Смерть или Слава - Владимир Васильев

Он выждал минут пятнадцать – гул вражеского штурмовика давно затих вдали. Потом осторожно активировал привод. «Даймлер» оторвал пузо от земли.

Бочком, бочком, прижимаясь к коробкам зданий и избегая открытых участков, Риггельд пробрался к самой границе. Последний дворик перед голой степью. Единственное, что напоминало о человеке в этой степи – это маячившие на горизонте ажурные вышки микропогодных установок, да еще дасфальтовая лента дороги, делящая степь на две половины.

Риггельда тоже рассекло на две половинки – одну подмывало утопить до отказа форсаж и рвануться в эту степь, как в море со скалы. Начихав на чужих вместе с их кораблями. Довериться скорости, и верить, что кривая, как обычно, вывезет.

Другая половинка советовала не спешить, и сперва осмотреться.

Первый порыв, безусловно, принадлежал русской части его души. Вплоть до выражения «вывози, кривая». Все таки, Волга – планета русских, и частичка пресловутой непознаваемой русской души живет в каждом волжанине, будь он даже американером, португалом или немцем, как Риггельд.

От второй же половинки настолько разило немецкой дотошностью и педантичностью, что сомневаться в ее происхождении было попросту глупо. Все-таки, много в Риггельде осталось и чисто немецкого. Рома Савельев точно уже гнал бы вездеход прочь от города, понадеявшись на свой национальный «авось».

А Риггельд не стал. Он вышел из «Даймлера» с бластом в руке и запасной батареей в кармане и нырнул в вестибюль крайнего дома. За которым начиналась степь.

Лифт работал; Риггельд вознесся на верхний этаж и остановился перед запертой дверью на крышу.

Запертой она была только для людей без бласта в руке. Два импульса, и расплавленный пластик около замка оплывает, размягчается, и остается лишь присовокупить удар увесистого старательского ботинка.

Что Риггельд и не замедлил сделать.

Хлипкая лесенка из давно проржавевших скоб уходила вверх, в узкую квадратную шахту. Риггельд осторожно подергал за нижнюю скобу, решительно сунул бласт в кобуру и подтянулся.

Дверца на плоскую крышу дома болталась на единственной петле, тоже ржавой. Риггельд удивился – давно он не видел металлических петель. Везде в ходу пластик. Сколько же лет этому дому? Неужели еще первопоселенцев работа? Странно, с краю обычно новые дома стоят.

Он вышел на крышу; ветер азартно набросился на и без того беспорядочную шевелюру. Теперь слева виднелась степь – далеко-далеко, а справа – город. Дома, обильно разбавленные зеленью самых высоких деревьев. Дасфальтовая ленточка убегала к центру. Риггельд когда-то бывал здесь, знал приличную баню на соседней улице, маленький магазинчик оружия, откуда происходил его бласт.

С крыши двадцатичетырехэтажного дома многое было видно. Но чужих штурмовиков Риггельд не углядел, чему не замедлил сдержанно порадоваться. Он созерцал окрестности минут двадцать, не меньше, и ничто не потревожило первозданной, совершенно неестественной для города тишины.

И Риггельд успокоился. Чужие явно убрались. Пора было убираться и ему.

Обратный путь с крыши в квадратную шахту он успел только начать. Отстранил жалобно скрипнувшую единственной ржавой петлей дверцу, и поставил ногу в старательском ботинке на верхнюю скобу-ступень.

В тот же миг где-то неподалеку сухо вжикнул бласт. Ручной, судя по звуку. Раз, другой, третий, и потом, словно по волшебству, над соседним кварталом возник вражеский штурмовик. Всплыл, словно воздушный шарик. Всплыл, и хищно завертелся на месте. Потом метнулся в сторону и сбросил с высоты добрых семидесяти метров прозрачную стайку десантников. Их мягко опустило на поверхность.

Все это Риггельд наблюдал распластавшись на краю крыши, под защитой насадки над вентиляционной шахтой.

Десантники внизу отработанно разделились на две группы и рванули в соседний двор. Риггельд сразу потерял их из виду. Штурмовик повисел над улицей еще с минуту, а потом затянул донные люки и потрясающе быстро отвалил километров на пять севернее. Теперь он выглядел как небольшая черточка на фоне утренней голубизны.

В соседнем дворе кто-то протяжно и зло закричал, бласт палил не переставая, а потом резко умолк. Риггельд вздохнул, и пополз к шахте. На этот раз он спускался цепляясь за скобы только одной рукой – во второй он сжимал снятый с предохранителя бласт.

Лифт он на всякий случай проигнорировал – спустился по пыльной пешеходной лесенке, бесшумно прыгая через две ступеньки.

Прежде чем выйти из вестибюля, Риггельд долго осматривался, благо окна были здоровенные, чуть не во всю стену.

