Сожженный некролог - Атанас Манаджиев

— Так вы считаете, — поспешил Гео, будто не замечая иронии майора насчет его донжуанских возможностей, — вы считаете, что она все время была в квартире с некрологом?

— А почему бы и нет?

— И у нее были причины не открывать?

— Именно так. Удивительно, что тебе это не пришло в голову.

— Приходило, приходило. Но эта мысль казалась мне просто невероятной.

— Ну хватит об этой девушке. Поговорим о другой — об Эмилии. Значит, она единственная дочь. Родители разводятся, мать и дочь остаются вместе, отец уезжает на работу в Алжир. Потом мать попадает в тюрьму, и там получает страшную весть. Она не присутствует на похоронах, даже если бы ее и пустили, потому что труп не найден. Но вот что интересно: после ареста матери Эмилия одна жила в квартире или ее приютили какие-нибудь родственники, которые, может быть, захотели заменить ей родителей? И как она поехала на море — одна или с кем-то? На какие деньги? Был ли кто-нибудь с ней рядом, когда она утонула? И вообще, что она за девушка -серьезная или вертихвостка какая-нибудь?

— Я понимаю вас, — Гео опустил голову. — Вы зря меня упрекаете. Я действительно виноват… Но если вы решили, давайте займемся делом серьезно.

— Займемся? — Цыпленок громко рассмеялся, и напряжение наконец разрядилось. — Тогда попроси у генерала, чтобы он и мне дал отпуск!

— Значит, "выхожу один я на дорогу", как сказано у Лермонтова…

— Единственное, что я могу для тебя сделать, — это позвонить начальнику криминального отдела в Пловдиве, он мой друг.

— Не так уж много…

— Хорошо, буду сам время от времени интересоваться твоими достижениями.

Гена, супруга Гео Филипова, была, в отличие от мужа, женщина полная, чуть рыхлая, однако еще достаточно привлекательная. Зная это, она держалась с мужем требовательно и покровительственно. У них был пятилетний сынишка Гошо, из-за которого Гена осталась в Софии, и Гео вынужден был один отправиться на море (доктора нашли у мальчика что-то вроде ревматизма).

— Это он вытащил тебя из Созополя — Цыпленок, да? — Гена на самом деле очень радовалась возвращению мужа, но оставить ехидный тон было выше ее сил.

— Нет, я сам захотел вернуться. — Гео ясно сознавал: пока жена не узнает всего, что ей требуется, она не оставит его в покое.

Выслушав краткое изложение пловдивской истории, Гена зашумела:

— С ума сошел! Ты что, посмешищем стать хочешь?

— Я очень прошу тебя — никому ни слова, — взмолился Гео. — Будем знать только мы трое -я, ты и Цыпленок. Потому что посторонние и вправду могут подумать, что мне солнце в голову ударило… — и улыбнулся своей обычной непринужденно-спокойной улыбкой, бесившей самых уравновешенных собеседников.

Дом, где они жили, был очень похож на тот, в Пловдиве. Квартира — тоже на третьем этаже — состояла из одной комнаты и хола, который мог сойти и за вторую комнату; окна выходили на маленькую улочку, невероятно напоминавшую облепленную некрологами улицу Леонардо да Винчи.

На следующий день Гео уже полностью был похож на себя: свежевыбрит, отутюжен, рубашка сияет чистотой, выражение лица невозмутимо-доброжелательное — никаким рентгеном не высветить, что у него на душе. Он набрал номер домашнего телефона Цыпленка и тут же услышал его высокий голос.

— Езжай, — коротко не то приказал, не то посоветовал майор. — Там тебе окажут полное содействие. И даже не будут ни о чем спрашивать.

— Именно это я и хотел услышать.

Опять солнце, опять жара, но теперь старый раздрызганный "Запорожец " двигался без прицепа, и Гео безжалостно пришпоривал его. Сбавил скорость только тогда, когда приблизился к месту, где взял девушку, — он запомнил это место благодаря высохшему кривому дереву, возле которого она стояла. Чуть прикрыв глаза, Гео стал постепенно восстанавливать в памяти всю картину не потому, что надеялся еще вспомнить что-нибудь и таким образом хоть на миллиметр приблизиться к разгадке, а просто так — в конце концов все начиналось здесь. Она ведь спокойно могла сесть в следующую машину, и тогда ему не пришлось бы второй раз мчаться по раскаленному шоссе до Пловдива и ломать голову над этим проклятым ребусом.

