Обещания богов - Жан-Кристоф Гранже

их алькове одна является отражением другой. Она снова взялась за рюмку и позволила абсенту растечься в груди. Казалось, сам ее мозг разжижается.

— Я взяла один заказ… — пробормотала Рут хриплым от алкоголя голосом. — Это было ошибкой.

— Скульптура?

— Да, что-то вроде.

— А кто заказчик?

Рут улыбнулась — так выплескивают из ванночки вместе с водой и мыло, и полотенце, и самого ребенка.

— Дьявол.

38

Когда Минна выбралась из заведения, она была снова пьяна. Два раза за одну ночь… она била собственные рекорды. Но она не жалела о своей ночной вылазке. Рут позвала ее на помощь, а в результате это Минна выходила из клуба утешенной. Она так до конца и не поняла, в чем проблема подруги, но, не без помощи травянистых испарений абсента, вместе им обеим в конце концов удалось обрести хорошее расположение духа. За два часа они переговорили обо всем на свете, не обращая внимания на эстрадные номера, которыми «Гинекей» перемежал отдых своих посетительниц.

Теперь главное — отыскать машину. Насколько она помнила, достаточно пройти по грунтовой дороге с кроваво-кирпичными домами по сторонам — в конце на фоне неба должна нарисоваться башня тепловой электростанции. Без проблем.

Минне эти места были знакомы. Моабит поставлял немалое количество душевнобольных и впавших в депрессию: рабочие с конвейера, лишившиеся последних сил или всякого смысла жизни, нацисты, слишком хорошо усвоившие уроки тейлоризма[80]. Люди-машины, у которых от бесконечного свинчивания гаек начинали развинчиваться их собственные в голове. Игра слов ее рассмешила. Смех в одиночестве — верный признак, что она здорово надралась.

Неотличимые друг от друга дома рабочих шли чередой унылых фасадов, лишь изредка перемежаясь маленьким темным садиком, больше похожим на братскую могилу. На всех окнах плотно закрытые ставни. Казалось, жителей в этой ночи не существует. Оставался лишь запах, затхлый смрад, усиленный летней жарой. Мало-помалу на нее начал накатывать страх. Ее шаги, поглощаемые жирной землей, словно растворялись сразу за спиной.

Внезапно она обернулась. Дрожь или, скорее, напряжение послужили сигналом: за ней кто-то идет. Никого. Она ускорила шаг. Учитывая, как кружилась голова, как шатко ступали ее кукольные туфельки, результат не обнадеживал. Башня приближалась. Еще пара сотен метров, и она найдет свою колымагу.

И снова тревожный звоночек. На этот раз она заметила мелькнувшую тень. Три часа ночи. Она подумала о жуткой русской художнице, которая оскорбила ее, но та была слишком пьяна, чтобы пуститься следом за кем бы то ни было…

Давай быстрее. Добравшись до окрестностей электростанции, она свернула направо, потом налево, без всякой уверенности, что приближается к цели. Крыши домов сходились все теснее, перекрывая обзор. Невозможно понять, где же Kraftwerk[81]. Слепые стены, закрытые ставни, черные двери…

Двигай дальше и выходи на набережную. Тогда останется только обогнуть водоем. Она снова свернула, чисто инстинктивно. Никогда еще почва под ногами не казалась ей такой твердой и плоской.

Внезапно, снова подчинившись интуиции, она бросила взгляд назад и увидела его. Стянутый поясом плащ, руки в карманах, надвинутая на глаза шляпа. Он шагал по прямой, надвигаясь на нее.

Минна сдержала крик и сняла туфли. Засунула их в карман и побежала босиком по грунтовой дороге. От холодного прикосновения стало легче. Она наддала, чувствуя, как вместе с адреналином возвращается ясность сознания.

Рванулась вперед и вдруг остановилась. Путь ей пересекали рельсы. Они уходили за горизонт, сплетаясь и расплетаясь, как стая угрей под луной. Где-то вдали — темная масса сортировочных перронов, складов, пакгаузов. Водоемы находятся по ту сторону путей. Она не раздумывая бросилась вперед. Каждый шаг отдавался болью в ступнях — уже не грунт, а щебень, перекатывающиеся под ногами острые камешки.

Она проскользнула между двумя вагонами и рискнула снова оглянуться. Человек по-прежнему двигался за ней следом. Засунув руки в карманы, он шел очень быстро, порывистым шагом. Широкоплечий, неутомимый.

Она снова надела туфли и устремилась к черной массе ангаров. Она спотыкалась на камнях, но, по крайней мере, больше не ранила ступни. На бегу она увидела себя как бы сверху. Маленькая раскачивающаяся фигурка в плаще и берете, спотыкающаяся в лабиринте железнодорожных путей.

На краткое мгновение она перестала видеть что бы то ни было. Черная дыра с привкусом ржавчины. Scheiße! Она ударилась лицом. Минна выпрямилась и сплюнула кровь. А может, кусочек губы. Давай вставай. Он по-прежнему здесь, еще ближе, словно ничто не может замедлить его продвижение. Через несколько секунд он настигнет ее и, без сомнения, перережет горло, раз уж он так решил.

Она хотела закричать, но не смогла. Хотела собраться с мыслями, но это тем более не удалось. Хромая, сплевывая, постанывая, потащилась к пакгаузам. В любую секунду нож мог вонзиться ей в спину или пройтись по горлу, как шарф, превратившийся в бритву.

Земля затряслась. Рельсы завибрировали, щебень задрожал под ногами. Приближался поезд. Железнодорожные пути должны находиться в нескольких метрах перед ней. Или позади нее. Еще можно пересечь нагромождение рельсов. Призрачный шанс, но нельзя его упустить. Грохочущая и свистящая масса состава перекроет путь убийце.

Она пустилась бежать. Лодыжки подворачивались, грудь разрывало… Молочная кислота затопила все тело, разъедая плоть. Кислорода не хватало, клетки поглощали слишком много сахара. Она не зря была врачом. Она знала, что ее тело сейчас сворачивается, как закисающее молоко.

Она снова упала. Одно из двух: умереть под ножом убийцы или под колесами поезда. Облако, вернее, дымная конвульсия перекрыла блеск луны. Теперь само небо, казалось, пошло трещинами и раскололось в выхлопах пара. И перестук колес, отбивающих оглушительный ритм…

Она потеряла одну туфельку. Пошарила вслепую по щебню, увидев в этой потере знак своей погибели… Рука нащупала кожаный задник, когда ее глаза наконец оторвались от локомотива и обратились направо. Человек был в нескольких десятках метров, руки по-прежнему в карманах. Она увидела поля его шляпы, рассекающие пар и свет, как округлое лезвие, проходящее сквозь все препятствия, все преграды…

Поезд совсем рядом. Все, что ей удается сделать, — это перекатиться на бок и зажмурить глаза. Чудовищный трехтактный ритм сотрясает землю, безумное шипение перекрывает все — и пространство, и время. В этот момент не остается ничего, кроме мерного пульсирования, дробящего мир на выбросы пара, тяжелые выдохи и металлический лязг…

Человек не успел перебежать. Она цела. Скачет на одной ноге, пытаясь натянуть туфлю. Наконец-то насыпь у паровозного депо. Наверняка водоемы где-то за ним.

Она находит проход и понимает, что оказалась права. Вода. Набережные. Свет. Прожектора с лампами накаливания высвечивают каждую деталь: передвижные погрузчики, лебедки, подъемные