Крымское зарево - Александр Александрович Тамоников

внимательно слушал доклады, которые делали остальные, задавал вопросы.

Капитан Шубин скромно присел на самом краю лавки. Когда дошла очередь до майора Тарасова, командир дивизии его неожиданно прервал:

— Не торопись, сведения секретные, потом с твоим разведчиком отдельно побеседуем.

— Есть, товарищ генерал. — Особист подсел поближе к Шубину и на ухо зашептал: — Все у вас готово, разведка? Лодка, взрывная техника?

Когда после совещания все разошлись, генерал наконец внимательно выслушал план операции. Потом прищурился и спросил:

— Это ведь за твою голову, капитан, награду обещали?

Глеб кивнул в ответ. Командир корпуса вдруг улыбнулся:

— А теперь ты охоту на абвер открыл. Это по-нашему, по-советски — выдержать удар и ответить как следует. Уверен в своем перебежчике, точно он раскаялся? Не думал, может, в ловушку тебя заманивает?

— Уверен, товарищ генерал. — Капитан Шубин вспомнил по-детски умиротворенное лицо Кузьмы Щедрина, когда тот все-таки смог написать письма своим родным.

— Шифровку уже отправили?

Тут разведчик замялся, в его планы не входило сидение на совещании. По его расчетам, Щедрин уже должен был отправить сообщение в абвер, чтобы штаб за сутки смог подготовиться к передислокации. Генерал, как опытный командир, мгновенно понял его замешательство:

— Так ты в штаб за этим пришел? А майор тебя тут парадно-строевым мучает. — Видимо, хорошо знал командир корпуса характер энкавэдэшника, потому что сразу же приказал Тарасову: — Вот что, товарищ майор, бдительность — это хорошо, но служба твоя в том, чтобы способствовать, а не препятствовать. Начинайте операцию под кодовым названием «Охота за головами». Хотел абвер советского разведчика, а теперь сами свои головы сложат.

— Есть, товарищ генерал. Сейчас приведу задержанного шпиона.

Из штаба они вместе отправились на задворки Дмитровки, здесь уже под охраной нескольких рядовых с винтовками пленные немцы строились у загончика для скота, служившего им тюрьмой. За ними прибыл грузовик, чтобы перевезти на большую землю и отправить в лагерь для военнопленных. За ограждением только застыла единственная понурая фигурка — чужой среди фашистов и чужой среди советских бойцов, изменник Родины Кузьма Щедрин. Он, казалось, не замечал ничего вокруг, сидел прямо на голой земле, опустив голову на грудь.

— Щедрин, встать, за мной!

Услышав свою фамилию, несчастный старшина поднялся. От его вида Шубина продрал озноб. Снова пленный не был похож на человека: взгляд стал пустым, отрешенным; шея, руки, лицо были покрыты синяками и кровоподтеками после пыток; и без того истрепанная форма зияла прорехами, а на груди топорщилась от засохших кровавых разводов. Он, будто во сне, равнодушный ко всему, побрел за майором Тарасовым. Лишь в штабе, когда с ним заговорил разведчик, Щедрин очнулся, уставился на знакомое лицо и вдруг протянул:

— Капитан… Это ты… Шифровку, да, точно, шифровку. — И вскинулся, задрожав всем телом. — Отправил, как и обещал? Ты сделал?

— Да, — подтвердил Глеб. — Еще вчера отнес на полевую почту. Все приняли, за месяц должны доставить.

— Это хорошо, это хорошо.

Кузьма вдруг растянул в улыбке разбитые до кровавых рубцов губы, обнажил распухшие десны, где уже не осталось зубов, последние выбил ему на допросе Тарасов. Майор и сейчас был раздражен странным поведением пленного, он подтолкнул приготовленную записку с дезинформацией:

— Чего скалишься? Давай, стучи депешу, Дятел. Или тебе надо пальцы сломать?

Кузьма никак не ответил на слова Тарасова, только продолжил улыбаться своей странной, застывшей улыбкой. Он уселся за аппарат, закрутил настройки, а затем вслушался в звуки эфира. Найдя нужную частоту, связист сноровисто начал отбивать точки и тире, передавая шифрованную информацию. Майор внимательно наблюдал за каждым его действием, пока ловкие пальцы набирали сообщение. Он даже на всякий случай вытащил из кобуры пистолет и держал его направленным на пленного, опасаясь, как бы тот чего не выкинул.

Закончив, Кузьма замер с застывшим взглядом, губы его едва заметно двигались в неслышном шепоте: «Теперь все хорошо, все хорошо».

От его избитого лица, полубезумного вида капитан не выдержал, наклонился к Тарасову и прошептал:

— Товарищ майор, я же ходатайствовал насчет Кузьмина. Чтобы его перевели в штрафную роту или в госпиталь. Туда, где он сможет искупить вину, ведь он же доказал, что готов сотрудничать. Зачем вы его держите вместе с пленными? Ему там не место, он советский гражданин, пускай преступник, но он наш.

Майор так и вскипел от злости:

— Ты свое место знай, капитан! Думаешь, после беседы с генералом ты тут главный стал, распоряжаться можешь? Мне указывать, что делать? Раз герой, то все будут тебе, как девки, в рот заглядывать?

Договорить он не успел: резким движением заключенный вырвал пистолет из его пальцев, как только майор отвернулся в сторону капитана Шубина.

— Стой, сука! Табельное отдай! — успел он выкрикнуть.

Но Щедрин отскочил в сторону, забился в угол. Рот его растянулся в горькой улыбке еще шире, из разбитых губ хлынула кровь. Он кивнул Шубину:

— Все хорошо, хорошо, — заснул себе дуло в рот и спустил курок.

От выстрела затылок его разлетелся, ошметки и кровавые сгустки растеклись по стене штаба. С ругательствами майор подлетел к самоубийце и с размаху пнул в грудь, вырвал пистолет из обмякших рук. Хотя Кузьме Щедрину было уже все равно, голова его упала на грудь, а раскрытый рот застыл в улыбке.

Оторопевший Глеб сделал несколько шагов назад, а потом круто развернулся и вышел как можно быстрее на улицу. Позади остались крики штабных офицеров, ругань майора Тарасова, а он сам шел и шел стремительно по улицам, по тропинкам, подальше от потеков крови на бревенчатых стенах и безумной улыбки мертвого связиста. Только у лодочного сарая Шубин очнулся, навстречу ему бросился сонный Зинчук:

— Товарищ капитан, что же вы меня не разбудили! Доклад же у Тарасова!

— Уже доложил. Вечером выдвигаемся, — ответил Глеб и опустился на камень у кучки золы, что осталась от костра.

— Что-то случилось, товарищ командир? — Нутром Пашка почуял неладное.

Только Глеб промолчал о самоубийстве Щедрина, и без этого у парня жизнь не сладкая. Осталось несколько часов до операции, после которой никто не знает, вернутся ли они назад. Поэтому пускай парень радуется жизни, наслаждается первым чувством влюбленности, а не думает о смерти, которая поджидает на каждом шагу. И разведчик очень серьезно сказал:

— Вот что, ефрейтор Зинчук, вечером начало операции «Охота за головами», сам командир корпуса ждет от нас результат. Так что приказываю днем отдыхать и набираться сил.

— Только чайку хлебну! — Павел заметался с чайником, рассказывая на ходу о своем мирном утре. — А я подскочил, ни вас, ни Маришки, уже солнце шпарит. Лодку проверил, водой ее пролил.

— Высохла?

— Да, уключины только смазать нужно, а