Интервенция - Алексей Щербаков

Джекоб первым делом спросил Ваську:

– Послушай, самоходки могли поехать сами по себе?

На этот раз девчонка не выказала своей обычной насмешливости. Она выглядела озадаченной и даже несколько испуганной.

– Эти? Как же они могли поехать? Стояли себе железяки во дворе, никого не трогали, пацаны по ним лазали. Они ж неживые! Чтоб они такое творили… Никогда не слыхала.

– Не понял. А те, с промзоны, – живые?

– Ну не мертвые же! То есть они живые не как люди… Блин, запуталась. В общем, так. Те, что возле музея, сами по себе ни воевать, ни вообще двигаться не могут! Это просто консервные банки, и не более того!

Журналист задумался. Это было что-то новенькое. Ведь что уже встречалось американцам и их союзникам? То, что как-то, по словам Васьки, тут «живет». Жуткие монстры, которые, видите ли, обитают в промзоне. Вместе с крылатым котом. Атаковавшие порт железные твари, которые, видимо, представляют собой водоплавающую разновидность все тех же обитателей индустриальных джунглей. Последний Герой, обитающий неизвестно где непонятно как, тоже вдруг появился и натворил дел. И вовсе непонятная чертовщина вроде трамвая, являющегося время от времени. Крейсер… Ну, он не в счет. Пальнул, наделал шухера и отвалил вверх по Неве… Стоп! Джекоб стал вспоминать какие-то эпизоды из русской истории. В памяти всплыл анекдот, который он слышал от одного из мамочкиных знакомых: «Какое самое мощное в мире орудие?» – «Носовая пушка „Авроры“. Один раз пальнула – а мир до сих пор в себя прийти не может».

Точно, с выстрела этого крейсера и начался Октябрьский переворот. Так, может, это и теперь был сигнал?

Далее. Вернемся к Артиллерийскому музею. Насколько Джекоб помнил, там были и машины более поздних времен. Более сильные и совершенные. Он хоть и бегло, но все-таки их рассматривал. Но пошли только эти. Или не только? И вот еще странность. На том берегу Невы, за Марсовым полем, стояли англичане. Туда самоходки не пошли. Мало того, они на полном ходу прошли мимо французов. А пошли бить… Ну да, а кого должны были бить советские самоходки времен Второй мировой! Но опять незадача… Нет, для выводов мало фактов.

Джекоб связался с Речел, которая по его просьбе, а точнее, приказу заехала в Артиллерийский музей. В последнее время девица бегала за ним как собачка и делала, что он велит.

– Речел? Слушай, там стоит во дворе бронетехника?

– Стоит. Пушки стоят, машины всякие, танки… Ракеты еще какие-то…

– Точно стоят?

– Кроме тех, которые уехали…

Танков не было в этом музее никогда. Но покажите бабу, которая сможет объяснить, чем танк отличается от самоходного орудия. Для них это все едино. Однако получалось так, что остальные находившиеся там самоходки с места не двинулись. В чем разница между ними? Почему одни машины пошли в бой, а другие нет?

А… остальные машины, те, которые остались, были, видимо, произведены после Второй мировой войны. Но все-таки… По идее, послевоенные машины производились для того, чтобы победно двинуться на все станы НАТО. А потому, раз уж случай подвернулся, могли бы с удовольствием рвануть вперед и подавить англичан и французов. Так ведь нет – стоят себе смирно и не дергаются. Значит, ключ ко всему – Великая война…

Джекоб слез с сиденья джипа и потащился к ближайшей самоходке, стоявшей с перебитой гусеницей, – бронированному сооружению с мощной, внушавшей уважение пушкой. Он даже вспомнил, как зовут этого монстра – СУ-152. Ах да, в описании к компьютерной игре было сказано, что эту штуку советские танкисты прозвали «зверобоем». За дело, должно быть.

Васька поплелась следом за ним.

Журналист залез на машину, заглянул внутрь…

– Неживые и есть, – подала над ухом голос Васька, – я ж говорила… Хотя…

Голос ее изменился, в нем снова пропала обычная ленивая насмешливость.

– Ты хочешь разобраться? Я, кажется, начинаю врубаться. Залазь, это будет тебе полезно.

Он спустился внутрь. Следом за ним втиснулась девчонка.

– Дай мне одну руку. А другую положи… ну хоть на этот рычаг.

Джекоб коснулся холодной рукоятки. И тут он вдруг увидел!

…Впереди было снежное поле, все в черных дырках воронок. Вдалеке виднелись печные трубы и покосившийся гриб водокачки. На поле взлетали в воздух комья земли, стояли, понуро уткнув дула в землю, дымящиеся танковые коробки грязно-белого цвета. Воздух дрожал от непрерывного надрывного лязга, воя и грохота. Другие, еще целые, белые бронированные коробки перли вперед, а между ними бежали люди в серо-зеленых шинелях.

