Моя дикая страсть - Юля Гром

в стороны.

— Давай других врачей привезу. В лучшую клинику положим ее или вообще за границу поедете.

— Не знаю, Лившиц замечательный врач, с огромным опытом. Причин не доверять ему нет, — женщина заметно нервничает, сильнее кутается в палантин.

С тревогой поднимаюсь на второй этаж. Замираю у двери в нерешительности. Набираю в легкие побольше воздуха и толкаю дверь. В комнате с розовыми облаками на обоях горит ночник в виде солнышка. На кровати лежит Карина в пижамке, крепко обнимая плюшевого жирафа, я подарил ей его в прошлый визит. Спит. Мне не придется, глядя в глаза, снова врать ребенку, что я приеду завтра или послезавтра. Провожу по ее черным вьющимся волосам, в очередной раз замечая ее сильное сходство со мной. Даже глаза такого же ледяного оттенка.

Осторожно сажусь на край постели, стараясь не разбудить. Трогаю лоб, температура нормальная. Карина морщит носик и переворачивается на бок. Я сижу и просто смотрю, вдыхаю ее аромат, хочу унести его с собой на руках, волосах, одежде. Чтобы ощущать его еще какое-то время.

Не стану будить дочь, пусть спит и выздоравливает. Кладу на постель куклу, целую дочку в пухлую щечку и выхожу. Застаю на кухне Лиду с Иванычем тихо беседующими.

— Как она? — обеспокоено спрашивает Лида.

— Спит, температура спала, — сняв пиджак, бросаю его на стул, сажусь рядом.

— Лившиц посоветовал показать ее психологу.

— Это еще зачем? Моя дочь нормальная. Не нужны ей психологи. Я не позволю копаться у нее в мозгах, — качаю головой, сжав челюсти.

— Он предполагает, что болезни Карины — это психосоматика. Она очень скучает по тебе и знает, что если она заболеет, то ты сразу же приедешь. Карина сначала притворялась. Но я быстро ее раскусила. А сейчас действительно заболела. Она всю неделю плакала и скучала по тебе, а сегодня температура до 39 поднялась. Я врача вызвала, потом тебе позвонила. Она как только узнала, что ты приедешь, сразу повеселела. И к приезду врача была почти здорова. Представляешь как неудобно, я его из постели ночью подняла из-за ерунды.

— Здоровье моей дочери не ерунда. Я плачу ему огромные деньги, так что можешь его вызывать даже из-за просто чиха, — в моем голосе все больше стали.

— Вот он и предположил, что все болезни в голове. Чем мы только ни болели за последние пару лет. Батур, рано или поздно надо что-то решать. Ребенку нужен отец. Ты нужен Карине, — она складывает руки на груди и смотрит на меня с осуждением.

— Довольно, — слишком резко бросаю телефон на стол, из-за чего Лида вздрагивает.

— Карине уже шесть лет. Она задает много вопросов. Она не понимает, почему папа не живет с ней. Может, твоя жена против Карины?

— Ты переходишь границы, — слегка повышаю голос. Я согласен с Лидой, но на данный момент изменить ничего не могу.

— Батур, надо ехать. Дождь усиливается, — Иваныч, стоя у окна, вглядывается в темноту.

Прощаюсь с Лидой и ухожу, взяв из бара бутылку виски, сажусь в машину.

— Не части, сынок. А то развезет быстро, — ругается Иваныч. Не любит он пьяных. Смотрит на меня осуждающе, когда я делаю очередной глоток, уже сидя в автомобиле.

— Не ворчи, я немного выпью. Мне расслабиться надо, — сделав большой глоток, отворачиваюсь к окну. Ночь, ливень, мелькающие деревья и серое бесконечное полотно дороги. Еще глоток. Тело и мозги становятся ватными, не могут сопротивляться ноющей боли в сердце. Которая уже стала привычной после визитов к дочери. Лида права, так не может продолжаться бесконечно. Я и без нее это знаю. Я должен решить эту сложную ситуацию.

Глава 35

Достаю телефон, подключаюсь к камерам, расположенным в наших комнатах. Жена носится по комнатам, разбрасывает вещи, пакует их в чемодан, шлет в мой адрес проклятия. Она снова уверена в своей правоте и не чувствует себя виноватой. Сначала дразнит льва, дергая его за усы, а потом обижается, что он на нее рычит. Миллион раз ведь говорил ей, что все конфликты мы решаем дома наедине и не надо меня позорить на глазах у подчиненных.

— Батур, ненавижу тебя, ненавижу. Лучше бы я вышла замуж за Рюзгара, а не за тебя. Он, по крайней мере, честнее. И не скрывает свою блядскую натуру.

Рюзгар, значит… Вот какого хрена ты творишь. Только зря время тратишь на сборы чемодана. Все равно никуда не отпущу. Сжимаю до боли в кулаке ее кольцо. Я думал, что до моего приезда она успокоится, поймет, что была неправа. Извинится, и конфликт будет исчерпан. Но теперь вижу, как я ошибался. Внутри меня кипит ярость, подогретая алкоголем и дикой физической усталостью. Снимаю пиджак, отбрасываю его на сиденье, отрываю верхние пуговицы рубашки, пытаясь ее расстегнуть. Опускаю окно и вдыхаю свежий воздух. Иваныч с подозрением косится на меня, но вопросов не задает.

Мне не хватает последней капли, чтобы взорваться, и я ее получаю, подключившись снова к камерам в нужный момент. Я вижу, как в комнату к Марине заходит Рюзгар, хотя я просил этого не делать в мое отсутствие. Он берет ее белье, разбросанное на диване. Лапает грязными руками ее трусики. А после выходит на террасу к Дикой, где камеры не берут. И я не могу видеть, что там происходит. Почему, как только дело касается Марины, из сдержанного безэмоционального человека я превращаюсь в дикое ревнивое чудовище.

Мои тормоза летят к черту. Все мышцы напряжены, лишь дыхание учащается, и темнеет в глазах от злости. Иваныч высаживает меня на подземной парковке офиса, прощаемся, и я возвращаюсь к телохранителям.

— Гони быстрей домой, — сажусь в машину и отдаю приказ водителю.

Брата нахожу в гостиной болтающим по телефону. Хватаю за рубашку и, ничего не объясняя, поднимаю с кресла.

— Ты охренел… — не даю ему договорить, кулак уже летит в челюсть.

С грохотом на пол летит его телефон. Рюзгар замахивается. Успеваю увернуться, бью еще