Остров Разочарования (Рисунки И. Малюкова) - Лазарь Лагин

В том, что подводный корабль прибудет и всплывет вовремя, майор фон Фремденгут ни на минуту не сомневался.

Словом, если бы капитан Фламмери, не говоря уже о Цератоде и Мообсе, мог проникнуть в мысли, владевшие обоими пленными в связи с обнаружением очков казненного ефрейтора, он согласился бы на любые меры в отношении его нареченных «заблудших братьев», ибо, что ни говори, а он очень ценил свою жизнь.

Но мистер Фламмери думал в это время о том, что ему было бы не в пример приятней видеть на положении арестанта этого «въедливого большевистского фанатика», нежели Фремденгута, вынужденного ко всему прочему делить заключение с каким-то вульгарным и плохо воспитанным фельдфебелем.

Погуляв с четверть часа, пленные без возражений согласились, вернуться в камеру: им нужно было наедине обсудить дальнейшую линию поведения.

Только они скрылись в темном провале входа в пещеру, как оттуда, блистая гладковыбритыми, чуть обвислыми щеками, выплыл торжественный и подтянутый Цератод. Лысину его до поры до времени защищал от солнечных лучей изготовленный по рецепту Егорычева носовой платок, завязанный по краям четырьмя узлами. Цератод протер другим носовым платком толстые линзы своих очков и стал всматриваться в процессию, которая уже прошла большую половину подъема.

— Насколько я понимаю, — процедил он сквозь зубы, — милые сердцу нашего дорогого Егорычева туземцы спешат к нам всей деревней. Они поют псалмы, но мы должны быть готовы к тому, что они могут найти привлекательным пошвырять, и нас всех в океан вслед за преступным, — Цератод иронически подчеркнул это слово, — Сморке. Лиха беда начало. А начало положено при любезном содействии нашего дорогого капитан-лейтенанта. Что ж, нам остается только, мистер Егорычев, просить вас не оставлять нас наедине с вашими дикарями. Ваш пудинг изрядно пригорел, и давайте совместно чистить сковородку.

— Вы напрасно беспокоитесь, — сказал Егорычев. — Судя по всему, вы себя обожествили в глазах этих простодушных малых, заявив, что вы прилетели сюда с Луны. Кстати, зачем вы им это сказали? Ведь помимо всего прочего ваш обман рано или поздно раскроется.

Он отлично понимал, что майор решил под шумок сыграть на суеверии островитян. Он задавал Цератоду вопрос лишь для того, чтобы стоявший рядом кочегар Смит мог из ответов своего велеречивого соотечественника сделать для себя соответствующие выводы.

— Ах, друг мой, — отвечал ему Цератод, исходя из тех же соображений, — вам никогда не приходило в голову, что эти чернокожие бедняги — наши младшие братья? А ведь это именно так. Для пользы младшего брата старший может, а зачастую даже обязан, сказать заведомую неправду. Разве вам, человеку, в правдивости которого я не имею ни малейшего основания сомневаться, не случалось пугать ребенка, что его заберет бука, дьявол, разбойник, людоед, ведьма, полицейский, если он, скажем, не съест своей порции каши или не даст себе вымыть голову? Согласитесь же, друг мой, что, кроме лжи греховной, есть еще и святая неправда любящего человека.

Так мистер Цератод официально объявил себя старшим и любящим братом местного населения.

Егорычев молча усмехнулся. Смит подумал, что все это чертовски забавно: мистер Цератод в качестве гостя с Луны, но что нужно на досуге разобраться в словах мистера Цератода. Ведь действительно бывает неправда любящего человека. К примеру, тебе грозит увольнение с парохода, безработица, а ты скрываешь это от жены и детей, чтобы раньше времени их не расстраивать, потому что и так жизнь у них далеко не конфетка…

— Значит, если я вас правильно понял, сэр, — ядовито осведомился Фламмери, — вы собираетесь поддерживать этих невежественных чернокожих в убеждении, будто вы не кто иной, как спаситель наш Иисус Христос?

— Кто-то из нас двоих — или я, или мистер Егорычев — обязан был признать себя Христом, — с наивозможнейшей кротостью пояснил Цератод. — Мистер Егорычев спасовал. Нельзя было терять такой превосходный случай наладить надлежащие отношения с местным населением.

— Уж не собираетесь ли вы, сэр, объявить менясвоим апостолом? — позволил себе наконец вспылить Фламмери. — Роберт Фламмери — апостол мистера Цератода!.. Клянусь, вы начинаете забываться! Вы позволяете себе забыть, с кем вы имеете дело!.. Как это вам нравится, Джонни? — обратился он за поддержкой к Мообсу. И Мообс с готовностью ответил:

— Сенсационное самозванство, сэр!..

Егорычев миролюбиво (никто не знает, какого труда это ему стоило) промолвил:

— Мистер Цератод, вы им скажете, что вы пошутили.

— Или мы это за вас сами скажем, — подхватил его слова Фламмери.

— Вот именно, сами скажем… Я. сам первый им это скажу, — присоединился к своему шефу Мообс.

— Нас будут носить на руках, — пытался им растолковать несколько приунывший Цератод. — Подумайте только, каждое наше пожелание и приказание будет выполняться немедленно и с благоговением.

— Кроме всего прочего, это чудовищное кощунство! — негодующе фыркнул Фламмери. — Спаситель Эрнест из дома Цератодова!.. И Роберт Фламмери — директор и член наблюдательных советов целой кучи корпораций, Роберт Фламмери из банкирского дома «Джошуа Сквирс и сыновья» — апостол мистера Цератода!.. Ха!..

Наступила короткая пауза. Теперь уже совсем близко видна была густая толпа островитян. Прерывистое пение трудно взбирающихся в гору людей, грохот барабанов, плач перепуганных младенцев сливались не столько в торжественную, сколько громкую какофонию.

III

И вот наконец толпа, задыхаясь и обливаясь потом, завершила подъем и стала быстро заполнять южную половину площадки. Старики, подростки, старухи, юноши, девушки, женщины с детьми, мужчины в расцвете сил топтались на месте с усталыми, но ликующими, потными лицами. Те, кто был в задних рядах, любопытно вытягивали шеи, все кого-то искали Глазами, обменивались недоуменными фразами и снова искали.

Так продолжалось с минуту. Перед островитянами в каких-нибудь десяти шагах стояли Егорычев, Цератод, Фламмери, Смит, Мообс, но взгляд островитян скользил мимо них по всей площадке, дольше всего останавливаясь у входа в пещеру.

Не обнаружив того, кого они искали, островитяне, как по команде, уселись на корточки, а небольшая группа мужчин, очевидно наиболее уважаемых, отошла в сторонку и там о чем-то зашепталась. Пошептавшись, они вернулись к остальным, знаком подняли их на ноги. Гамлет Браун, явно ходивший у них в вожаках, махнул правой ладонью, и все, нестерпимо фальшивя, запели, молитвенно сложив руки:

Явись нам, сын небесный…