Огненный перст (сборник) - Борис Акунин

– Да они со мной хоть на дно моря! О, Тор… – Хёвдинг захлебнулся от переполнявших его чувств, сорвал с чела золотой обруч, размахнулся – и мощным броском зашвырнул на середину реки. – Это тебе от меня! А это тебе, друг, за мудрый совет. – И сорвал с запястья серебряный браслет, протянул аминтесу. – Так я и сделаю! Дождусь, когда Рорик уплывет на родину, и уйду!

– Нет. Ждать нельзя. Конунг оставит вместо себя Хельги, а он хитер и подозрителен. Моя черная рабыня, которая делит с ним ложе, говорит, что Хельги хочет собрать все корабли в одно место и приставить к ним стражу.

Это было неправдой, но Дюр поверил.

– Мои лангскипы?! – вскричал он. – Как бы не так!

– Когда конунг оставит Хельги за старшего, тебе придется подчиниться.

– Тогда… – Хаскульд оглянулся и понизил голос. – Тогда вот что… Мы снимемся с лагеря нынче в полночь. В лангскипах всегда есть запас вяленого мяса на десять дней. Если воины потуже затянут свои желтые пояса, до Кыева хватит. Возьмем город – отъедимся.

Теперь, когда решение было принято, хёвдинг сделался спокойным и уверенным.

«Прирожденный полководец, – поневоле залюбовался им Дамианос. – Даже жалко вести такого на гибель».

– Сказители будут складывать саги о Хаскульде Дюре, – сказал он вслух. – Когда взойдет луна, я буду у тебя, господин.

Остаток дня аминтес потратил на два дела, которые так легко устраивались под покровом ночи, но в светлое время потребовали немалых ухищрений.

Сначала он отправился в поселок лесовичей и долго прятался в зарослях, дожидаясь, пока можно будет перемолвиться с Радославой. Она несколько раз показывалась, но рядом всё время кто-то был. Наконец, уже за полдень, вышла с ведром к ручью.

Дамианос подошел сзади, когда девушка зачерпывала воду, и прикрыл ей рукой рот.

– Это я. Тихо.

Радостная дрожь прошла по ее плечам. Она не вскрикнула, а лишь поцеловала его ладонь.

Он сказал то, что следовало – и так же бесшумно отпрянул назад. Времени на нежности не было. Когда Радослава распрямилась и обернулась, она увидела лишь покачивающиеся ветви куста.

Выманить для разговора Гелию тоже было непросто. Она всё не выходила из шатра Хельги, а солнце уже начинало клониться к западу. В конце концов Дамианос стал, прохаживаясь мимо, насвистывать песенку «Луна над Геллеспонтом». Часовой погрозил ему секирой – у вэрингов свист считался оскорблением. Зато из-за полога сразу высунулось смуглое лицо. Аминтес потер левой рукой подбородок. Это был условный жест срочного вызова. И четверть часа спустя помощница уже была у него.

Она молча выслушала новость. Задала всего один вопрос:

– И ты расстанешься со своей беловолосой?

Все-таки женщина – прежде всего женщина, а уже потом аминтес.

Гелия ждала ответа целую минуту. Не дождалась.

– Беловолосая – действительно твоя половина, – сказала тогда эфиопка со странной улыбкой. – Но, может быть, она – половина твоего тела, а я – половина твоей души?

– Похоже на то. – Дамианос потрепал ее по пышным волосам. – Я буду думать о тебе, сестренка. И найду способ прислать весточку. Мне жаль с тобой расставаться.

– Как было жаль расставаться с леопардихой? Я смотрела из терема. Ты погладил ее на прощание точно так же. Ладно. Иди. Исполни, что должно. И будь счастлив со своей белошерстной кошкой. Если сумеешь. Всё, попрощались…

Она сердито стряхнула слезинку и стремительно вышла вон.

Других трудностей в этот последний день не было. Поздним вечером, шагая рядом с Магогом к Хаскульдову стану сквозь непроницаемую тьму, которая предшествует восходу луны, Дамианос позволил себе немного потешиться самохвальством.

Не прошло и месяца с тех пор, как он прибыл во владения грозных и таинственных варваров, не зная их языка и почти не имея представления об их обычаях. И вот самая трудная часть задания исполнена. Предстоит преодолеть еще много препятствий, решить целый сонм больших и малых проблем, но все они будут неизмеримо проще того, что уже достигнуто.

Сила вэрингов расколется, а скоро – когда сюда дойдет весть о разгроме храброго Дюра – будет поколеблен и дух этих неустрашимых воинов, рухнет миф об их непобедимости. У Византии на Данапре появится союзник, всецело зависящий от поддержки империи. Северные рубежи державы будут надежно защищены.

Дамианос и прежде успешно выполнял все порученные задания, но никогда еще его возвращение не было таким триумфальным. Теперь никто в Сколе не удивится, что пирофилакс выбрал своим преемником именно его.

