Свободная культура - Лоуренс Лессиг

Ни один из аргументов, которые я могу привести, эту картинку не перещеголяет, но я все-таки попытаюсь. Противообманные меры, на которые нацелен DMCA, направлены против технологий, позволяющих обойти защиту копирайта. Такие технологии можно использовать в разных целях. Например, для массового производства контрафактной продукции (худший вариант). Или чтобы использовать некоторые авторские материалы теми способами, которые считаются добросовестными (лучший вариант). Из пистолета можно застрелить полицейского или ребенка. Большинство согласится с тем, что это дурное применение. Но с пистолетом можно еще практиковаться в стрельбе или оборонять собственный дом от незваных гостей. В таком случае, по крайней мере, некоторые поддержат подобное применение оружия. Это тоже технология, которую можно использовать и во благо, и во вред.

Явная суть карикатуры Конрада – в ненормальности мира, где оружие легально, несмотря на вред, который оно способно причинить, а видеомагнитофоны (и технологии, позволяющие обойти защиту копирайта) незаконны. Лейтмотив: «Никто еще не умер от нарушений авторских прав». Однако закон полностью запрещает использование технологий обхода защиты копирайта, несмотря на то, что они могут приносить какую-то пользу. При этом закон разрешает применение оружия, несмотря на очевидный и трагический вред, который оно наносит.

Примеры Aibo и RIAA демонстрируют, как правообладатели нарушают баланс гарантий в законодательстве об авторских правах. При помощи программных технологий правообладатели ограничивают добросовестное использование. Применяя DMCA, они преследуют тех, кто пытается обойти ограничения на законное использование, которые они налагают программными средствами. Технология превращается в орудие ликвидации добросовестного использования, а Закон об авторских правах в цифровую эпоху это поддерживает.

Вот так код становится законом. Средства управления, встроенные в технологию авторизации доступа и предотвращения копирования, становятся правилами, нарушение которых превращает вас в преступника. Таким образом, программный код расширяет закон – усиливает его регулирующие функции, даже если предмет регулирования (действия, которые иначе очевидно являлись бы добросовестным использованием) находится вне действия закона. Код становится законом, код расширяет закон, код, таким образом, наращивает контроль, осуществляемый правообладателями, по крайней мере, теми, у которых есть свои юристы, способные написать гневные письма, подобные полученным Фелтеном и владельцем aibopet com.

Существует еще один, заключительный, аспект взаимодействия архитектуры и закона, который вносит свой вклад в мощь копирайтного регулирования. Это легкость, с которой обнаруживаются нарушения закона. Вопреки сложившемуся при зарождении киберпространства общему мнению о том, что в интернете, дескать, никто и знать не знает, что вы за зверь, с постоянным развитием технологий, внедряемых в интернете, все легче и легче становится выявлять преступивших закон. Онлайновые технологии столь же открыты ищейкам, сколь и любителям файлообмена, а ищейки все лучше овладевают методами обнаружения нарушителей.

Вообразите, к примеру, что вы состояли в фан-клубе «Стар-Трека». Вы собирались раз в месяц, чтобы поболтать о том, о сем, и, возможно, поставить своеобразный спектакль по мотивам фильма. Один играл бы Спока, другой – капитана Керка. Персонажи пьесы начали бы с сюжета реальной истории, а потом просто продолжили бы его[178].

До интернета это, фактически, абсолютно не регулировалось. Вне зависимости от того, что творилось в вашем клубе, в это никогда бы не вмешалась копирайтная полиция. В том пространстве у вас была полная свобода, с этой частью общей культуры вы могли делать все, что хотели. Вы могли дополнять ее как угодно, не боясь легального контроля. Но если бы вы переместили свой клуб в интернет и открыли бы в него доступ другим участникам, ситуация бы совершенно поменялась. Боты, рыскающие по Сети в поисках нарушений копирайта и посягательств на торговую марку, быстро обнаружили бы ваш сайт. Вывешенное на сайте фанклубовское творение, в зависимости от того, кому принадлежат права на материал, вами использованный, вполне может служить основанием для наезда юристов. А игнорировать угрозу иска обходится недешево. Закон об охране авторского права чрезвычайно эффективен, наказания суровы, а расправа скорая.