Его вездеход стоял совсем недалеко, метрах в двадцати. Под раскидистым деревом – кажется, платаном. Риггельд не особо разбирался в деревьях.

Вереница чужих показалась спустя минуты три. Они шли вдоль дома, где прятался Риггельд, и гнали перед собой понурого человека со скрученными за спиной руками. Чужих осталось только десять, а шестерых мертвых (или раненых) несли на спинах уцелевшие. Этот неизвестный Риггельду парень дорого продал свою свободу.

Они вышли на середину улицы, и вскоре над процессией завис штурмовик. Риггельд видел, как отворились сегментные люки, и над дорогой задрожал воздух, заплясала призрачная зыбь, словно под вставшим на гравиподушку вездеходом. Чужих стало одного за другим засасывать в восходящий поток и поднимать к штурмовику. Пленника, понятно, тоже не забыли. На все это ушло минуты две. Риггельд мрачно продолжал наблюдать. Люки затянулись; штурмовик дрогнул, и двинулся вдоль улицы, держась на прежней высоте. Но он успел удалиться всего на сотню-другую метров.

А потом дрогнул сильнее, гораздо сильнее, ярчайшая точка на мгновение вспыхнула у него под днищем, затмив солнце, а потом тридцатиметровый плоский корабль вдруг за какое-то мгновение окутался густым дымным облаком и развалился на десятки кусков. Куски эти разлетелись в стороны, оставляя после себя длинные дымные хвосты – ни дать, ни взять, словно осколки распавшегося в атмосфере метеорита. А следом накатила тугая взрывная волна, накатила, нахлынула, толкнулась в стекла вестибюля, заставила вздрогнуть пол под ногами.

Позабыв об осторожности, Риггельд выскочил наружу и бросился к улице, но уже на втором шаге сердце его неприятно екнуло, а рука, так и не расстававшаяся все это время с бластом, стала сама собой подниматься.

Рядом с его «Даймлером» стоял запоздавший чужой и таращился в сторону недавнего взрыва. На звук шагов Риггельда он стал оборачиваться.

Рефлекторно, даже не успев толком испугаться, Риггельд всадил импульс чужому прямо в ухо. Точнее, в то место, где у человека на голове располагалось бы ухо. У чужого на этом месте было только полуприкрытое клапаном отверстие, без малейших следов раковины. Длинная шея инопланетянина ослабла, и безвольно повисла, а в следующий миг не выдержали ноги, и он шлепнулся на дасфальт у самого вездехода, а оружие его негромко и неметаллически лязгнуло от удара о твердь.

Риггельд выстрелил еще раз, в затылок, и поспешил убраться с открытого места. Он скользнул к платану и прижался спиной к стволу. Старое дерево, казалось, придавало сил. Риггельд вжимался лопатками в полуоблезший ствол, по виску стекала крупная горячечная капля. Бласт он взял двумя руками, так вернее.

Чутье не подвело его – еще один чужой пулей вылетел из-за угла, но почти сразу остановился, будто споткнулся. Понятно, увидел мертвого сородича.

Этого Риггельд тоже застрелил с первого выстрела и прыжком переместился к вездеходу. Теперь он присел на корточки и спиной прижался к дверце. Докучная капля с виска сорвалась когда он прыгал, но не замедлила сгуститься и потечь вторая.

«Нервы, чтоб им, – подумал Риггельд зло. – Старею.»

Третий чужак не спешил показываться из-за угла – Риггельд чувствовал его, слышал негромкие шаги, и даже, вроде бы, удары сердца как-то чувствовал. Частые-частые, словно барабанная дробь. У человека никогда сердце так не колотится.

Наконец чужой начал осторожно красться – Риггельд откуда-то знал, что крадется он в щели между стеной-окном вестибюля и жидкой порослью молодых акаций у окна. Поросль была действительно жидкой, потому что несколько минут назад не мешала Риггельду наблюдать за улицей из вестибюля.

Он бесшумно оторвал спину от вездехода, бесшумно развернулся и чуть-чуть привстал, так, чтобы взглянуть в сторону чужака сквозь салон «Даймлера». Даже через два стекла Риггельд чужака сразу заметил. Тот, странно полуприсев – суставы на ногах у него гнулись не вперед, а назад, как у птиц – и дугой согнув шею, семенил ко входу в вестибюль.

Риггельд еще привстал, навалился грудью на крышу вездехода и скосил чужака длинной очередью, а потом рванул дверцу, плюхнулся в водительское кресло и активировал привод.

Истекали долгие секунды; двор вблизи оставался пустынным, но Риггельду казалось, что десятки глаз сейчас обращены к его «Даймлеру» и десятки стволов глядят на вездеход сумрачным взглядом смерти.