Жить в Константинополе. Никогда больше не скитаться среди варваров. Быть дома. Еще недавно мысль о такой судьбе вводила его в тоску. Но так было раньше.

Жить у себя дома с Радославой. Вместе ложиться спать и вместе просыпаться. Каждый день слышать ее голос. Учить ее цивилизованному быту, столичным обычаям, отвечать на миллион вопросов.

Как же он был глуп, когда думал, что сможет уехать без нее. Зачем тогда жить?

«Я был необыкновенным человеком и хотел только одного: умереть, – думал Дамианос. – А теперь я стал обыкновенным и хочу жить. Счастливо и долго. Это звучит скучно, но лучше этого нет ничего на свете».

Хаскульд ждал в шатре, одетый в доспехи и обвешанный оружием.

– Я боялся, ты не придешь, – воскликнул он. – Что с тобой что-нибудь произойдет. У меня было странное предчувствие. Будто случится плохое. Но ты пришел, и теперь всё будет хорошо.

– Предчувствие? Ты колеблешься, уходить или нет? – насторожился аминтес.

– Когда у меня бывает плохое предчувствие, я лишь быстрее спешу навстречу судьбе. – Хёвдинг надел шлем, украшенный желтыми лентами. – А пятиться назад я не умею. Идем, и будь что будет.

Выйдя, он подозвал воинов ночной стражи, что-то сказал – те разбежались в разные стороны. Через минуту-другую весь лагерь пришел в движение.

Дамианос никогда не видел, чтобы воины, поднятые по тревоге, собирались так быстро и так тихо. Почти не лязгало оружие, не звенели кольчуги, никто не разговаривал.

Не прошло и четверти часа, а дружина уже стояла на лугу, вытянувшись в длинную темную ленту. Шишаки и лезвия боевых топоров матово поблескивали в лунных лучах.

Хаскульд не стал произносить речей. Он вообще не сказал ни слова. Быстро прошел вдоль колонны и махнул рукой в сторону реки. Викинги двинулись за предводителем полушагом-полубегом.

Аминтес зарысил рядом с Хаскульдом. Сзади, тяжело ступая, топал автоматон.

– В трех полетах стрелы на берегу ждет девушка. Ее надо взять с собой, господин.

– Зачем? – удивился Дюр. – В Кыеве будет много женщин.

Я своих оставил здесь.

– Это особенная девушка. Ты увидишь. У нее белые волосы, молочная кожа, ни одной родинки на теле. И она девственница. Самая лучшая жертва для моего бога. Нам будет очень нужна его помощь.

Дюр кивнул – эта логика ему была понятна.

– Я не знал, что бог креста любит человеческие жертвы, – сказал он, – но тебе виднее. Раз нужно, мы ее, конечно, возьмем. Я прикажу воинам, чтобы они ее не трогали.

– За день пути до Кыева мы сделаем остановку. Там есть укромное место, где можно спрятать корабли. Я схожу на разведку. Потом вернусь – и скажу, как захватить город малой ценой. А девушку зарежу ночью, под городской стеной.

– Хорошо, – повторил Хаскульд. – Тебе виднее.

Он остановился, пропуская колонну вперед и приветственно помахивая воинам рукой.

– Может быть, я скоро умру и все мои люди тоже умрут, – торжественно сказал хёвдинг. – Это ничего. Но может быть и то, что сегодня родится великое королевство, какого еще не бывало на земле. Вот о чем я сейчас думаю, и мне плевать на предчувствия.

«На земле много чего бывало, – мысленно возразил витязю аминтес. – Земля велика, и на ней много раз возникали великие царства. Но никто о них не помнит, потому что варвары не оставляют хроник. От завоевателя, перед которым трепетали народы, через сто лет остаются лишь сказки, а через двести – вообще ничего. Я, конечно, напишу отчет о твоем походе на Кыев, мой злосчастный герой. Этот документ пролежит в архивах положенные пятьдесят лет, а потом будет уничтожен, чтобы освободить место на полках. И все о тебе забудут. Потому что история делается не в лесах и степях, а в Византии и еще нескольких местах, освещенных солнцем исторической памяти. Весь остальной мир погружен в сумерки, где копошатся какие-то смутные тени, которые потом исчезают бесследно…»

Он тряхнул головой, прогоняя несвоевременные философствования. Нужно было догонять хёвдинга – тот уже вновь оказался во главе отряда.

Река дохнула навстречу холодом и сыростью. До кораблей оставалось не более полусотни шагов.

Вдруг у самой кромки воды вспыхнул факел, за ним второй.

В несколько мгновений огонь запалил две большие кучи хвороста и сухой травы. Берег осветился.

Меж двух ярких, плюющихся искрами костров чернела прямая, словно клинок варяжского меча, фигура.