Под мраморным небом - Джон Шорс

будут прекрасны. Река хорошо их питает?

Иса подвел к парку от реки подземные протоки, по которым вода всегда будет поступать в каналы и фонтаны.

– Лучше не бывает, – ответила я. – Только сильнейшая засуха сможет их погубить.

Мы подошли к центральной лестнице, ведущей на платформу, и по широким ступенькам поднялись на громадный каменный прямоугольник. Отец движением руки указал на недостроенные башни, высящиеся по углам:

– Как быстро растут минареты.

Минареты уже были наполовину построены. В законченном виде они будут чуть ниже главного купола. Как и все остальные сооружения комплекса, они еще не были облицованы белым мрамором. Бесценные мраморные плиты лежали за платформой. Они пойдут в ход только после того, как будет добавлен еще один слой песчаника.

Отец, несмотря на то что был в роскошном шелковом одеянии и не снял драгоценности, взобрался на леса, которыми было обнесено главное сооружение. Следом за ним и я по лестнице поднялась на бамбуковую решетчатую конструкцию. Деревянная галерея соединяла леса с мавзолеем. По ней мы перешли через лежащую внизу пропасть. Всюду на лесах стояли и сидели на корточках или на коленях покрытые пылью рабочие. Одни долбили, другие штукатурили, третьи отдавали распоряжения. На стройке трудились сотни рабочих.

Неожиданно мы оказались на самом верху строящегося сооружения. Если бы мавзолей и впрямь был женщиной – ведь, по замыслу Исы, он должен был отражать грациозность женщины, – мы бы сейчас находились на уровне ее колен. По деревянной тропинке, проложенной поверху строящегося здания, отец направился к центру мавзолея. Там он вытер со лба пот и погрузился в раздумья. Я не стала его тревожить. Мама, как это часто бывало, сейчас владела всем его существом. Со временем его скорбь притупилась, но он по-прежнему горько оплакивал любимую жену.

Никогда не забуду первые два года после кончины мамы. Горюя о ней, отец отказался от всех мирских удовольствий. Он не носил красивых одежд, все свои драгоценности держал в сундуке. Он не посещал пиров и зрелищ. Запретил, чтобы в его присутствии звучала музыка. Он даже отказался от плотских утех, не проводил время с женщинами. Потом отец вернулся к своим обязанностям императора, стал жить обычной жизнью, но веселым я больше никогда его не видела.

– Она здесь, под нами, – тихо произнес он. – Моя Мумтаз-Махал.

Мамина инкрустированная жемчугом гробница находилась под главным сооружением. Пройти к ней можно было только по подземному коридору. Как отец и поклялся маме у ее смертного ложа, он всегда навещал ее могилу в годовщину той ужасной ночи.

– Когда-нибудь, отец, ты упокоишься рядом с ней, – проговорила я.

– Да смилостивится Аллах.

– Она будет обожать тебя за этот мавз...

– Тадж-Махал, – тихим голосом перебил он меня. – Аллах послал мне видение минувшей ночью. Во сне я видел, будто наяву, как ты родилась.

– И что же?

– Когда она тебя рожала, я впервые назвал ее Тадж-Махал.

Внизу затрубил слон.

– Мавзолей должен носить имя мамы, – сказала я, вспомнив, что отец в узком кругу всегда называл маму Мумтаз-Махал. – Откуда появилось Тадж?

– С годами имя Мумтаз сократилось до Таз. Потом она стала просто Тадж. – Слабая улыбка озарила его лицо. Он снял очки и закрыл глаза. – Когда мы оставались одни, я всегда называл ее Тадж.

Я взяла отца за руку. Мне было одновременно грустно и радостно от того, что он до сих пор тоскует по маме.

– Ты женишься еще раз?

– Нет. Я жду нашего воссоединения.

Я кивнула, но не думаю, что отец видел меня. Он вспоминал прошлое. Я тоже мыслями перенеслась на много лет назад, представляя, как они вдвоем идут по берегу Ямуны, не замечая ничего и никого вокруг.

– Отец?

– Да?

– Если бы мама вышла замуж за другого человека и вы были бы просто друзьями и никогда не смогли бы быть возлюбленными, ты... ты смог бы с этим смириться?

Отец покачал головой:

– Согласилась бы пчела всю жизнь пить воду, когда рядом есть нектар? Стал бы олень жить в долине, если перед ним высятся горы? Нет, мое милое дитя, я никогда не знал бы счастья. И сегодня, наверно, я печалился бы гораздо сильнее.

– А как бы ты поступил?

Отец не отвечал. Он пристально посмотрел на меня, и я поняла: он знает, что я говорю не о нем, а о себе. В отличие от большинства мужчин, отец был очень проницателен. Он понимал женщин, понимал женское сердце как свое собственное.

– Любовь, Джаханара, дороже золота. Любовь превыше всего. – Он взял меня за руку. – И искать ее надо тихо, чтоб шумом не привлечь других охотников. Ибо любовь, особенно такая любовь, какую ищешь ты, любовь к человеку, с которым ты хочешь быть вместе, может навлечь на тебя опасность.

Проницательность отца меня не удивила. Напротив, я была рада, что он открыл мою тайну. Я поцеловала его в щеку:

– Я обожаю тебя, отец.

Он, казалось, задумался над моими словами.

– Никогда не отказывайся от любви, дитя мое. Ибо отказаться от любви – значит отвергнуть величайший дар Господа. А кто мы такие, чтобы отвергать Господа?

* * *

ВСЮ следующую неделю я размышляла над советом отца. Как следствие, сосредоточиться на выполнении своих обязанностей мне было чрезвычайно трудно, и я допускала нехарактерные ошибки. Однажды заказала железные штыри не того размера, так что Иса в конце концов не выдержал и отругал меня. Рассерженная, я выскочила из его домика. Как могу я думать о каких-то штырях, когда решается моя судьба?

До конца того дня я избегала Ису. Старалась не встречаться с ним весь следующий день и еще один день. У меня пропало желание проводить время в его обществе, потому что его улыбка обжигала так же, как сок лайма жжет рану на губе. Мне было больно из-за того, что я не могу прикоснуться к нему, когда он рядом, что я не могу сказать ему то, что хочу, когда мы беседуем. Я отчаянно искала выход из тупика, но не могла придумать, как нам быть вместе. Мой муж убил бы меня, если б узнал, что я ему неверна, хотя сам он каждую ночь предавался распутству. И Аурангзеб непременно использовал бы эти сведения против меня. Строительство Тадж-Махала, как теперь по настоянию отца называли мавзолей, было бы поставлено под угрозу. Ведь если его главного архитектора уличат в совершении тяжкого преступления, работы будут прекращены.

Иса неверно истолковал мою внезапную