Свободная культура - Лоуренс Лессиг

Эта защита дает вам право контролировать (за исключением узкого круга разрешенных видов использования) то, как другие копируют вашу работу, вне зависимости, делают ли они это для того чтобы переиздать или процитировать.

Тут все ясно. Всякая система копирайта контролировала конкурентные публикации. Но есть и оборотная сторона сегодняшнего копирайта, которая далеко не так очевидна. Это защита «производных прав». Если вы напишете книгу, никто не сможет снять по ней кино без вашего разрешения. Никто не сможет перевести ее без разрешения. CliffsNotes не сможет сократить ее, если на то нет соответствующего соизволения. Все эти производные применения работы контролируются правообладателем. Иными словами, сейчас копирайт – не просто исключительное право на произведение, но и эксклюзивное право на большую часть работ, созданных по мотивам. Это производное право показалось бы весьма странным составителям нашей Конституции, хотя для нас оно стало второй натурой. Изначально такое расширение полномочий создавалось для борьбы с очевидными нарушениями копирайта в узком его понимании. Вдруг я напишу книгу, а вы поменяете в ней одно слово и потом заявите о своем авторском праве на новую, другую книгу? Ясно, что такая ситуация превратила бы авторское право в фарс, поэтому закон следовало должным образом расширить, чтобы включить в него эти незначительные модификации точно так же, как и буквальное посягательство на оригинальное произведение. Для устранения данного недоразумения закон породил на свет безграничную власть в сфере свободной культуры. По меньшей мере, удивляешься, сознавая, что закон применим не только к коммерческому издателю, но и к любому человеку с компьютером. Я понимаю, что копировать и продавать чью-то работу плохо. Но как бы неправильно это ни было, переделка чужого произведения – иное зло. Некоторые не видят в переделке совсем ничего плохого. Они полагают, что наш закон, каким его прописали наши отцы-основатели, вообще не должен обеспечивать производные права[168]. Зайдете ли вы настолько далеко или нет, совершенно ясно, что какой бы ущерб за этом ни скрывался, он принципиально отличается от вреда, наносимого прямым пиратством.

Однако закон об авторском праве относится к этим двум видам посягательств совершенно одинаково. Я могу пойти в суд с просьбой наложить судебный запрет на пиратское переиздание моей книги. Но я также могу пойти в суд и потребовать наложить судебный арест на использование моей книги в трансформированном виде[169]. К этим двум разным видам использования моего творчества подход одинаковый.

Это, опять-таки, может показаться правильным. Если я написал книгу, то почему у вас должна быть возможность снять фильм по моей истории, зарабатывая на этом деньги и при этом не платя мне? Или если Дисней придумал существо по имени Микки-Маус, откуда у вас право делать игрушечных Микки-Маусов и извлекать выгоду из ценности, изначально созданной Диснеем? Это хорошие аргументы, и, вообще, моя мысль заключается не в том, что производное право ничем не оправдано. Моя цель гораздо уже: просто объяснить, что это расширение закона представляет собой существенное изменение в правах, предоставлявшихся изначально.

Закон и архитектура: Охват

Несмотря на то, что изначально закон контролировал только издателей, изменение масштаба копирайта означает, что сегодня закон регулирует издателей, пользователей и авторов, потому что все три категории могут копировать, а суть регулирования копирайтного права именно в копиях[170]. «Копии». Очевидно, их и должен регулировать закон об авторском праве. Но как и в случае с уверениями Джека Валенти о том, будто «интеллектуальная собственность» заслуживает «тех же прав», что и прочие виды собственности, и с очевидными аргументами следует держать ухо востро. Потому как оно, может, и очевидно, что в доинтернетном мире копии были явным спусковым крючком закона об авторском праве, по некотором размышлении становится очевидно и то, что в мире с интернетом копии не должны служить инициацией копирайтного закона. Точнее, они не всегда должны запускать в действие закон об авторском праве.

Наверное, этом и есть основная идея всей книги. Поэтому позвольте пояснить подробнее, чтобы не упустить сути каждого отдельного аспекта. Моя мысль заключается в том, что интернет должен хотя бы заставить нас переосмыслить условия, в которых закон об авторском праве применяется автоматически[171], потому что уже ясно, что нынешний охват копирайтного права никогда не рассматривался и еще меньше подбирался законодателями, принявшими данный закон.

Можно представить этот аспект абстрактно, начав с почти пустого круга. Возьмите книгу в реальном пространстве и представьте, что этот круг выражает все возможные виды ее использования. Большинство этих вариантов не регулируется законом об авторском праве, потому что использование не создает копий. Если вы прочитаете книгу, это не регулируется копирайтом. Если вы дадите книгу кому-нибудь, это действие не регулируется копирайтом. Если вы перепродадите книгу, это действие не регулируется копирайтом (в законе четко говорится, что после первичной продажи книги правообладатель не может диктовать дальнейших условий пользования книгой). Если вы спите на книге или используете ее в качестве подставки для лампы или дадите своему щенку погрызть ее, эти действия также не регулируются копирайтом, потому что копии в результате не производятся. Очевидно, однако, что некоторые виды использования книги регулируются законом об авторском праве. Например, переиздание книги создает копию, поэтому оно регулируется копирайтом. Действительно, этот конкретный вид использования является центром всего круга возможных вариантов использования произведения, охраняемого авторским правом. Данное парадигматическое использование четко регулируется в соответствии с копирайтным правом. Наконец, существует крошечная прослойка иначе регулируемых вариантов использования с копированием, которые остаются вне контроля, потому что закон считает их «добросовестным использованием». Это те виды использования, которые сами по себе предполагают копирование, но закон не контролирует их, так как общественная норма требует, чтобы они не регулировались. Вы можете свободно цитировать мою книгу даже в самом разгромном негативном обзоре без моего разрешения, хотя цитирование и производит копию. Такое копирование, как правило, дает владельцу копирайта эксклюзивное право решать, разрешено оно или нет, но закон отказывает владельцу в исключительном праве контролировать такие «добросовестные виды использования», как того требует общественная норма (и, вероятно, Первая поправка).

В реальном пространстве возможные варианты использования книги делятся на три типа:

1. неконтролируемые

2. регулируемые

3. регулируемые, которые, тем не менее, считаются «добросовестными» независимо от мнения правообладателя.

Войдите в интернет – распределенную цифровую сеть, где любой вид использования создает копию[172]. И из-за этой единичной случайной особенности структуры цифровой сети границы первой категории кардинально меняются. Виды использования, которые ранее представлялись регулируемыми, теперь считаются подконтрольными. Ряда предположительно нерегулируемых видов использования, которые определяют свободу действий с охраняемым произведением, больше нет. Наоборот, каждый вид использования находится теперь в ведении копирайтного права, потому что каждый вид использования производит копию – первая категория вливается во вторую. И те, кто отстаивал нерегулируемые виды использования произведения под охраной копирайта, вынуждены обращаться исключительно к третьей категории, добросовестным видам использования, чтобы справиться с бременем этого сдвига. Так давайте подойдем к этому вопросу со всей серьезностью. До появления интернета, если бы вы купили книгу и прочли ее десять раз, не возникло бы никаких резонных нареканий в том, что правообладатель обязан контролировать использование своей книги. Закону нечего было бы инкриминировать вам, если вы читали книгу один раз, десять раз или каждый вечер перед сном. Ни один из этих примеров использования – чтения – не мог регулироваться законом об авторском праве, так как ни один из этих видов использования не производил копию.

Но та же самая книга в электронном виде четко управляется другим набором правил. Теперь, если правообладатель разрешит вам читать книгу только однажды или не чаще раза в месяц, то копирайтный закон будет помогать владельцу авторского права в осуществлении такого контроля из-за случайной особенности закона об авторском праве, трактующей такое использование как копирование. В настоящее время, если вы прочтете книгу десять раз, а лицензией разрешены только пять прочтений, то всякий раз, когда вы будете читать книгу (или отрывок из нее) после пятого прочтения, вы будете делать копию книги вопреки воле правообладателя. Некоторые полагают, что это разумно. Я намерен оспорить их мнение. Я собираюсь раскрыть суть произошедших изменений. Стоит только понять эту мысль, и некоторые другие вещи тоже прояснятся. Во-первых, уничтожения первой категории никто никогда специально не добивался. Конгресс не собирался отменять прежде нерегулируемое использование защищенных копирайтом произведений. Нет совершенно никаких доказательств того, что законодатели намеревались допустить подобный сдвиг в общественной норме. Нерегулируемое использование составляло неотъемлемую часть свободной культуры до интернета. Во-вторых, этот сдвиг особенно беспокоит в контексте преобразующих использований творческого контента. Опять-таки, всем нам понятен вред, наносимый коммерческим пиратством. Но закон теперь имеет тенденцию регулировать любую переделку объекта творчества с использованием машины. «Копировать и вставить» и «вырезать и вставить» – эти действия теперь стали преступлением. Баловство с чьей-то авторской работой и последующее представление результата общественности отныне требует, наличия оправдания таких действий. Какое бы беспокойство не вызывала такая трактовка закона о копировании конкретного произведения, особенно не по себе становится от изменения отношения к преобразующим видам использования объектов творчества. В-третьих, этот сплав первой категории со второй чрезвычайно обременяет третью категорию («добросовестных видов использования»), чего с ней никогда не случалось. Если бы сейчас правообладатель попытался контролировать, сколько раз я прочту в онлайне что-либо, естественно было бы возразить, что это уже является нарушением моих прав на добросовестное использование. Однако ни разу еще не было судебного процесса по вопросу того, имею ли я законное право читать, потому что до интернета чтение не вызывало применения закона об авторском праве, и, следовательно, не было необходимости в защите добросовестного использования. Право читать раньше надежно охранялось, потому что чтение не регулировалось. Данный вопрос о добросовестном использовании полностью игнорируется даже поборниками свободной культуры. Нас загнали в угол, доказывая, что наши права зависят от добросовестного использования, даже не поднимая исходный вопрос – о расширении эффективного регулирования. Слабая защита, зиждущаяся на добросовестном использовании, имеет смысл, когда подавляющее большинство видов использования неподконтрольно. Но когда все становится гипотетически регулируемым, опоры на добросовестное использование становится недостаточно.