-то чем виноват? Конечно, судя по нынешним меркам, доставлял он немало хлопот. Разжечь его требовалась сноровка: надо было налить в чашечку денатурат, поджечь, спирт нагреет головку, тогда надо накачать, и пары керосина уже образуют шумный венчик пламени. Ниппель головки засорялся. Его прочищали специальной иголкой. Портился насос. Перегорала головка».

Не было другого коммунального предмета, которому бы посвящалось столько строк любви и ненависти.

Примус был своего рода королем советской коммунальной кухни. Как мы уже отметили, изобрели его сравнительно недавно, в 1892 году. И, разумеется, только в нашей, бивуачной, по сути, стране этот нагревательный прибор использовали в квартирах в качестве стационарного. Во всем мире, напротив, была по заслугам оценена его мобильность – примусы брали в походы, в экспедиции, на войну. Дома же пользовались чем-нибудь более комфортным. К примеру газовой плитой.

Впрочем, и советский коммунальный квартирант, не будь дурак, нет-нет да и использовал способность примуса к спонтанному перемещению. Вот, к примеру, цитата из рассказа Сергея Сергеевича Заяицкого «Человек без площади»:

«– Спишь? – спросила она, скидывая шубку на цветной подкладке и соблазнительным движением подтягивая розовый чулок. – Спи, спи, я тебе не буду мешать, я только завьюсь… У нас сегодня… впрочем, спи, спи, я тебе потом расскажу.

Семен Петрович со вздохом закрыл глаза.

А супруга его между тем побежала в кухню и через минуту внесла в комнату громко гудящий примус.

– Я только завьюсь, – говорила она, – ты, пожалуйста, спи… Ну чего ты глаза таращишь? А потом будут попреки: не дают ему отдохнуть.

С этими словами она скинула платье, подошла к комоду и взяла щипцы.

Семен Петрович, пожалуй, все-таки бы заснул, ибо гул примуса действовал на него даже усыпляюще, но фраза, начатая и не оконченная супругою, не давала ему покоя: “У нас сегодня”, – сказала Анна Яковлевна.

“Неужто гости?” – с ужасом подумал Семен Петрович».

Действительно – готовить удобнее на кухне, модную завивку делать в комнате (в ванной просто не дадут милые коммунальные соседи), примус – один на все случаи, взял да понес. Да еще, на бонус – оказывал усыпляющее действие.

* * *

Примус работает по тому же принципу, что и паяльная лампа. То есть горит не керосин (а примусы по большей части заправлялись именно керосином, хотя, теоретически, подходило любое жидкое горючее), а его пары. Это, с одной стороны, делало девайс относительно безопасным, а с другой – требовало от пользователя множества лишних операций. Сначала примус