Царская немилость (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Поехал в Москву на санях с Тихоном на облучке и старшим сыном кузнеца Афанасия Фролом под боком. В сани запрягли ту лошадь, что Курдюмов Матрёне подарил, а в пристяжные у самого Афанасия взяли лошадку. Это не четвёрка датских красавцев цугом. Так им выделяться и не стоит.

Москва не близко. Не за тридевять земель. За тридесять. В смысле три десятка вёрст. Выехали утречком по холодку ещё. Вообще, погода баловала, весь январь особых морозов не было, да и в феврале от силы декада простояла и вот снова отпустило. Уже на весну природа настроилась. Ветер, правда, противный — сильный и встречный, какой-то северо-восточный. Точно снег надует. Солнце не показывалось весь день. Остановились пообедать уже на въезде в столицу, Тихон вёз какими-то перелесками и переулками, чтобы миновать рогатки. Миновали, бог миловал. Ни разу никто не остановил, ну, а теперь уже в Москве, тут затеряться плёвое дело.

Было целых две плохих новости. Первая так совсем из разряда «на тебе под дых». Та часть памяти реципиента, где он нёс службу в Москве, отсутствовала начисто. Теперь граф Пётр Христианович Витгенштейн не знал Москвы. Вообще. Не считать же знанием пребывание в ней через двести лет. Всё настолько изменится, что те знания можно и не считать. Ну, разве Кремль на месте. Но и его столько раз за двести лет перестраивали и реставрировали, что не ходи к семи гадалкам можно и Кремль не узнать.

Москва была деревянная. По крайне мере вот они уже полчаса по ней едут, и ещё ни одного каменного здания не увидел Брехт, не считая церквей и соборов всяких. Можно сделать скидку, на то, что Тихон, прилично знавший столицу, будущую и прошлую, вёз его специально окольными путями.

В придорожном трактире, возле которого остановились перекусить и узнать явки и пароли, воняло кислой капустой и подгоревшим мясом. Даже есть расхотелось. Тем более что, боясь травануться, Пётр Христианович дал команду женщинам своим изготовить пару пирогов да кулебяк. Они остыли, конечно, но лучше есть свою холодную кулебяку, чем потом с холерой, дизентерией или каким сальмонеллёзом в больничке чалиться. А то и на погосте.

Но Тихон сказал, что заехать в этот трактир надо. Хозяин, мол, Илья Лександрыч в Москве всех знает и скажет, у кого можно купить плуг за нормальные деньги. Зашли, подошли к одному из столов, и присели на лавку. Фрол плечи могутные расправил и сразу рядом с ними пространство свободное организовалось. А вот граф, который на голову был выше всех присутствующих и на две головы опасней, почувствовал себя неуютно. Прямо ощущалась неправильность. Взгляд ещё чей-то недобрый в затылок упёрся. Так и хотелось обернуться и спросить: «Чё надо»?

Событие пятидесятое

Я богатая невеста!

Мужики вставайте в ряд!

Дед оставил мне в наследство-

Самогонный аппарат.

Лидия Романова-Жуковец

Тихон ушёл в неприметную дверь за печью. Настоящая такая русская печь огромная, которая четверть зала занимала. Брехт взгляд сверлящий ему затылок чувствовать не перестал. Он поймал полового, наверное, и, кивнув головой на стол, пробурчал:

— Любезный, квашеной капусты и вина хлебного получше, ну, и хлебушка чёрного. — Нельзя так вызывающе сидеть за пустым столом.

Парень лет восемнадцати, должно быть, усики только с бородкой начали пробиваться, кивнул и убежал. Брехт встал, якобы, поправить полы тулупа и, скосив глаза, увидел, наконец, кто в нём дыру злыми глазёнками пытается прожечь. За столом почти в самом углу залы сидело трое, двое пили горькую, коричневая кружка у этого глазастого тоже была, но он её в руке, как собутыльники, не держал и трезвым и недобрым взглядом смотрел на графа.

Чёрт. Где граф Витгенштейн — целый генерал-майор в прошлом, и где этот купчина или кто он? Как они могли пересечься и где?! В разных мирах живут. И память, как назло, ничего по поводу этого персонажа не говорила.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Пришёл через пару минут парнишка с заказом. В кувшине пахло противно самогоном, капуста была в большой глиняной миске и на доске была половина каравая чёрного порезанного на скибки.

