Флорис. Петербургский рыцарь - Жаклин Монсиньи

Узники с надеждой переглянулись. Сомнений не было: этой песней им давали знать, что о них не забыли и одновременно просили сообщить о своем местонахождении. Но у пленников не было свечей, чтобы зажечь их, а петь или кричать они боялись, чтобы ненароком не привлечь внимание караульных. Хотя русские солдаты и не поняли из песни ни слова, своим шумом узники погубили бы не только себя, но и великодушных незнакомцев, стремившихся освободить их. Как же известить своих благородных спасителей? Елизавета мгновенно приняла решение. Она сбросила с себя плащ, расшнуровала платье, на глазах у всех сняла с себя тонкую батистовую сорочку и привязала ее к прутьям решетки. Ветер тут же подхватил легкую ткань, и она затрепетала как знамя. Теперь трое узников с тревогой ожидали, когда же кто-нибудь из поляков догадается поднять голову и в серебристом свете луны заметит тот единственный сигнал, который они могли им подать.

Клеман открыл глаза в тот самый миг, когда принцесса с царственной невозмутимостью принялась зашнуровывать корсаж на своей обворожительной груди. Бедный малый решил, что это сон, и, поудобней завернувшись в меховой плащ, сонно пробормотал:

— Вот это да! Не такая уж она и проклятая, эта страна!

— Эй, Игорь! Долго еще эти польские олухи будут нам морочить голову своими песнями? — раздался голос другого часового, обращавшегося к первому, тому, кто начал разговор с поляками, и казалось, склонялся принять от них чудом добытую рыбу. Вот уже несколько месяцев, как касса регентши была пуста, равно как и желудки ее солдат, которым не платили жалованье.

— Да заткнитесь же вы, чертовы поляки, — крикнул Игорь, — и без вас тошно.

— Мы замерзли, ваша милость, и… — жалобно начал один из поляков.

— Ладно, ладно, — проворчал караульный, — ну, где там ваша рыба, дайте, я ее посмотрю, стоит ли она того, чтобы вас впустить.

— Мы оставили ее на берегу, батюшка, очень тяжело тащить было, там ее пудов семь или восемь[16].

Услышав о таком изобилии, глаза солдат засверкали: этой сделкой он мог себя обеспечить пищей на добрую часть зимы; чревоугодие помешало ему поразмыслить, насколько велика была вероятность подобного улова.

— Слушаемся, ваша милость, — отвечали поляки, внезапно заторопившись, — сейчас мы пойдем и притащим сюда всю нашу рыбу. Ждите.

Солдат, довольно потирая руки, вернулся в караулку, где вокруг печки играли в карты его товарищи.

— Братцы, я только что совершил выгодную сделку. Когда поляки вернутся, мы заберем себе их рыбу, поделим ее между собой, а этих дураков, как собак, выкинем на улицу.

— Хо-хо, Игорь! А ты не так уж глуп, как кажешься на первый взгляд, — усмехнулся тот, кто уже пытался заставить поляков замолчать.

Если бы солдаты последовали за «поляками», они были бы чрезвычайно удивлены, увидев, как те, направившись поначалу к озеру, вскоре повернули обратно и ползком направились к обветшавшему «старому каземату», где, прижавшись к стене, они устроили маленькое совещание. Один из них пальцем нарисовал на снегу план цитадели:

— Видишь, Флорис, сейчас мы находимся здесь. Старый лаз из крепости находится в ее южной оконечности, там же, где и караульное помещение. Если замеченный нами сигнал исходит от Лестока или от самой царевны, значит, они заперты в восточной башне, где расположены тюремные камеры, может быть, даже вместе с Тротти. Если, конечно, их не поместили раздельно… Ты по-прежнему придерживаешься своего плана, брат?

— Да, это единственная возможность добиться успеха.

Жорж-Альбер высунул голову из-под старого тулупа хозяина, улыбнулся и обвел всех победоносным взором: «Бр-р-р, какой холод! Хороший хозяин медведя на улицу не выгонит, зато как приятно, когда ты сидишь в тепле!»

— Прекрасно, — продолжал Адриан, исполнявший роль генерала всегда, когда дело касалось решения тактических вопросов. — Ли Кан, ты вернешься и будешь ждать нас на другой стороне озера, держа лошадей наготове. Ты, Федор, спрячься за прибрежным кустарником и приготовь мушкеты — на случай, если придется прикрывать нас, когда мы будем перебираться через озеро. А я пойду с Флорисом.

Без лишних слов друзья расстались, растворившись во тьме, словно тени. Молодые люди ползком проскользнули позади часовых. Им предстояло обогнуть крепость, состоящую из четырех бастионов: «царского бастиона», где находилась караулка и заброшенный лаз, «старого каземата», «потайного замка» и, наконец, «тюремной башни», означавшей для России то же, что Мост Вздохов для Венеции. Входивший туда, не выходил из нее никогда.

До сих пор все шло так гладко, что Адриан просто с ума сходил от беспокойства. Может быть, они уже угодили в ловушку? Даже стихии выступили им на помощь. Когда им уже казалось, что они никогда не доберутся до Шлиссельбурга, метель чудесным образом прекратилась, взошла луна и они, загоняя лошадей, быстро домчались до самой Ладоги. На берегу спешились и привязали коней к заснеженным ветвям кустарника, понадеявшись, что их никто не заметит. Чтобы не возбудить подозрений у солдат, они пешком перебрались через озеро и сыграли роль «рыбаков». Адриану пришла в голову мысль напеть песню, услышанную ими от воеводы: караульные слов не поймут, а пленники, наоборот, сообразят, кому она адресована. Теперь отступать было поздно: они сами забрались в мышеловку. Флорис полз впереди брата. Внезапно он остановился. У подножия башни расхаживали двое часовых. Встречаясь, они каждый раз бурчали:

— Ну не глупо ли, днем и ночью охранять какую-то несчастную сумасшедшую?

— Но ведь она хотела убить нашу матушку-царевну.

В иных обстоятельствах Флорис и Адриан наверняка были бы растроганы добрыми чувствами солдат по отношению к царевне, но у них не было времени разъяснить им подлый обман заговорщиков. Улучив момент, когда часовые снова встретились, молодые люди, словно две рыси, бросились на них и повалили; все было проделано так быстро, что бедняги не успели поднять тревогу. Потеряв сознание, они лежали на снегу: один получил хороший удар в затылок, другой — добрый удар в челюсть. Братья оттащили их в тень, как следует связали и заткнули рты. Подняв головы, они увидели белую тряпку, развевавшуюся на высоте примерно пятнадцати метров от земли. Им показалось, что они видят руку, которая размахивает ею.

— Ах, безумцы! Если они продолжат махать, нас могут заметить и схватить! — прошептал Адриан.

Над крепостью проплывали облака; у стоящих внизу закружилась голова. Даже всегда дерзкий Флорис содрогнулся, прикидывая высоту стоявшей перед ними башни. Вытащив из-под тулупа обезьянку, он зашептал ей на ухо: