Плавучие театры Большой Планеты - Джек Вэнс

Поначалу Гассун не мог найти слов: «Будет нарушена целостность всего произведения!»

«В справочнике упоминается, что в гавани Порт-Оптимо содержатся в постоянной готовности три скороходных баркаса, оснащенных арбалетами, стреляющими зажигательными гарпунами. В этом городе смывать публику с палубы было бы непредусмотрительно».

Гассун воздел длинные руки к небу, словно пытаясь схватиться за воображаемую перекладину: «Вносите только совершенно необходимые правки».

Благодаря импровизациям Зампа — или вопреки им — вечернее представление заслужило одобрение зрителей. Гассун, однако, не был удовлетворен. Его возмущал пир в третьем акте, на котором Макбет, в качестве короля, приказал жонглерам, танцовщицам и акробатам развлекать придворных, каковые развлечения продолжались почти целый час. Кроме того, Гассун критиковал сцены супружеской нежности, вставленные в трагедию по настоянию Зампа.

На следующий день «Миральдра» под парусами, полными попутным ветром, проплыла на север мимо Ветербурга и прибыла в Фвыль, где уже пришвартовались театры «Памеллисса» и «Мелодичный час»; в сложившихся обстоятельствах Гассун отказался от намерения представлять «Макбета».

Севернее Фвыля ветры стали капризничать. Во второй половине третьего дня плавания «Миральдра» величественно обогнула Стеклодувный мыс, пересекла широкий водоворот, образованный течением Ланта и причалила к пристани Лантина, где Замп и Гассун согласились провести два-три дня.

На следующее утро Гассун открыл свой музей для лантинских посетителей, а Замп воспользовался его занятостью и пригласил мадемуазель Бланш-Астер провести с ним вечер. Сначала она сухо отказалась, но затем, поразмыслив о перспективе просидеть целый день в скуке и одиночестве, спросила, как именно Замп намеревался проводить вечер.

Замп еще не составил никаких определенных планов; не придумав ничего лучшего, он предложил первое, что пришло в голову — посетить стекольный завод.

«Хорошо, пойдемте. Это далеко отсюда?»

«Нет, сразу за холмом. Давайте уйдем поскорее, пока Гассун не придумал нам какое-нибудь занятие».

Мадемуазель Бланш-Астер рассмеялась так весело и беззаботно, что Замп удивился ее необычной несдержанности. Теперь она, казалось, разделяла настроение Зампа — подобно проказливым школьникам-прогульщикам, они потихоньку сбежали из театра на набережную.

Теперь вместо того, чтобы отправиться на экскурсию по стекольному заводу, мадемуазель Бланш-Астер пожелала взобраться на холм. Замп с готовностью согласился, и они повернули на дорогу, зигзагами поднимавшуюся на Стеклодувный утес между живыми изгородями и низкими стенами, выложенными из камня.

Сегодня, по какому-то капризу или в приступе необъяснимого оптимизма, мадемуазель Бланш-Астер сбросила оковы аристократической чопорности. Замп еще никогда не видел ее в подобном оживлении. Ее бледные светлые волосы развевались на ветру, глаза горели ясным серо-голубым блеском горного озера; в длинном белом платье она напоминала простую деревенскую девушку, и Аполлон Замп находил ее неотразимой. Задержавшись, чтобы полюбоваться причудливым маленьким коттеджем, построенным из пузатых зеленых бутылей, она похвалила аккуратный цветник и даже поворковала с ребенком, игравшим на крыльце со стеклянными статуэтками зверей.

Они продолжили путь по дороге, постепенно превратившейся в тропу, вьющуюся по склону мимо загонов и пастбищ, а под конец круто поднимавшуюся на последний утес — под самое небо, где плыли на север обрывки облаков. Позабыв о всяком достоинстве, мадемуазель Бланш-Астер побежала вверх по тропе, останавливаясь, чтобы сорвать дикие цветы или бросить пару камешков с обрыва. Аполлон Замп бодро маршировал вслед за ней, испытывая жгучее желание присоединиться к ее детским забавам, но опасаясь навязываться без приглашения. Они взошли на вершину и стояли, открытые солнечному свету и ветру; далеко внизу бежали наперегонки тени облаков. Домики Лантина тянулись неровной полосой по берегу Ланта от «Речной усадьбы» у западного пирса до таверны «Зеленая звезда» на кривых сваях восточной приливной отмели.

Мадемуазель Бланш-Астер взобралась на скалу и обозревала горизонт, причем ее взор чаще всего устремлялся на север — туда, откуда струился могучий Виссель. Она наклонилась, чтобы спуститься с камня. Замп оказался под рукой, и ему не стоило никакого труда подхватить ее, когда она соскочила вниз. На какое-то мгновение показалось, что красавица стала податливой; но она тут же напряглась и выскользнула из рук Зампа. Антрепренер был раздосадован; судя по всему, поддавшись мимолетному настроению, его спутница вообразила, что находится на холме с кем-то другим, о ком она мечтала — но тут же вспомнила, что ее сопровождает всего лишь Аполлон Замп.

Мадемуазель Бланш-Астер присела там, где скала защищала ее от ветра. Замп присоединился к ней и, опьяненный ее близостью, обнял ее рукой за талию.

Мадемуазель Бланш-Астер бросила на него ледяной вопросительный взгляд и поднялась на ноги; Замп обнял ее ноги и умоляюще поднял к ней лицо: «Почему вы так холодны и жестоки? Вы любите кого-то другого?»

«Я никого не люблю».

«Поклянитесь! Скажите мне правду!»

«Маэстро Замп, будьте добры, сдерживайтесь. Вы слишком расчувствовались».

«Расчувствовался? Я дрожу, я горю в лихорадке! У меня в голове словно лабиринт кривых зеркал вроде того, по которому водят за нос посетителей «Огнехрустальной призмы» — ваше лицо смотрит на меня отовсюду. Я изнываю, я страдаю, я болен от любви! Ваша чудесная красота — все, о чем я могу думать!»

Мадемуазель Бланш-Астер рассмеялась: «Маэстро Замп, вы и вправду позволяете себе нелепости».

«Нелепости? Подумайте о том, как вы себя ведете. Вот уж, действительно, нелепость! Как вы можете быть так бесчувственны? По сравнению с вами ледяная статуя святой Имолы — сумасбродная шалунья!»

Мадемуазель Бланш-Астер высвободила ноги из объятия Зампа: «Ваши выводы поистине удивительны! Как будто я существую только для того, чтобы удовлетворять ваши вожделения! А если я не желаю служить этой цели, значит, весь мир сошел с ума?»

«Это не просто вожделение! — воскликнул Замп. — Я очарован, я заколдован, я холодею от ужаса...»

Только что признавшись в полном безразличии, мадемуазель Бланш-Астер, тем не менее, удивилась: «От ужаса? Почему?»

«Я страшусь того времени — а оно когда-нибудь наступит, пусть даже через сто лет — когда я увижу вас в последний раз. Я способен существовать только в вашем присутствии. Я перед вами преклоняюсь! По сути дела, пусть будет так! Я готов официально назвать вас своей супругой».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});