Царская немилость (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Кузнецкий мост это прямо целая улица магазинов. Полно и ателье. На вывеске одного из них был нарисовал человечек в зелёной одежде и в Тирольской шляпке. Пётр Христианович вертел головой, провожая проплывающую мимо вывеску. Надо будет после покупки плугов и продажи перстня туда заглянуть. Этих троих горе разбойников, а так обычных дезертиров, туда отвезти и приодеть. В Петербург же с ними ехать. И там пару дел нужно будет обделать. Нужно платье не бросающееся в глаза в столице. Что-нибудь, чтобы товарищи на купцов средней руки походили. Шубы из меха кротов это перебор будет, но и в том, в чём они сейчас, провернуть его задумку будет не просто. А ещё … Почему бы и нет?! Сшить на этих троих форму по типу, что он для своих диверсантов в сороковом пошил, копируя с формы спецназа двадцать первого века со всякими разгрузками и подобием бронежилета.

Сначала Пётр Христианович хотел заехать продать кольцо, денег-то кот наплакал осталось. А весною покупать семенной картофель нужно. Кстати, шестьсот пятьдесят серебряных рублей, которые отдал Пётр Христианович«земляку», это мешок денег. Рубль весит около 24 грамм, из которых серебра 18, а вся уплаченная сумма — это почти пуд. Целый мешок серебра. Хотел заехать к ювелиру этому голландскому Ван дер Линдену, что папаша Шмидт присоветовал, но первой на пути встретилась лавка англичанина Паркинсона. Трясучка бьёт человека должно быть.

Остановил возок Пётр Христианович, похлопав Тихона по плечу, увидев описанную земляком вывеску с перекрещенными вилами и лопатой. Прицениться-то никто не мешает.

Полуподвал, как и у всех почти магазинов. И почти темно, инеем все низко сидящие небольшие окошки затянуты и грязным снегом ещё запорошены. И тишина и пустота. Та же беда, что и у герра Шмидта, и так железные изделия, видимо, не сильно раскупают у лимонника, а уж зимой и подавно. Брехт прошёлся вдоль выставленных у стен лопат, граблей, вил, цепов для обмолота. У его крестьян цеп на кожаном ремешке и петле, перетрётся быстрее, тут даже спорить не о чём, но и ничего не стоит, а здесь на табличке стоит цена в три рубля. При цене пшеницы одна копейка за кило — получится, что за эту цепочку железную и крепление для двух палок нужно продать крестьянину триста кило зерна. Нет. Не в ту страну приехали господа торговать железными орудиями труда. Лопата стоит от пяти до десяти рублей, в зависимости от размера. В углу стояла стальная борона и плуг. Борона тридцать пять рублей, а плуг сорок пять. Плуг небольшой, чуть не игрушечный. Брехт его потрогал. Железо тонкое. Конструкция ладно, а сам лемех нужно ковать новый, потолще. В земле полно камней с этой жестянкой далеко не уедешь.

— Есть кто? — Крикнул Пётр Христианович, так и не дождавшись хозяина. И тут увидел его. Твою налево. Может и не хозяин, но человек в штанах, шерстяной рубахе и фартуке лежал в углу за стоящими плотно граблями. И самое неприятное — под ним натекла целая лужа крови. Ну, скорбеть о жизни англичанина Брехт сильно бы и не стал. Может, даже это и хороший был дядька, вон, хотел отсталым русским «музжик» показать, что такое прогресс. Может. Но дело не в этом. Ему нельзя попадать в полицию. Он тут нелегально. Даже если в убийстве и не заподозрят, то императору бумагу отправят, а ну как в этой Истории всё пойдёт не так, и император останется у любовницы Лопухиной Анны Петровны в эту ночь. Утомится. И не задушат его. Придёт ему письмо, что граф Витгенштейн под видом купца проник в Москву, как отреагирует? Холерик же и самодур. Отправит на Колыму вместе с семьёй. Или в Иркутск, как декабристов. И без копейки денег. Нет. Валить срочно надо.

Разве что … Пётр Христианович огляделся. А зачем мертвецу плуг и борона? Паркинсон, он уже без них обойдётся. А артель «Свободный труд» нет.

А полицейские набегут? Эти как их «опер упал намоченный». Сейчас как хоть называются? Агент? Детектив? Что ж за беда такая, самых нужных кристалликов и не слизал.

Событие пятьдесят шестое

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Дверь с замком опасна для слабых душ. Сильных дверь с замком делает только сильней.

