Рассказы об античном театре - Станислав Венгловский

Слава прижизненная и слава посмертная

Все это творилось еще при жизни Еврипида.

Молодой и дерзкий поэт по имени Аристофан, о котором мы намерены говорить специально, сделал Еврипида героем своей комедии «Женщины на празднике Фесмофорий». Справедливости ради надо заметить, что шутки и различного рода шпильки в адрес нашего героя задолго до этого представления не раз встречались в аттических комедиях, не только принадлежавших Аристофану. Однако в названной пьесе Еврипид сделался чуть ли не главным ее героем.

Комедия была поставлена в Афинах в 411 году до н. э., на празднике Леней. Что касается праздника Фесмофорий, о котором ведется здесь речь, то он посвящался богиням Деметре и Персефоне. Праздник справлялся осенью, и доступ мужчинам туда был строго заказан.

Еврипиду, маску которого зрители узнали тотчас, становится известно, будто женщины собираются его убить – настолько обижены нападками в пьесах. Не на шутку встревоженный, старый поэт, в сопровождении еще более престарелого родственника Мнесилоха, спешит к молодому собрату, трагическому поэту Агафону, с просьбой защитить его от грозящей опасности.

Надо заметить, что реальный поэт Агафон в то время был довольно молодым еще человеком (родился примерно в 448 году до н. э.), однако успел уже сделаться знаменитым. Маску его зрители узнавали и принимали также с восторгом. Агафон прославился красотою, богатством, изнеженным образом жизни, своим удивительно оригинальным творчеством. Нам известно, что при выборе сюжетов для собственных произведений он не довольствовался мифологическим арсеналом. Агафон создал какую-то не известную нам трагедию под названием «Цветок», сюжет которой почерпнут из окружающей жизни. Значительное место в произведениях Агафона занимала музыка. Он водил дружбу с выдающимися современниками, в числе которых называли даже знаменитого впоследствии философа Платона, к 411 году еще очень зеленого юнца, поначалу также мечтавшего о лаврах поэта. Одним словом, с точки зрения комедиографии Агафон выступал весьма выигрышной мишенью.

Выслушав просьбу Еврипида переодеться женщиной и затесаться в их беспокойную толпу, чтобы узнать, чтó в ней задумано, – Агафон решительно отказался от рискованной затеи. Зато он с охотой уступил подходящий женский наряд старику Мнесилоху, который возмутился трусостью Агафона. Под хохот зрителей, Еврипид сбривает Мнесилоху бороду и одевает его старухой, к еще большей потехе взирающих зрителей.

А в собрании женщин в это время решали, как лучше прикончить Еврипида, виновность которого никем не ставилась под сомнение. Своими трагедиями, были уверены женщины, поэт сделал мужчин настолько подозрительными, что они, их мужья, возвращаясь из театра, первым делом бросаются разыскивать спрятанных в доме любовников. Не доверяя женам, мужчины ставят их ни во что. Своими зловредными пьесами Еврипид разрушает веру в богов, нарушает установленный порядок жизни, которая только и держится трудами женских рук.

Мнесилох, явившийся под видом старухи, заявляет о своей жуткой ненависти к Еврипиду, но, вместе с тем, начинает фактически его защищать. Мнесилох утверждает, будто женщины на самом деле гораздо хуже, чем их изображает поэт. Он даже приводит ряд доказательств, основанных преимущественно на случаях супружеской измены…

Такой неожиданный оборот рассуждений никому не известной старухи вызывает у женщин сильное подозрение. После ряда комических осложнений, осмотрев Мнесилоха, они разоблачают его. Мнесилоху с трудом удается выпутаться из западни, в которую он попал, и призвать на помощь… Еврипида. После вереницы уморительных приключений, явившийся в собрание Еврипид обещает женщинам не позорить их больше в пьесах и с помощью хитрости спасает настрадавшегося родственника и единомышленника.

Можно только предполагать, чтó творилось в тот день в афинском театре!..

Еще ярче, еще более выразительней и комичней представлен был Еврипид на сцене в 405 году до н. э., уже после смерти и последовавшей вслед за ней кончины его собрата Софокла.

Пьеса (опять же указанного Аристофана) носила название «Лягушки». Действие в ней начиналось с того, что состоянием сценического искусства, да и всего театрального дела, обеспокоился бог Дионис, покровитель и руководитель всей указанной отрасли.

Оно и понятно: Еврипид и Софокл скончались, Агафон уехал в Македонию, призванный туда царем Архелаем. В Афинах остались только поэты, таланты которых не идут ни в какое сравнение с великими корифеями. Как быть дальше?

