Сожженный некролог - Атанас Манаджиев

Впрочем, вы сейчас сами убедитесь, что у меня были все основания для любопытства. Перехожу к фактам. Ну, мы уже едем по городу, мы почти в центре, а она неподвижно сидит в машине, словно ничего вокруг ее не интересует. Вот сейчас-то, думаю, я ее и высажу. Но вместо этого я говорю ей: "Где вы живете? Я отвезу вас". — "Давайте через туннель". Ни намека на благодарность. "Хорошо, тогда показывайте дорогу". И вот, когда мы оказались на маленькой улочке Леонардо да Винчи, она, резко бросив мне: "Остановитесь здесь", попыталась открыть на ходу дверь и выпрыгнуть из машины. Меня это, признаться, удивило — обычно пассажир предупреждает водителя о приближении к месту остановки. И я подумал: "Врешь, милая, живешь ты где-нибудь совсем в другом месте, просто вдруг представила себе, какие сказки будут рассказывать квартальные сплетники, если увидят тебя в чужой машине. Да и зачем мне знать твой точный адрес, а вдруг я нахал…"

Я остановился возле тротуара, руки с руля не снял, словно говоря: "Вот выпущу тебя и сразу же двинусь, так что страхи твои, малышка, совершенно напрасны…" она резко открыла дверцу, спустила свои длинные ноги наружу, схватила сумку, быстро оглядела пустую улицу и побежала назад, так что я видел только ее спину. А через несколько секунд она, как кошка, удирающая от погони, нырнула в подъезд пятиэтажного дома. Наверно, сейчас ее будут ругать мама с папой: где была, с кем, что делала?… Что ж, если бы больше заботились о ее воспитании, ничего такого бы не было. Но эти невероятно тоскливые глаза… Нет, тут кроется что-то непонятное, зарытое очень-очень глубоко. Ну ладно, все минет и перемелется, надо думать о дороге, а человеческие драмы скрываются за каждым окном. И я нажал педаль, чтобы включить первую скорость, зарекаясь когда-либо делать подобные глупости, тем более что мотор едва тянет.

В общем, даю, гарантию, что ничего бы не произошло, если бы тут не вмешался его величество Случай. Мне вдруг ужасно захотелось проверить манометром шины, особенно на переднем правом колесе — уже несколько дней эта шина потихоньку пропускала воздух. Вот теперь слушайте внимательно! — Гео не выдержал, закурил и, прикрыв глаза, словно от усталости, облокотился на спинку стула.

— Я очень внимателен, я весь превратился в слух, — нетерпеливо произнес майор. — Ты вылез проверить шины и…

— И вижу — та же девушка, те же глаза… смотрят на меня с некролога, прикрепленного к фонарному столбу![1] Смотрят на меня ее особенные глаза и как будто уверяют: "Это я! Ты не ошибся"…

— Ну тебя совсем! — Цыпленок оцепенело втянул круглую голову в плечи. — Ты меня просто пугаешь…

— Да? А что же должен был почувствовать я?! Минуту назад я сидел рядом с ней, плечом к плечу, видел, как она напряженно дышит, как от дыхания поднимается и опускается ее блузка, слышал, хоть и мало, ее голос, наслаждался, хотя и подсознательно, ее ловкостью и гибкостью, когда она выскочила из машины и побежала назад, радовался ее свежести, молодости, которые могли навеять какие угодно мысли, только не мысли о смерти, и вдруг — "год со дня трагической смерти…" С ума сойти можно! Я решил, что меня хватил солнечный удар, и опять уставился на некролог. Ну, конечно, она! Такие глаза долго не забудешь и не спутаешь ни с какими другими.

Гео Филипов сунул руку во внутренний карман помятого пиджака, вытащил сложенный вчетверо листок и подал его майору:

— Вот, отодрал на прощанье точно такой же от другого столба, на всякий случай. Я знал, что вся эта история не оставит меня в покое. Мне как будто объявили шах…

— И вправду, красивая девушка, — промолвил Цыпленок, внимательно вглядываясь в изображение на некрологе. Потом стал читать вслух, соблюдая интонацию и акценты соответственно перемене шрифтов:

ГРУСТНОЕ ПОМИНАНИЕПрошел тяжкий год со дня трагическойСмерти Эмилии Нелчиновой, 18 лет.Эми, дорогая Эми!Беспощадно к людям время,Поглотило злое море,Принесло тоску и горе…Сердце друга не забудет,Безутешно плакать будет…От опечаленных.

— Но и ее глаза плакали, — Гео коснулся указательным пальцем портрета. — Голову прозакладываю — у нее, у живой (Гео выделил это слово) глаза плакали…

— А почему не предположить, что это сестры, ведь иногда сестры очень похожи друг на друга.

— Особенно если они близнецы, да? И я сразу же так и подумал. Но дело в том, что утонувшая в море Эмилия была единственной дочерью, а труп ее, кстати, не найден.