В самоходке было дымно, едко пахло порохом. Наводчик, молодой парень, у которого к потному лбу из-под сдвинутого набок шлема прилипли мокрые русые пряди, оскалив зубы, прильнул к прицелу и бешено крутил маховик. И Джекоб чувствовал, что ствол калибром сто двадцать два миллиметра медленно, но неуклонно полз в сторону длинноствольного «тигра», который неосторожно подставил свой борт. Оскал танкиста был оскалом смерти – для тех, в «тигре».

Но главное было даже не это. Джекоб почувствовал ненависть, кипевшую в этом парне, – бешеную черную ненависть. Когда уже все равно – умрешь ты минутой позже или раньше. Когда главное – уничтожить вот этого, с крестами…

И вот оно!

– Короткая!

Грохнул выстрел – над мотором «тигра» метнулось рыжее пламя. Потянулся в небо черный дым, и из башни стали вылезать люди в черной форме. Тут затявкал пулемет «зверобоя». Двое из тех, кто вылез, свалились сразу. Третий сумел отбежать немного, но и его догнали пули. Еще один сумел забиться в какую-то складку местности, но пулемет упорно сандалил туда, где он укрылся. Судя по всему, от немецкого танкиста осталась лишь кровавая каша…

– Вперед! – послышался приказ. Кажется, это командовал тот, с чьей точки зрения Джекоб наблюдал бой.

Машина дернулась и, набирая ход, выломилась, словно медведь, из зарослей кустарника, в котором укрывалась. Впереди виднелись четыре цели.

– Давай того, что слева!

Машина, а вместе с ней и ствол стали поворачиваться в сторону «пантеры», перед которой метрах в трехстах дымили три «тридцатьчетверки». Заряжающий, здоровенный детина, торопливо запихивал в орудие снаряд. «Пантера» тоже поворачивала башню.

– Короткая!

Жахнул выстрел. Снаряд рванул рядом с немецким танком, но ему, видимо, хватило – башня прекратила свое движение. Заклинило, должно быть. Тут самоходка содрогнулась, получив болванку. Но ничего, кроме встряски, не случилось.

– Давай вон того!

Теперь на поле боя оставались две «трешки». Это был уже не враг, это была добыча. Они это тоже поняли и начали медленно отползать.

– Короткая!

…С третьего выстрела одну из «трешек» накрыли, 152-миллиметровый снаряд разнес ее буквально на куски. Оставшийся немец, плюнув на все, развернулся и припустил прочь. Но ему не повезло – приходилось подниматься по пологому тягунку, видимо сильно перекопанному, потому как полз он, как параличная черепаха.

– Свободный огонь по этому гаду! Он не должен уйти!

Попасть в танк не удалось, но один из взрывов заставил его буквально подпрыгнуть в воздухе. После этого он уже не двигался. Из него вылезали черные фигурки…

…Джекоб выбрался из самоходки и вытер холодный пот. Понятно, почему этого монстра называли «зверобоем». Да и экипажи для них подбирались что надо. Если бы сегодняшние русские были такими, как те парни, – хрен бы силы НАТО тут прохлаждались. Теперь журналист понимал капитана Шанца. ТАКОЙ войны Джекобу видеть не приходилось.

Васька извлекла откуда-то бутылку виски, сделала глоток и передала Джекобу:

– Прими. Сейчас полезно.

– Ты… видела?

– Да уж. Воевали наши конкретно. Я, конечно, догадывалась, что они там на войне не цветочки собирали, кое-что про партизан слыхала. Но ведь увидеть – это другое дело.

Журналист удивился – Васька, кажется, была и сама ошарашена тем, что увидела.

Ну что ж, теперь хоть это становилось ясно. Мертвые машины. Простые железные механизмы. Как и те, что стояли рядом. Но что делали на тех, послевоенных? Веселые русские парни получили большие игрушки и гоняли на них по полигонам. Как и другие парни – в Европе и по ту сторону океана. Конечно, предполагалось, что придется и повоевать. Но это все было, так сказать, в теории. Может, будет война, а может, и не будет. А вечером солдат ждал ужин, а потом они отправлялись в самоволку, к бабам. А вот на этих самоходках шли иные люди. Шли убивать и умирать. Да и те, кто их делал на заводах, вероятно, тоже не только за зарплату работали. Наверное, тоже вкладывали в эти машины свою порцию ненависти к врагу.

Получается, самоходки это запомнили. И когда кто-то дал команду «Фас!» – машины рванули. Они были неживые, но помнили, кто их враг. Нашли его, почуяли. И уничтожили – всех, до кого сумели дотянуться.

От размышлений Джекоба оторвал голос Васьки, к которой снова вернулась ее насмешливость:

– Знаешь, я тут подумала: а вы, ребята, сдается мне, очень круто попали…