Эпоха Пятизонья - Михаил Белозеров

– Есть хочешь? – спросил Костя.

– Хочу, хозяин, ох как хочу…

– Сейчас… подожди…

Костя повозился с хабаром-кормильцем, и, к его удивлению, тот выдал два круга краковской колбасы. Сквозь оболочку просвечивали кусочки бугристого сала. Амтант завозился в темноте сильнее.

– Колбасу будешь? – спросил Костя, не зная, можно ли «механоидам» потреблять мясо.

– А что это такое?..

– На, попробуй.

– Вкусно пахнет…

Морда Амтанта была как раз на уровне второго этажа. Он вытянул ее, как лошадь, потом, видно, вспомнил, что у него есть руки, взял колбасу и снова отступил в темноту. Через несколько секунд раздалось громкое чавканье. А еще через несколько секунд морда Амтанта снова вплыла в круг света. Его толстые губы жирно блестели.

– Я себе колени смазал… – с горестным вздохом сообщил Амтант.

– Э-э-э… – вспомнил Костя. – Я ведь тебе машинного масла достал. – И протянул «богомолу» масленку, которую прикарманил, когда прятался в дизельной за стеллажами с инструментами.

Амтант схватил масленку с такой жадностью и одновременно с таким благоговением, словно боясь упустить райскую птицу, и Костя понял, что служба довела «механоида» до ручки, и что капитан Бухойф плохо следит за своими солдатами, и что хозяева Зоны экономят на всем, и на наемниках тоже.

На этот раз Амтант отсутствовал долго. Костя даже забеспокоился, как бы Амтант не забыл о своем благодетеле. У него появилась идея.

Когда Амтант возник снова, даже стальные пластины не могли скрыть радости на его морде. Голову он держал уже в нормальном положении. Губы у него стали еще жирнее.

– Ты что, выпил масло?

– Половину. Нам полезно, – радостно сообщил Амтант. – Нам даже полагается в сутки пятьдесят граммов. Теперь мне месяца на два хватит.

– Ну, тогда возьми еще колбасы.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил «богомол». – У вас большое сердце, хозяин… Говорят, что машинное масло и солидол есть в автомашинах, но нам оно не достается.

– А куда оно идет? – насторожился Костя.

Он снова приблизился к тайне Зоны.

– Нам не говорят. Это я подслушал нашего капитана. Он свою норму получает регулярно и продает кому надо, а у меня денег нет.

– Ладно, – сказал Костя. – Свезешь меня туда? – Он кивнул на окна Арсенала.

– Это можно, – согласился Амтант и подставил спину.

Костя прыгнул на него как раз вовремя, потому что услышал в отдалении голос Жигунова, который разговаривал с Субершотом, как с собакой:

– Ищи… ищи, сукин сын, найдешь, я тебя подзаряжаться отправлю…

Амтант понес Костю, впрочем совсем недалеко – за темные деревья. Жигунов мелькнул в окне и пропал. Его голос еще несколько мгновений доносился из разбитых окон:

– Ищи, ищи, сукин сын…

Амтант, на ходу жуя колбасу, пересек Сенатский сквер, и они очутились перед Арсеналом. Костя заглянул в ближайшее окно.

Большеголовый «жабак» что-то ел. Костя вначале не понял, что именно, а потом его едва не вырвало. На столе перед «жабаком» лежала человеческая нога. Он наклонялся к ней, изо рта высовывались острые, как у акулы, зубы и отрывали плоть.

Костя отшатнулся. Амтант воспринял это как команду к действию и побежал вдоль Ивановской площади.

Глава 9

Вторая тайна Кремлевской зоны

– Гады… – злобно пробормотал Амтант, ссаживая Костю на остатки все того же К-64, – сами жируют, а нас впроголодь держат.

Хотел Костя спросить, кто и как жирует, да душевных сил не было. «Жабак», который ел человечину, все еще стоял у него перед глазами. Эх, надо было его подстрелить, зло думал Костя. Да сразу не сообразишь.

Начинало светать. Мир вокруг едва заметно посерел. Белое лохматое кольцо облаков, закрученных против часовой стрелки, четко и ясно проявилось на небосводе. Внутри круга сияли звезды, а снаружи властвовала все та же беспросветная темнота. Ничего не изменилось, понял Костя. Ничего!

Перед тем как попасть в Тайницкий сад, он попросил Амтанта повернуть на Соборную площадь. Они проскочили между Благовещенским и Архангельским соборами. И Костя, которому было страшно и который ежесекундно ожидал погони или, наоборот, засады, был страшно разочарован: Кремль оказался пуст. Для проформы он обследовал территорию перед Большим Кремлевским дворцом, Оружейной палатой и даже тупичок между ними. Ворота Боровицкой башни оказались заваленными железобетонными блоками. Рядом в стене зияли отверстия от снарядов. По ту сторону застыли сгоревшие танки. Было тихо, как в гробу.

Может, уже ничего нет? – думал Костя. Само собой рассосалось? Исчезло? Растворилось? Но тотчас он вспомнил «жабака», жующего человеческую ногу. И гул. Гул-то никуда не делся! Он как был, так и остался. Стал фоном. Неизменно присутствующим фактором Зоны. Какая-то странная загадка, думал Костя, выше моего понимания.

