Крымское зарево - Александр Александрович Тамоников

цифры, это высота. Там скалистая гряда, высокая, непроходимая, иначе выставили бы немцы заставу на заливе. Но там даже нет охраны, потому что, чтобы ее пройти, надо подняться по каменному отвесу на высоту три метра.

— Я с ребятами за яйцами птичьими лазил на голые стволы. — От упрямого желания добиться своего, казалось, даже белые вихры на макушке у парнишки встали дыбом. — Надо крюк и когти.

Вдруг Зинчук схватил небольшие вилы, которые лежали в сарае, чтобы перебирать овощи.

— Вот! Подойдет, распилить и на деревяшку насадить. И крюк с веревкой нужен! Только чтобы веревка крепкая была.

Он кинулся искать по углам сарая необходимый инвентарь.

А Глеб крепко задумался, уставился в карту. Его глаза чертили маршрут от скал до небольшого квадратика на железнодорожном полотне — перегон со стрелкой, здесь состав замедлит движение, чтобы перейти на другой путь. В этом месте они смогут заложить заряд, точно рассчитав место взрыва, так как нужен именно удар по броневагону. На коротком маршруте от скал к стрелке не было ни одного поста или заграждения. Он присмотрелся к истертым буквам ‒ «Гряда Голубая». На обрывке бумаги капитан принялся чертить схему прохода от гряды по лесному массиву до железнодорожной насыпи. На катере по морю, потом нужно пересесть на весельную лодку, чтобы не привлечь шумом мотора лишнего внимания. Дальше самое трудное — подняться с грузом на плечах по почти отвесным скалам. За час они преодолеют два километра по редкому лесочку, и можно закладывать заряды. После взрыва надо будет найти укрытие и переждать тревогу, которая поднимется у немцев. Или лучше сразу уйти? Главное, добраться до скал, спуститься можно по закрепленной веревке, а дальше на морской глади уже их трудно будет догнать без плавательного средства. Ни выстрелы, ни погоня не страшны.

— Отлично, как удачно все складывается. Щедрин нам поможет с шифровкой, отправит штаб абвера прямо к месту, где будет произведен взрыв.

Глеб Шубин поднял голову от своих расчетов:

— Готово!

Его молодой напарник тряс какой-то странной штукой в руках:

— У меня тоже! Вот, сделал, нам таких еще три штуки надо, чтобы на каждую ногу. — Он продемонстрировал командиру деревянную платформу размером со ступню с крепко насаженным на нее тройным металлическим крюком наподобие грабель.

Шубин почесал затылок:

— Задумка хорошая, только зря ты Федотычу инструмент испортил. Этим крючком рыбу потрошить хорошо. Утром придет, ругаться будет.

Зинчук развел руками:

— Мне же для дела, товарищ командир. Остальные-то из чего делать?

— Не суетись, Павел. — Глеб потянулся всем телом, которое затекло от долгого сидения над картой. — Сейчас возвращаемся в казарму, а утром на доклад к майору Тарасову. Найдет он, из чего снаряжение нам сделать. Тут же строительство идет магистрали через Сивашский залив. И металл есть, и инструменты, сделают когти, сварят крюки, трос хороший подберут. Возьмем штурмом Голубую гряду.

Он погасил лампу и шагнул в ночь, чуть ли не на ощупь пошел по деревенским улицам в сторону дома, где обустроили общую казарму для временно прикомандированных военных.

Одуревший от долгого бдения, рядом брел Зинчук, у ноги его легко перебирал лапами Снежок. Парень прижимал к груди самодельную вещицу, напоминающую птичью лапу с растопыренными пальцами. Шел молча, задаваясь вопросами. Неужели наконец исполнится его заветное желание и он попадет в немецкий тыл? Одобрит ли их план майор Тарасов завтра? Или, как обычно, все переиначит по-своему? Все ли они продумали, каждую деталь диверсии, ни о чем не забыли? Ему очень хотелось расспросить командира, услышать теплые слова, которые его успокоят. Но он крепко выучил одно из правил, что рассказал им капитан Шубин в первый же день знакомства с наукой разведки: меньше говори, больше слушай.

Поток мыслей не остановился и когда они улеглись на свои места в казарме. Шубин мгновенно забылся чутким сном, а Пашка все перебирал в голове: «Что же еще важно было? Как учил нас Шубин — прежде чем войти, продумай выход. Как обратно возвращаться, тоже понятно. Может, лучше не рисковать, а затаиться на сутки в лесу. Уляжется шумиха, тогда обратно по морю к своим вернемся. Хотя после подрыва немцы пускают цепями солдат с собаками, они у них на людей натасканные, мгновенно учуют нас в любом укрытии. Налегке добежим обратно за полчаса, веревку на спуске заранее закрепить и между камней запрятать». Молодой разведчик просчитывал в голове каждый шаг предстоящей операции, выискивая возможные опасности. Оттого и не заметил, как посветлело небо в узком оконце, и его глаза вдруг потяжелели, налились ватной сонливостью и наконец закрылись для крепкого сна.

Утром Глеб с трудом добудился своего помощника, который в непривычной тишине и спокойствии спал очень крепко. Ни крик дневального, ни разговоры соседей не мешали молодому организму отдыхать. Но стоило только Снежку лизнуть руку горячим языком, как Павел подскочил на тюфяке сонный и взъерошенный:

— Что, немцы? Где? Сколько? Берданку давай сюда, заряжай.

— Тс-с, — успокоил его командир. — Ты у своих, в тылу. Нет вокруг врагов, отдыхаем пока, Павел. Собирайся, через полчаса надо быть в штабе, Тарасов тоже, поди, ночь не спал от разных мыслей.

Разведчики привели себя в порядок, ополоснули лица ледяной водой из ведра у колодца, потом по очереди растерлись влажной ветошью, что использовали вместо полотенца. Чистая форма, застегнутая на все пуговицы, щеткой смахнуть пыль с сапог, гребнем пригладить влажные волосы и сверху приладить головной убор. До чего приятно вот так неспешно собираться, смаковать каждое мирное действие. Но растягивать удовольствие от банных процедур было некогда, и в восемь утра разведчики снова вошли в штаб. Тут, кажется, ни на минуту не прекращалась суета. Правда, радистка теперь была другая, но и эта все так же сосредоточенно отстукивала депеши в центр; вместо командиров у начхоза получали куски мыла и дуст девчата из банно-прачечного отряда. От их любопытных взглядов и шепотков Павел вдруг пошел алыми пятнами, даже на голове у корней белесых волос разлилась от смущения пунцовая краска. Багровый, оторопевший от мелькания маленьких рук, звона смешков, плавных линий бедер, он торопливо шагнул за занавеску, позабыв по-уставному приветствовать старшего по званию.

Тарасов, черный из-за бессонной ночи, тоже не торопился с церемониями. Он сидел на койке в наброшенной гимнастерке, без ремня, босиком и глотал горячий, горький от густой заварки чай. Бросил сурово:

— Докладывай. Да не горлань, а то не штаб, а проходной двор. Работать невозможно.

Девичьи голоса за шторой притихли после его сурового ворчания. Шубин откашлялся, вполголоса принялся рассказывать их план. Он водил пальцем по карте, показывая маршрут, а