Ночной сторож - Луиза Эрдрих

она к Лесистой Горе.

Патрис внимательно огляделась по сторонам. Никаких признаков отца.

Лесистая Гора подошел к двери и поставил там ее чемодан. Он многозначительно кивнул Поки, а затем повернулся и зашагал прочь.

Жаанат в конце концов собралась с силами и встала, не выпуская из рук ребенка. Вошла в дом. Первое, что она сделала, – это села и приложила его к груди. Поки этого не заметил, но Патрис стало не по себе. Она спросила мать, почему та это сделала. Неужто она собиралась кормить его грудью? Ведь было очевидно, что у нее не может быть молока. Однако Жаанат сказала, что иногда в старые времена, когда мать ребенка не могла кормить грудью, пожилые женщины могли взять эту заботу на себя.

– И я не настолько стара, – добавила Жаанат. – Мои груди еще не затвердели, как старые высохшие кожаные сумки для трубок[65]. – На чиппева это было всего лишь одно длинное слово. Они обе начали смеяться тем отчаянным высоким смехом, каким смеются люди, когда у них разбиты сердца.

Тор

На следующее утро Патрис вышла на дорогу и стала ждать Дорис и Валентайн. Ей не терпелось поскорей оказаться подальше от ребенка, который был отчаянно голоден. Он вопил на полную мощность, и его крик напоминал струю воды, хлещущую из отвернутого крана. Жаанат все еще пробовала кормить его грудью, но также пыталась заставить его выпить процеженный сок вареной овсянки. Поки ушел к школьному автобусу рано утром. На дороге никого не было. Неужели подруги о ней забыли? Патрис направилась им навстречу. Ее мысли метались, приземляясь то тут, то там, словно мухи, а потом уносились прочь.

– Я знаю, – произнесла она вслух. – Знаю, что, возможно, сошла с ума. Но я должна верить, что моя сестра все еще жива. – Она подняла с земли гладкий кусок полупрозрачного кварца и уставилась на него. – Я схожу с ума, – прошептала она и зашвырнула его в кусты.

Она услышала рычание мотора, затем хруст гравия под шинами машины Дорис и с облегчением закрыла глаза. Машина поравнялась с ней. В течение пяти дней она была другим человеком, поселившимся на другой планете, жившим в иное время.

– Вот те на! Доброго утречка! – воскликнула она, открывая заднюю дверцу машины.

– Мы подбираем бродяг! – крикнула Валентайн. – Залезай!

– Ты нашла Веру?

– Нет, не получилось. Но я привезла домой ее мальчика.

– Мальчика!

Всю дорогу они не говорили ни о чем другом. К концу дня у нее накопилась уйма обещаний помочь. Их было так много. Еще бутылочки. Подгузники на несколько недель. Ведро для кипячения подгузников с крышкой. Детская одежда и одеяло. Все, что нужно ребенку, кроме матери.

– Я знаю кое-кого с остатками детского питания, – сообщила Бетти Пай. – Она хотела денег, но, держу пари, услышав твою историю, отдаст все бесплатно.

– Я могу заплатить, – возразила Патрис, она же водяной бык. – Я могу заплатить столько, сколько она попросит.

Но это было сказано только для поддержания разговора, потому что она была почти уверена: мешки для трубок у Жаанат в конце концов дадут молоко.

* * *

Если вы вращаете окружность вокруг оси, поверхность вращения будет называться тором. Внутренней трубкой. У вас может получиться полый тор или сплошной тор, который является тором плюс объем внутри тора – своего рода пончик, подшипник, в конструкции которого использованы драгоценные камни. Металлический шпиндель вращается в выложенном драгоценными камнями поворотном отверстии. Отверстие имеет форму тора, и этот механизм делает возможным идеальное движение без трения, практически вечное.

Вы можете не ощущать давления времени. Оно не что иное, как все на свете, а не просто секунды, минуты, часы, дни и годы. Эта невещественная субстанция, это гнутье и фасонирование, эта деформация и есть то, как мы понимаем наш мир.