Вот он будто снова видит ее: сжатая в кулак рука поднята вверх, большой палец отставлен вправо — так делают путешествующие автостопом во всем мире, но у нее это получилось как-то неестественно или, скорее, неуверенно. Высокая, стройная в обтягивающих тонкую фигуру джинсах. И первое ощущение шока от ее темных угрюмых глаз, в которых, как прикованный навечно к кровати больной, лежит старое горе, скрываемая от мира скорбь… Странная девушка — странный выбор. Предпочесть едва передвигающую колеса развалюху быстрым и удобным "Ладам", "Волгам ", "Фиатам"… Может, действительно, на нее произвел впечатление несчастный кузнечик с огромной белой бабочкой на приколе? Пожалуй, это тоже подтверждает ее склонность к необычному. Собственно, такими же — странными, необычными — были и ее тяжелое молчание, и ее внезапное бегство из машины, и загадочное исчезновение из дома на улице Леонардо да Винчи. Ну ладно, живы будем — узнаем!

И Гео включил первую скорость. Встречный ветер раздул надетую на голое тело рубашку из первокласного хлопка, остудил горячую кожу. Гео снова чувствовал себя отдохнувшим и готовым к работе.

В Пловдиве он получил номер в отеле "Тримонциум", наскоро проглотил тарелку супа в ближайшей закусочной и пошел искать данный ему Цыпленком адрес. К пловдивским криминалистам он явился не переодевшись и был встречен с некоторым недоверием. Начальник отдела, пристально оглядев его с головы до ног своими светлыми прилипчивыми глазами, даже подумал: "И этот разодетый петух — первый помощник моего софийского друга?"

— Для нас и для варненских коллег это дело уже закрыто, несмотря на то что положенных трех лет со дня исчезновения лица еще не прошло, — сухо сообщил полковник. Воцарилось молчание. Полковник еще раз пристально посмотрел на Гео: — А в чем, собственно, вам требуется помощь отдела?

Гео ответил не сразу. По строгому лицу полковника он понял, что тот считает его молчание признаком дурного воспитания: уж если ты пришел к нам и мы обещали тебе поддержку и помощь, разумеется, в пределах возможного, то изволь по крайней мере объяснить причину интереса к делу.

— Мне хотелось бы узнать некоторые подробности. — Гео понял, что именно не понравилось полковнику, и решил исправить положение. — Сначала все, что касается трагической гибели Эмилии Нелчиновой. Полагаю, следствие велось в Варне и были допрошены очевидцы, не так ли?

— Завтра дело будет у вас.

— И второе. Я хотел бы попасть законным порядком в квартиру на улице Леонардо да Винчи. Если можно, немедленно.

— Вы хотите сказать, — усмехнулся полковник, что, если с нашей стороны или со стороны районного Совета депутатов (потому что это, по сути, его дело) появятся препятствия, вы с ними не посчитаетесь, мы и ахнуть не успеем, как вы окажетесь в квартире?

— Я так не говорил, — спокойно ответил Гео и наклонил голову, безмолвно благодаря за подсказку.

— Хорошо, хорошо, мы и это уладим. Что еще?

— Пока ничего.

И вот они разошлись, понимая друг друга лучше, чем в начале встречи.

Через час Гео Филипов медленно шел по улице Леонардо да Винчи, как человек, которому предстоит выполнить неприятную обязанность. Он внутренне готовил себя к незаконному проникновению в квартиру (если его "накроют", когда он вставит ключ в дверь, он скажет, что направлен сюда из районного Совета для проверки водопровода или электричества или еще что-нибудь придумает). Не делает ли он все-таки ошибку? А вдруг местные власти узнают, что он влез сюда без бумаги с двумя обязательными подписями? Глядя прямо перед собой, Гео миновал фонарный столб, от которого он тогда отлепил некролог, прошел он и другой столб, врезавшийся в память тем, что с него смотрели те же самые глаза, которые он только что видел на лице живой девушки. Открыл парадные двери дома, так похожего на его дом в Софии. Все те же старые почтовые ящики без замков, исцарапанные гвоздями стены. Пусто, тихо. На первом этаже у коричневой дерматиновой двери все те же тапочки, только ведра нет. Цветы в больших консервных банках, видимо, только что политы. За дверью слышался шум. Поднимаясь по лестнице, Гео усмехнулся: на обратном пути он обязательно позвонит в эту дверь, не пройдет мимо, как несколько дней назад. Или снова поговорить с этим бирюком — Ночной Сменой?

На втором этаже не было ни котенка, ни его блюдца. У двери красовались совершенно новые мужские домашние туфли. Стало быть, Ночная Смена твердо стоит на своем: никто и ничто не заставит его убрать "обувки" с их законного места перед дверью, пусть хоть сто раз их выбрасывают некультурные соседи. Гео с трепетом в душе поднялся выше. Третий этаж молчал, казалось, еще более тягостно, чем прежде. В черных глазах Эмилии — горе и гроза. Гео нажал кнопку звонка. В квартире раздался резкий звук, после которого тишина показалась еще более угнетающей. Прежде чем заняться замком немой квартиры, он на всякий случай позвонил в дверь Стама-товых, но и там все было тихо — видно, семейству инженера очень понравилось в Чехословакии.