Перечитывая Мастера. Заметки лингвиста на макинтоше - Мария Барр

Единственное предположение, которое можно сделать из этих особенностей организации художественного текста, это сложность самой сюжетной структуры произведения, ее «двуслойность», двуплановость. Что поддерживает читательский интерес и интерес героев самого романа? В значительной степени мистическая судьба романа о Понтии Пилате. Не только сам ход этого исторического повествования, но и сама судьба произведения, его создание, исчезновение, воскресение. Интрига всего романа разворачивается вокруг этого текста.

Роман в романе и становится главным героем, позволим себе это предположить, всего произведения. Именно роман, ведущий Мастера по его нелегкому жизненному пути, исчезающий и появляющийся вновь, исчезающий снова в огне и превращающийся в реальность, провоцирующий появление Воланда и его свиты в Москве, определяющий судьбу Ивана Бездомного, живущий своей жизнью, в которую вплетаются судьбы героев и требующий завершения, - в центре неослабевающего интереса читателя. Все силовые сюжетные линии сходятся к этому роману. Все герои оказываются заинтересованными в его судьбе – это, прежде всего, сам Пилат, Иешуа и его «ведомство», Воланд и его «ведомство», Мастер, Маргарита, Иван Бездомный. К нему, как к живому существу, ревнует Мастер свою подругу. Им интересуются и соответствующие советские ведомства.

Поэтому и геройная структура романа оказывается многофокусной. В ней просматриваются параллельные соответствия и оппозиции. Это связано с зеркальным эффектом, возникающим благодаря постоянному чередованию древних и современных глав романа и отношений героев в них. Расстановка этих фигур на доске уже определяет исход партии, говоря спортивным языком. Мастер, увлеченный своим романом, абсолютно обречен. Причем не только контекст эпохи определяет это, но и человеческая природа. Иуда меняет имя и костюм, но он вечен, как вечен образ правдоискателя.

В каждой из частей романа обозначается свой главный герой. На эту «матрешечную» природу композиции произведения указывали исследователи. Роман не случайно назван автором Роман о Понтии Пилате. Конечно же, именно Пилат, исторический персонаж, образ которого переосмыслен М. Булгаковым, находится в центре читательского внимания исторических глав романа, «история одной души» интересует его в связи с самой драматической историей человечества. Именно за его внутренними переживаниями и внутренними изменениями следит автор. В его посмертной судьбе принимают участие Воланд, Мастер и Маргарита. Его история завершается вместе с романом, ибо она отражает концептуально важные положения романа. Художественный конфликт, движущий повествование, - это конфликт во внутреннем мире Пилата. Однако за видимой сюжетной канвой, за известными всем событиями встает другой, мистический план повествования. И героем второго плана повествования является тот, кто имеет власть прощать Пилата, и к кому заглавный герой так стремится. Получается, что главных героя два. Мистический план исторического повествования тесно связан с явным, материалистическим. Подробнее об этом при анализе древних глав.

Героем московских глав романа является авторская позиция. Автор, часто скрывающийся за масками-героями, подвергает осмеянию всю порочную социальную систему, ее антигуманную сущности, ее социальную абсурдность, ее бесперспективность и человеческие пороки, ею порождаемые. Об этом подробнее в анализе московских глав. Смех – мощное оружие Булгакова, которое он воспринял у своих учителей – Н. В. Гоголя и М. Е. Салтыкова-Щедрина, и мастерски использовал, создав удивительный по силе сатирический памфлет, направленный против ненавистной ему социальной системы. Более острого и убийственно точного выпада против самой преступной сущности этой власти я не знаю. С точностью хирурга М. А. Булгаков вскрывает один гнойник за другим и ставит неутешительный диагноз «больному» обществу. И то, что он делает это без излишнего обличительного пафоса, весело и остроумно, не умаляет разящей силы сатирического острия.

. Шпиономания

Никогда не разговаривайте с неизвестными – что это? Императив? Назидание? Постулат из правил хорошего тона? Кстати, дидактический аспект романа проявляется в сентенциях и назиданиях, что самое забавное, произносящихся Воландом и его свитой по большей части. С точки зрения семантического синтаксиса, такие императивные конструкции относятся к предложениям с выводной частью, представляющей, в данном случае, придаточное предложение. Это означает, что они не завершены с точки зрения полноты высказывания и могут быть продолжены. Мотивационная часть формально отсутствует, но подразумевается, поэтому ее легко восстановить:

Никогда не разговаривайте с неизвестными,

- потому что можно попасть в неприятную ситуацию;

- потому что вашим собеседником может оказаться мошенник, грабитель;

- потому что вы ставите под угрозу свою жизнь.

Из всех возможных предположений о нежелательных последствиях такого разговора с неизвестным автор выбирает самое радикальное. В первых редакциях главка называлась «Первые жертвы». Жизни человеческие под угрозой, и ничто не может помешать осуществлению чьего-то коварного замысла? Или злого рока, нелепого стечения обстоятельств? Или закономерного, справедливого удара судьбы?

Роман открывается как хроника-репортаж с места события:

В час жаркого весеннего заката на Патриарших прудах появились двое граждан. Первый из них – приблизительно сорокалетний, одетый в серенькую летнюю пару, был маленького роста, темноволос, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а аккуратно выбритое лицо его украшали сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе. Второй – плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке – был в ковбойке, жеваных белых брюках и черных тапочках.

Первый был не кто иной, как Михаил Александрович Берлиоз, редактор толстого художественного журнала и председатель правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций, сокращенно именуемой Моссолит, а молодой спутник его – поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом Бездомный.

Попав в тень чуть зеленеющих лип, писатели первым долгом бросились к пестро раскрашенной будочке с надписью «Пиво и воды».

Да, следует отметить первую странность этого страшного майского вечера. Не только у будочки, но и во всей аллее, параллельной Малой Бронной улице, не оказалось ни одного человека. В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Москву, в сухом тумане валилось куда-то за Садовое кольцо, - никто не пришел под липы, никто не сел на скамейку, пуста была аллея»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});