Жаанат лежала на кровати дочери, в лучах прохладного осеннего солнца, с измученным ребенком на руках. Они дрейфовали в вечном движении без трения, когда вошла Патрис и выскользнула из туфель. Она сняла шляпу и легла рядом с ними, распахнув полу своего синего пальто, словно крыло.

Металлические жалюзи

Большое собрание в Фарго проходило в здании суда – внушительном сооружении с колоннами из светлого гладкого известняка. Коридоры, украшенные латунными бра и полированными дубовыми панелями, вели в величественные залы судебных заседаний, комнаты судей, совещательные комнаты для присяжных и множество других небольших помещений и кабинетов. Комната, в которую вошли Томас и его соплеменники, тоже была отделана красивыми деревянными панелями. Верхняя часть стен была недавно выкрашена в тускло-белый цвет. Сквозь выходящие на север окна, закрытые гибкими металлическими жалюзи, едва просачивался мягкий серый свет. Маленькая женщина в черной юбке и туфлях на каблуках подошла и раздвинула жалюзи.

Приглушенный свет падал полосами на стоящий у окна полированный стол. Четверо расположившихся за ним мужчин в костюмах различных оттенков коричневого и серого и галстуках с разнообразными узорами поднялись, когда Томас и другие члены племени вошли в комнату. Чиновники приехали из офиса Бюро по делам индейцев в Абердине, Южная Дакота. Они по очереди выходили вперед, чтобы пожать руку Томасу, другим членам комитета и адвокату племени Джону Хейлу, а затем садились обратно за стол.

Томас поставил портфель на стул в первом ряду, между Джоном Хейлом и Мозесом Монтроузом. Остальные заняли места справа, слева и сзади, всего более сорока пяти членов племени. Томас провел рукой по глазам и опустил взгляд, пытаясь скрыть, как он тронут тем, что так много людей совершили столь трудное путешествие.

– Добро пожаловать, – начал региональный директор Джон Купер. – Позвольте отметить в протоколе, что наша встреча началась девятнадцатого октября тысяча девятьсот пятьдесят третьего года, время – час дня.

Пальцы секретарши быстро застучали по клавишам пишущей машинки.

– Спасибо, – поблагодарил Томас. – Мы собрались здесь, чтобы обсудить цель предлагаемого законопроекта, а именно Резолюции номер сто восемь палаты представителей, которая прекратит федеральное признание и поддержку племени со стороны Агентства Черепашьей горы.

Он сделал глубокий вдох в попытке ослабить охватившее его напряжение. В животе урчало. Из-за волнения он очень скудно позавтракал. Он спросил Джона Купера, нельзя ли огласить законопроект, чтобы с ним могли ознакомиться все приехавшие члены племени, а затем сел. Мистер Купер передал пачку бумаг адвокату Бюро по делам индейцев Гэри Холмсу, который начал по очереди зачитывать все разделы.

После первых страниц Томас почувствовал, что в комнате не хватает воздуха. Короткие фразы привлекали к себе внимание, но уже следующее сложное предложение отвлекало его. Голос читающего был спокойным и скрипучим. Он часто останавливался, чтобы откашляться или произнести продолжительное «м-м-м-м-м».

…распоряжение имуществом, находящимся в федеральной собственности,

…имеющим отношение к индейцами, может быть прекращено,

…поскольку в этом больше нет необходимости,

…такие земли должны быть проданы, и доходы от продажи депонированы,

…трастовые отношения с делами Общины и ее членов

…прекратились

…прекращение

…прекращаются

Хуже, чем слушание самого законопроекта, было молчаливое оцепенение, которое он ощущал позади себя. Томас опасался повернуться, не желая выказать неуважение к чтецу, но ему все же ужасно хотелось обменяться взглядами с Джагги и Луисом, с Джойс и Мэри, со всеми, кто жил здесь, в Фарго, или приехал сюда из Гранд-Форкса. Они узнали о грозящей беде и просочились в этот