Пётр Христианович плеснул в появившиеся ещё через полминуты глиняные кружки без ручек себе и Фролу на донышко самогонки и принюхался к капусте, ну, вроде капустой ещё не травились.

— Ты Фрол выпей, если не умрёшь, то и я попробую. — Подвинул Брехт кружку к кузнецу.

Тот до этого почти с вожделением смотревший на кувшин, как-то отпрянул и с опаской посмотрел на Петра Христиановича.

— А чё?

— А не чё! Пей!

— Не буду я — пост.

— Ну и хорошо. И я не буду тогда, хоть и латинянин проклятый. На капустку нажимай. Хлеб аккуратно ешь, он с рогами диавола.

— Вон чё! — парень совсем потерялся.

— Верное замечание. Куда Тихон-то пропал? — Брехт выловил из чашки жменю квашеной капусты и отправил в рот. Ну, как игрушку у ребёнка украли. Он-то в Студенцах привык к вкуснейшей хрустящей квашеной капусте с брусничкой посолёной, а тут кислятина переквашенная и чуть говницом каким попахивает. Мочились видимо в неё, вместо того чтобы солить. Ну, знамо, соль сейчас дорога, а моча бесплатная. Выплюнул «лакомство» граф и отодвинул чашку к Фролу.

Могутный кузнец совсем-совсем растерялся, перекрестился и залез огромной в мозолях вечных ручищей в маленькую для него чашку и сунул жменю капусты в рот. Жевнул раз. Жевнул второй и выплюнул тоже всё «лакомство» в чашку назад.

— СССволочи. Я ему …

— Тихо. Вон Тихон.

К ним бочком пробирался конюх, лавируя между столов. В заведении было не сильно и шумно, люди переговаривались в полголоса и ожесточённо поедали предложенную отраву.

— Тихон! — тот самый мужик с чёрной бородой за столиком в углу стал подниматься.

— Вашество, беда! — разворачиваясь к знакомцу передом, а к Брехту задом быстро проговорил конюх и стал шарить рукой по столу в поисках чего тяжёлого или колюще — режущего.

— Тихон! — на это раз ласково так, как выловленной из пруда рыбке проговорил бородач и встал.

— Ну, и чё? — дёрнул за рукав Петра Христиановича гномский кузнец.

— Не встревай пока.

Брехт даже зажмурился, пытаясь вспомнить, чего они с этим узнавальщиком не поделили. Нет. Ничего даже не ворохнулось. И почему «беда», Брехт особо не понимал. Их трое и все здоровущие дядьки. Да они вдвоём с Фролом десяток таких бородачей по стенке размажут. А один он точно с этой троицей справится, тем более что двое уже минимум по триста грамм в себя хрени этой влили. Почему «беда»? Что это — мастер кунг-фу из соседнего монастыря и у него в арсенале стиль «пьяной обезьяны», а рядом два его лучших ученика?

— Тихон! — в третий раз обрадовался бородач, и сделал пару шагов, огибая стол.

— Да, Тихон, это кто? — решил пока не поздно получить информацию Пётр Христианович.

— Так это же Семён Тугоухий, вашество, — просипел чуть подавшийся назад конюх, Брехта обтекая.

— Тугоухий, говоришь! — Пётр Христианович стал подниматься во весь свой почти двухметровый рост.

Глава 18

Событие пятьдесят первое

Он просто привык давать сдачи. Конечно, по своей подозрительности — заранее.

Юрий Никитин, из книги «Трое и боги»

Вечер и не был томным. Да, и не вечер. Обед ещё. Полдень. Не звучит же: «Полдень перестал был томным»? Хрень.

Пётр Христианович, пока вставал могутно из-за покарябанного во многих местах ножом стола, залу оглядел новым взглядом, как место для драки. Это бой на ограниченном пространстве получается. Столы плотно стоят, люди ни в чем, наверное, кроме желания отравиться, неповинные сидят. Так они ещё и вмешаться могут. Кто же это такой Семён Тугоухий? Может, он тут душа компании, и при попытке начистить ему лицо бородатое, все гуртом поднимутся на обидчика. В свалке легко ножом под рёбра получить. Нет, на улицу выбираться надо. Только полиции при его теперешнем положении и не хватает. Ну, может, и не отправят сразу в Сибирь, а пока письмо до Павла дойдёт, он уже задушен будет, но проверять свою теорию графу не хотелось. Нужно пробиваться на улицу и там этот конфликт без смертоубийства решить.