Штосс (сборник) - Сергей Антонов

Мишка вынырнул из мутных вод первым. Увидел бултыхающегося рядом Бурого и завопил:

– Спасите! Депутата убивают!

Из кустов выбежал Губастенький. Прижимая сотовый телефон к уху он носился по берегу и не знал чем может помочь Чубею. Начали прибывать участники заговора. Через пять минут все они метались вдоль Чмыревки и вопили так будто наступил конец света. Мишка так и не дождался от сподвижников реальной помощи. К счастью, Чмыревка не принадлежала к числу глубоководных рек. Вволю накричавшись и набарахтавшись, Оторвин наконец догадался встать на ноги и убедился в том, что вода доходит ему до пояса. Шатаясь и увязая в илистом дне, он выбрался на берег и тут же попал под прицелы видеокамер.

– Что, по вашему мнению, произошло здесь? – журналист сунул под нос Чубею микрофон. – Считаете ли вы произошедшее случайностью или…

– Покушались, суки! – Мишка выплюнул набившиеся в рот водоросли. – Я делаю заявление: только что была предпринята попытка моего устранения. Конкуренты используют самые грязные технологии и не останавливаются ни перед чем!

На мосту похожее интервью давал полковник Мелкокалиберный. Он демонстрировал журналистам подпиленную ось телеги и клятвенно обещал найти преступников. С гневной, обличительной речью выступил и Никифор Громыхайло. Правда, он говорил не столько о Чубее, сколько о своем заводе, благополучие которого, благодаря проискам врагов висит на волоске. Леокадия светиться перед камерами не стала. Хозяйственная толстуха принесла чудом выжившему депутату сухую одежду. Последним, что отсняли телевизионщики, был прыгающий в носках и трусах Чубей. Натягивая штаны, лидер предвыборной гонки виртуозно матерился и грозил кулаком неведомому врагу.

Инсценировка покушения, вопреки всему, оказалась весьма правдоподобной. Когда журналисты во главе с Губастеньким укатили готовить разоблачительные репортажи, к Чубею подошел Льняной.

– Ну, Михаил Фомич, как насчет вспрыснуть это дело? Я столы накрыл. Все готово.

– Можно, – кивнул Оторвин. – После таких испытаний… А где Гриня?

Все вдруг сообразили, что не видели главного сподвижника Мишки с момента его падения в реку.

– Куда Гриню подевали, сволочи?!

Истошный вопль Чубея был подхвачен эхом. Первым Бурого заметил Громыхайло. Он указал дрожащей рукой на тело, безвольно покачивающееся на волнах. Гриню вытащили на берег, попытались сделать искусственное дыхание, но чуда не произошло. Лицо утопленника, несмотря на все усилия, осталось неподвижным и умиротворенным.

– Что же это, братцы, а? – зарыдал Мишка, ударяя себя в грудь. – Как же это? Гриня, дружок, очнись!

Оторвин начал биться в истерике. Общими усилиями его с трудом оттащили от трупа. Немного успокоившись, Миша приказал:

– Похоронить Гришу прямо здесь. Пусть покоится там, где смерть от рук врагов принял. Там где за меня свою жизнь отдал.

Вечером следующего дня выступление кандидата в президенты Михаила Фомича Чубей-Оторвина смотрело по телевизору все население Белибердуссии. Прежнего хама и матершинника было не узнать.

– Я не сниму свою кандидатуру, даже если меня снова будут убивать, – чеканя каждое слово, говорил бледный и решительный Мишка. – В память о моем верном друге, ближайшем соратнике Григории Буром, я обещаю стать президентом страны, отыскать тех, кто повинен в гибели Гриши и судить их справедливым судом!

Слушая окончание выступления Чубея, Губастенький не удержался от аплодисментов и начал бить в ладоши.

– Ну, заливает, сучонок! Ну, дает! Теперь точно знаю: быть Мишке президентом! Других кандидатур уже просто нет!

Глава четырнадцатая,

в которой Чубей-Оторвин закладывает душу ради победы на выборах.

– Жопой чувствую! – Чубей метался по гостиничному номеру, как запертый в клетку волк. – Вот чувствую, что чего-то не хватает. И все тут!

– Чего ж вам еще, Михаил Фомич? – удивлялся Никифор Громыхайло. – После покушения народ готов ваших конкурентов на ленточки порвать. Все на мази. Знай себе подсчитывай голоса.

– Нет, Семеныч! Рано нам на лаврах почивать. В любой момент все может измениться и тогда мне до конца дней своих коров пасти. Нужен мощный толчок. Нужна чья-то поддержка. Кажется, дьяволу бы душу заложил.

– А в чем проблема? – Развитая помешивала ложечкой чай. – Есть у меня в Нижних Чмырях одна старушка. Порчу наводит, в приворотах-отворотах ей равных нет. В картах – настоящий ас. Хошь погадает, хошь в дурня обыграет. Ходят слухи, что с нечистым знается. Даже я ее боюсь. Самогон бесплатно даю – неровен час, порчу наведет. Может, пригласить Агату Прокоповну?

– Еще бы! Сию же минуту за ней мой личный «джип» выслать!

– Бабулька с норовом, – предупредила Леокадия. – Без аванса вообще ехать откажется, а если уже нажралась, то вообще – дело швах.

– Авансы?! Окстись, Евменовна! Мне ли авансы считать? Любые деньги плачу – пусть приезжает!

Час прошел в томительном ожидании. Мишка подбегал к окну, отдергивал портьеры и смотрел на Леокадию так, словно во всем виновата только она. Чуткий Громыхайло опасался находиться рядом с Чубеем, когда тот пребывал в плохом настроении. Улучив момент, жестяно-баночный король смылся. Когда Мишка готов был съесть Развитую в сыром виде, дверь распахнулась. На пороге стояла старушка, облаченная в изъеденное молью пальто неопределенного цвета. Желтое, сморщенное как печеное яблоко лицо едва виднелось, затерянное среди многочисленных платков и шарфов. Не замечая Мишки, старушка направилась к Развитой.

– Здорово Леокадия! Сколько лет, сколько зим! Плеснула бы старушке чего-нибудь согреться с дороги. Озябла, я!

Чубей рванулся к бару, принес Агате бутылку и стакан. Первое старуха схватила, второе не приняла.

– Не надо, касатик. Я по старинке – из горлышка. Мы в академиях не обучались, так что…

Бабка задрала подбородок к потолку, разинула рот и, как профессиональный алкаш, влила в глотку содержимое бутылки.

– Уф! Совсем другое дело, – старушенция выудила из кармана пальто смятую пачку «Астры», прикурила от зажигалки, галантно поднесенной Чубеем. – Хорошо-то как! Может, в картишки перекинемся, молодежь?

Агата швырнула пальто на спинку кресла, размотала платки и шарфы, задорно подмигнула Мишке.

– А может, спляшем? Раз-два! Шел трамвай десятый номер, на площадке кто-то помер! Музыка в этом сарае есть?

Чубей собрался с духом.

– Агата Прокоповна. Я собственно пригласил вас…

– Поняла. Молодку-красавицу приворожить хочешь. Ладно, шалунишка, сделаем. Сама сюда придет и портки скинет. Мне не впервой. Всяких окучивала.

Агата достала из-за пазухи маленький узелок и, бормоча себе под нос что-то маловразумительное, принялась раскладывать на журнальном столике сухие травки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});