Дионис, изнеженный бог, решает лично отправиться в подземное царство, чтобы вызволить оттуда хотя бы покойного Еврипида. Прецеденты подобных устремлений известны каждому зрителю: когда-то под землю с успехом спускался Геракл. Выполняя волю микенского царя Еврисфея, он даже привел оттуда главного стража умерших, трехглавого пса Кербера.

Задрапировавшись львиной шкурой, наброшенной поверх легкого тонкого хитона шафранного цвета, вооружившись увесистой палицей (все в точности как у Геракла!) – в сопровождении раба Дионис отправляется на тот свет. Его поход представляет собой бесконечную череду комических ситуаций и сценок, понятных любому афинскому зрителю. Эти сценки настраивают публику на неудержимое веселье. Чего, к примеру, стóит ответ Геракла, к которому обращается Дионис с вопросом, как попасть на тот свет. Геракл отвечает: достаточно забраться на высокую гору и броситься оттуда вниз головою!

В конце концов, очутившись под землею, переправившись через подземное озеро, наполненное, оказывается, криками лягушек (отсюда и название комедии) – Дионис, вместе со своим рабом, добирается до цели путешествия. Вот они оба уже у дверей подземного царя Гадеса (Плутона).

Бледный от постоянной подземной жизни, с какими-то всклокоченными волосами и красными воспаленными глазищами, Плутон встречает гостя с радостью. Ему опротивели распри между двумя его постояльцами. Надоела их постоянная борьба за право восседать в кресле первого драматурга. Пятьдесят лет почивал в этом кресле Эсхил, и ни у кого не возникало никаких возражений: занимал по праву. Зато теперь, недавно умерший и заявившийся сюда Еврипид, требует кресло лично для себя!

Вот и сейчас поэты готовы к схватке. Еврипид собрал вокруг себя шайку негодяев, воров, грабителей, отцеубийц. Им нравятся разные уловки, хитрости, которыми наполнены его драмы. Они шумят и требуют уважить Еврипида, тогда как Эсхил не собирается уступать удобное кресло. Что же, уверен Плутон, лучше всего самому Дионису разобраться в этих канительных спорах. В конце концов – это его законное ведомство.

Дионис потирает руки. Он рад предложению: у него появляется возможность лишний раз убедиться, как велик Еврипид, которого он немедленно уведет за собой на землю.

Начинается главная часть комедии, состязание поэтов. Зрители в восторге срываются с мест: они видят мастерски изготовленную маску поэта, которого при жизни встречали на улицах, который вроде бы лишь недавно уехал отсюда, скончался на чужбине, похоронен в чужой земле! Которого, можно сказать, никто из сидящих в амфитеатре так и не видел на смертном одре.

Всем взирающим кажется, будто Еврипид возвратился из длительной отлучки. Эти сведенные скорбью изломанные брови. Эта курчавая борода… Сейчас он заговорит-загундосит… О боги! У него нисколько не изменился зычный голос, если не считать, что звуки его окрепли и обрели довольно приятное звучание. Они без труда добираются до зрителей в самом последнем ряду театральной чаши.

Кажется, живой и бессмертный Еврипид не дает и слова промолвить Эсхилу, известнейшему поэту, имя которого всегда на слуху, но облик – уже мало кто помнит. Эсхил – уже вроде бога. У него могучий голый череп. Но только старые-престарые люди припоминают: да, этот череп на самом деле был таковым. Этим черепом старик напоминал собою Сократа, живая копия которого все еще лоснится в передних рядах. Как не припомнить рассказы стариков, будто об Эсхилову лысину, замеченную орлом из-под высоких туч, разбилась брошенная вниз черепаха…

Эсхил отвечает Еврипиду не менее энергично. На него нисколько не подействовали годы, проведенные в мрачном подземелье. Кто-то из беззубых старцев среди массы зрителей вопит, что это в действительности Эсхил! Прочие старики подтверждают хором: именно этот голос звучал когда-то в театре.

Состязание на орхестре достигает накала. Еврипид выдвигает каскад обвинений: Эсхил нарочито подбирал непонятные слова, от которых по телу ползут мурашки. Этот страх не оставляет зрителя даже после долгого представления.

Эсхил парирует слегка отсыревшим голосом: не форма важна в сочиненной драме, важно ее содержание. Он, Эсхил, будил в человеке мужество, тогда как драмы Еврипида развращают зрителей и своими простецкими словами, которые можно услышать на агоре или в бане, развращают наличием героев с ничтожными поступками. Еврипид, дескать, учит женщин обманывать супругов, подбрасывать зачатых в грехе детей. Юношей он подбивает сомневаться в установленных порядках, учит позорному безделью. Еврипид наполняет драмы повседневной грязью, которую ему удается отыскивать в жизни. Он воспевает ее, эту мерзость!