Его вдруг охватили апатия и усталость. Хотелось завалиться в кусты и поспать до рассвета. Амтант бодро потоптался и сказал:

– Ну… я пойду. У нас скоро построение…

Казалось, что он ждет от Кости команды дезертировать или совершить какой-нибудь подвиг. Но Костя не мог предложить ему ничего путного.

– Давай… – согласился он.

– Если что, свистите в свисток… – напомнил Амтант.

– Иди… иди…

– Ну, в общем, свистнете… – повторил Амтант и ушел.

– Непременно, – произнес Костя вслед ему, соскользнул с покатого бока К-64 и тут же уснул мертвецким сном.

Ему снился Амтант, бодро отозвавшийся: «Я!» Сам он стоял правее, а когда выкрикнули фамилию «Сабуров!», Костя тоже бодро произнес: «Я!» – и с удивлением понял, что он тоже «механоид» и что у него длинные, сухопарые руки с четырьмя пальцами, с симбонановолокнами вместо мышц, а грудная клетка узкая, клинообразная, и на ней висят две антенны – одна в горизонтальной плоскости, другая в вертикальной. А еще Костя вооружен двумя «пермендюрами». Действительно, чем же еще? – удивился он и покосился на Амтанта. Тот словно аршин проглотил. Значит, и я тоже «богомол», подумал Костя и выпрямился, хотя и так тянулся, как струна.

Все это он успел осознать за то короткое время, пока они стояли перед центральным входом во Дворец съездов, где и происходила перекличка личного состава. Потом капитан Бухойф выкрикнул его фамилию, Костя автоматически шагнул вслед за Амтантом и оказался в бригаде, которая шустро побежала к Потешному дворцу. Как только они завернули за угол Дворца съездов и пропали из поля зрения капитана Бухойфа, все стали прихрамывать, стонать, кроме, конечно, Амтанта и Кости, а один «богомол» по имени Гиренча не успел вовремя свернуть, со всего маху врезался в полицейскую будку и разнес ее вдребезги. Все засмеялись, кроме Кости, потому что он от удивления проглотил язык. Будка-то была совсем не современного вида, а из дерева, черная, с желтыми косыми полосами. Перед ней простиралась огромная лужа, и вообще, куда-то пропал асфальт, а железные ноги «богомолов» месили свежую московскую грязь. То, что это именно Москва, Костя ни на миг не усомнился, потому что увидел за церковными маковками шатер Троицкой башни и российский герб на шпиле, но странный, стилизованный под старину, а вовсе не золотой, легкий, современный. Дальше – хуже. На высоком крыльце с белокаменными кубышками стоял то ли человек, то ли «фрактал», одетый как приказчик семнадцатого века, с русой короткой бородой и кудрями, а главное – в белом холщовом фартуке. Борода у него, видать, была нечесана с самого Покрова, потому что в ней запутались хлебные и табачные крошки. Наш, землянин, удовлетворенно подумал Костя и почему-то вспомнил его имя – Шленкин.

Старший сержант группы, которого звали Хамзя и у которого на морде были пластины желтого цвета, подошел к нему. Шленкин что-то сказал, и Хамзя показал пальцем куда-то в глубину квартала. Они свернули за угол. Впереди высилась красная стена. Справа – стена дома. Костя, который привык к большому городу, был страшно удивлен здесь всему маленькому, словно сжатому – подслеповатым «голландским» окнам с мутными стеклами и занавесками, как в деревне. Однако фасад дома был украшен хотя и аляповато, но разнообразно: то птицами с человеческим лицом, то зайцами и львами, то рыцарями на турнирах и даже охотником, борющимся с медведем.

– Ты чего?.. – спросил вынырнувший из-за угла Амтант.

Костя, очнувшись, прибежал во внутренний двор Потешного дворца последним. Бригадир Хамзя уже косился на него. Проштрафился, понял Костя. Но ведь красиво же! Где еще такое увидишь?

Амтант многозначительно покачал головой. Расправа откладывалась на потом. Сержант запомнил его. Он не любил тех, кто изучал архитектуру, и вообще – интеллигенцию. Но Косте было все равно. Плевать. Ведь это же сон, думал он, а во сне чего только ни случается.

Внутрь вместе они, конечно, попасть не могли. Зато все те же то ли люди, то ли «фракталы» выносили на белокаменное крыльцо тяжеленные армейские ящики, а «богомолы», и в том числе Костя, который не чувствовал себя таковым, принялись таскать эти ящики и складывать перед краснокаменной стеной прямо на кучи строительного мусора: на застывшую известку, бревна и кирпичи, прямо в лужи, где плавали черные головастики. Пальцы с присосками намертво прилипали к дереву, что было непривычно, но удобно, потому что хватка получалась очень крепкой. Присоски отлипали от дерева с чавкающим звуком: «Чмок… чмок… чмок…» Красная стена кое-где поросла травой, а между зубцами зеленела крохотная березка. Воняло лошадиным навозом и печным дымом, а еще откуда-то несло прокисшей капустой.