Нельзя мародёрствовать. Это противоречит общечеловеческим ценностям. А общечеловек ли генерал-лейтенант Брехт? Сомнительно. Ну, ведь нельзя и чужого брать. Это уже уголовный кодекс. А наглы бедных индусов ограбили и приедут на многих кораблях потом в Крыму Нахимова убивать. Павел Степанович погиб от пули английского снайпера, вроде. Должны наглы ответить? А вот этот тут лежит — великий британец. Он за Нахимова нашего и ответит. Плугом и бороной.

— Тихон, твою налево, иди сюда быстрее. — Косясь на кровавую чёрную в полумраке лужу, конюх приставным шагом подошёл к, стоящему возле бороны, Пётру Христиановичу.

— В полицию нужно …

— Конечно. Бери борону с той стороны, понесли в сани.

— Сани …

— Эх, вы сани, мои сани, сани новые мои. Тихон, ты чего крови не видел? Ну, упал купец, носом кровь пошла. Сейчас товар заказанный заберём и поможем ему. Ты же свиней резал, видел кровь?

— Свиней?

— Это пиги, английская свинья. Всё бери борону, понесли.

Кривоватой походкой, но подошёл цыганистый конюх, поднял борону. Вытащили, бросили в сани. Вернулись в полуподвал тёмный, взяли плуг и его загрузили. Брехт постоял и ещё за лопатами вернулся. Как картошку копать без лопат? Маципуру товарищ Мацепуро Михаил Ефремович ещё не скоро изобретёт. Без лопат, вообще не вариант. Ага, ещё вилами выкапывать картошечку можно. Пришлось и за вилами вернуться. Не разорится гражданин Паркинсон. Что там шесть вил? Вообще, конечно нужно бы посмотреть, кто и чем купца ненашенского приголубил, но играть в сыщиков настроения у Брехта не было. Теперь нужно срочно отвезти нажитое непосильным трудом к печнику и срочно рвать к герру Шмидту, создавать себе алиби.

— Тихон. Везёшь всё закупленное к земляку, и сидите все там тихо, как мыши под веником. А я завтра к обеду появлюсь и домой поедем. Как понял? Приём.

— Под веником. — Держась всеми руками за вожжи закивал Тихон. — Но, милая.

Брехт прошёл метров пятьсот и поймал первого попавшегося извозчика.

— Свободен, шеф?

— Сидайте, ваша милость. Куды?

Пётр Христианович назвал адрес своего нового дома на Пречистенском бульваре. Нет, это не номер дома. Нужно будет подсказать эту мысль Александру. Нет пока номеров домов.

— Дом двухэтажный на Пречистенском, где сельхоз инструментом торгуют. Знаешь?

— Понятно. Сидайте.

— Быстро, но без вывала. — Вспомнил песню Брехт.

Ехать всего пять минут. Герр Шмидт, на счастье был дома.

— Герр Йохан, не приютите ещё на день меня, тут дела всякие появились.

— Почту за честь помочь земляку, тем более что и дом-то уже ваш, дорогой Петер. Вы вовремя, мы как раз собрались обедать. Что вы не купили плуг у этого английского пройдохи? — Пропуская гостя в сени, поинтересовался старый немец.

— Нет, завтра собираюсь. Сегодня были другие дела.

— Разувайтесь. В доме тепло, натоплено. Любите тепло, герр Мозер?

Опять дочь глазки строила, варёный картофель, подкладывая в миску Петра Христиановича. Титьками плоскими прижималась. Извините nettes Mädchen «милая девушка», но не судьба. (Что такая милая девушка, как ты, делает в таком месте, как это? Was macht denn ein nettes Mädchen wie du an einem Ort wie diesem?).

Брехт проснулся от холода. Есть минусы у печного отопления. Если нет специально обученного истопника, что регулярно подкидывает дровишки, то к утру дом выстудится. Что и произошло.

Кофе не предложили. Пили какой-то травяной несладкий чай. Нету, или не любят? Ну, или попрятали дорогие продукты от «земляка». Немцы же экономный народ. А тут, вон, какой боров, точно объест. Стоимость чая зелёного — 10 рублей серебром за фунт. А он весь фунт и сжуёт.

Почти у самого дома, как только вышел Пётр Христианович на улицу, поймал извозчика на санях и попросил отвезти его к дому ювелира голландского Ван дер Линдена на Кузнецкий мост. Приехали, по дороге даже в пробку попав, сцепились два возчика. Спустился Брехт в нишу в стене, где дверь была входная и постучал. Дверь закрытой оказалась.