Такая перемена в эффективности вызвана возросшей простотой применения закона. Данное изменение также радикально смещает баланс закона. Это как будто ваш автомобиль стал по радио докладывать о скорости, с которой вы двигались в каждый конкретный момент. После этого останется сделать небольшое усилие, и государство начнет присылать вам штрафные квитанции, основываясь на данных радиоперехвата. Вот что происходит на самом деле.

Рынок: Концентрация

Итак, срок действия авторского права сильно увеличился – втрое за последние тридцать лет. Масштаб копирайта тоже разросся – от регулирования только издателей до контроля чуть ли над всеми. И область действия авторского права расширилась, поскольку всякое действие превращается в копирование и, следовательно, должно регулироваться. Поскольку технари отыскивают все более совершенные способы управления контентом, а правообладатели постоянно вооружаются новыми технологиями, мощь копирайтного права тоже растет. Злоупотребления становится проще выявлять и легче контролировать. Эта власть над творческим процессом, начинавшаяся с регулирования крошечной доли рынка произведений искусства, стала единственным и важнейшим функциональным механизмом. Это масштабное расширение правительственного контроля за инновациями и творчеством. Всего этого ни за что не желают признавать те, кто ответствен за введение контроля за соблюдением копирайта.

Однако мне кажется, что все эти перемены не имели бы особого значения, если бы не еще один аспект, который следует также принять во внимание. Этот сдвиг в каком-то смысле наиболее знаком, хотя его значение и масштаб ясны еще не до конца. Это то, что порождает истинную причину прочих, описанных выше перемен.

Это изменение в концентрации и интеграции СМИ. За последние двадцать лет природа собственности СМИ подверглась радикальным изменениям, вызванным эволюцией правовых норм, управляющих СМИ. Прежде чем эти изменения произошли, различные формы СМИ принадлежали отдельным медиакомпаниям. Теперь СМИ, по большей части, принадлежат горстке корпораций. Действительно, после реформ, о которых в июне 2003 года объявила Федеральная комиссия США по связи, следует ждать, что через несколько лет мы будем жить в мире, в котором всего три компании будут контролировать свыше 85 процентов средств массовой информации.

Это изменения двух видов – масштаба концентрации и ее природы. Масштабные изменения обрисовать проще. Сенатор Джон Маккейн так подытожил данные, приведенные в докладе Федеральной комиссии США по связи: «Пять компаний управляют 85% наших медиаресурсов[179]. Пять звукозаписывающих лейблов – Universal Music Group, BMG, Sony Music Entertainment, Warner Music Group и EMI – контролируют 84,8% музыкального рынка США[180]. «Пять крупнейших кабельных компаний поставляют свои программы 74% абонентов кабельного телевидения в США»[181]. Ситуация с радио еще печальнее. До дерегулирования у крупнейшего в США радиовещательного конгломерата было менее семидесяти пяти станций. Сегодня одна компания имеет более 1200 станций. За весь период консолидации общее количество радиомагнатов сократилось на 34%. Сегодня две крупнейшие радиовещательные компании контролируют 74% доходов с этого рынка. В целом, всего четыре компании получают 90% рекламных доходов всего национального радио.

Газетные собственники тоже укрупняются. Сейчас в США на шестьсот ежедневных газет меньше, чем восемьдесят лет назад, и десять компаний контролируют половину национальных тиражей. В Соединенных Штатах двадцать ведущих газетных издателей. Десять главных киностудий получают 99% доходов от проката картин. Десять крупнейших кабельных компаний получают 85% дохода от кабельного вещания. Такой рынок весьма далек от идеалов свободной прессы, которые исповедовали отцы-основатели. Фактически, этот рынок довольно хорошо защищен самим рынком. Укрупнение размеров – одно дело. Более возмутительное изменение кроется в природе этой концентрации. Джеймс Фоллоуз так высказался в недавней статье о Руперте Мердоке: «Компании Мердока ныне составляют производственную систему, непревзойденную по своей интеграции. Они поставляют контент – кинофильмы и телешоу студии Fox, контролируемые Fox спортивные радиотрансляции, газеты и книги. Они продают контент публике и рекламодателям – в газетах, в эфире, на кабельных каналах. И они используют материальную систему распределения, посредством которой контент достигает потребителей. Спутниковые системы Мердока теперь поставляют материалы News Corp. в Европу и Азию. Если Мердок станет единственным владельцем Direct TV, то такая же система заработает и в Соединенных Штатах»[182].