Цыпленок присвистнул. Он явно был захвачен рассказом.

— А ты, выходит, не сидел сложа руки!

— А вы бы как поступили на моем месте? Такое поразительное сходство… Даже если бы не было всего остального — этой жгучей тоски в глазах, молчания…

— Не знаю, как поступил бы я. Скорее всего, так же, как и ты.

— В общем, я бросил машину и как бешеный пустился следом за убежавшей девчонкой!

— Ты прав. Я вот только думаю — сделал бы то же самое человек не нашей профессии? Вряд ли. Самое большее, почесал бы затылок, махнул рукой ("Вот так случай!"), сел в машину и уехал. А потом стал бы рассказывать своим приятелям, с каждым разом прибавляя все новые подробности, пока не получилась бы действительно фантастическая история…

Гео прикрыл глаза. Он был уязвлен:

— Так, это камень в мой огород. Но если бы я занимался сочинительством, то мог бы и подождать, пока кончится мой отпуск, поразвлечь вас успел бы и после. А теперь мне все равно не остановиться, даже если бы и хотел…

— Не впадай в панику, спокойнее, — наконец-то Цыпленок взял серьезный и даже чуть покровительственный тон. — Только надо нам с тобой определиться. Ты прерываешь отпуск, едешь ко мне, чтобы рассказать эту историю, я слушаю тебя с раскрытым ртом, потом мы вместе думаем, как быть дальше. Устраивает?

— Допустим.

— Тогда продолжай.

— Продолжаю… — Гео сделал паузу и произнес по слогам: — со-чи-нять. Никакого представления о том, что предпринять, особенно если мы снова столкнемся лицом к лицу, у меня не было. "В сущности, кто вы такая? Покажите, пожалуйста, ваш паспорт" — сказать это было бы вполне естественно, но я прекрасно знал, что никогда не скажу этого, также как и не предъявлю ей служебное удостоверение. "Ладно, что-нибудь придумаю в последний момент". Однако этот момент так и не наступил. Девушка испарилась, исчезла, как дым… Простите, товарищ майор, я все время опережаю события, мне все хочется добраться до главного, но миновать подробности тоже нельзя — каждая из них очень важна, поэтому я иногда сбиваюсь.

Так вот, входная дверь в подъезд дома была открыта. В подъезде висел некролог. Почтовые ящики в два ряда, некоторые без замков, "рисунки" на стенах. На площадке первого этажа переполненное мусорное ведро, рядом цветы в больших консервных банках. В единственную квартиру на этом этаже ведет коричневая обитая дерматином дверь без таблички и звонка, рядом с ней на полу стоптанные старые тапочки. Площадка подметена. На мозаичном полу ни одной соринки — видно, что тут каждый день работают метлой.

Я поднялся по лестнице на второй этаж, где вкусно пахло жареной картошкой. Здесь две квартиры, двери под углом одна к другой, и снова цветы вдоль поцарапанных стен. Котенок лакает молоко из пластмассового блюдечка. Поглядел на меня, тихо зашипел и опять опустил усы в молоко. Похоже, что в доме живут люди, недавно прибывшие из села. Однако нет, третий этаж опроверг это скоропалительное суждение: на одной из дверей красуется медная табличка: "Семейство инженера Стаматова". Соседняя дверь без всяких опознавательных знаков, но на ней тоже некролог…

Пока я раздумывал, в какую дверь позвонить, палец сам нажал на звонок к Стаматовым. Но квартира молчала. Тогда я решил спуститься на первый этаж, к стоптанным тапочкам и мусорному ведру. Подумал, что, если я поведу себя хитро, хозяева квартиры мне все расскажут про "опечаленных" соседей Стаматовых. Ну, а не захотят — что делать, придется вытаскивать документ. Хотя — я хорошо знал это по опыту — крестьяне, переселившиеся в город, вовсе не падают ниц перед удостоверением.

Это я так думал, но что-то во мне просто возмутилось: "Трус несчастный! Постыдился бы, а еще погоны носишь! Тебя что, некролог напугал? Почему бежишь прочь? Немедленно звони, и если откроют, скажешь самым обыкновенным голосом: "Извините, пожалуйста, за беспокойство. Недавно сюда вошла девушка, мне нужно кое о чем ее спросить". И в зависимости от ответа… — "А если вместо несчастной матери или еще кого-то из близких погибшей на пороге возникнет она сама, моя таинственная пассажирка? — возразил другой внутренний голос. — Тогда что, конец загадкам?" Как бы не так! Конечно, она может раскричаться, даже затопать ногами: "Что пристаете? Убирайтесь! Сейчас позову милицию!" и так далее…

Чуть успокоившись после этих "внутренних монологов", я еще раз посмотрел на изображение Эмилии, окончательно убедился, что не ошибаюсь, и — нажал на кнопку звонка. Вымерли все в этом доме, что ли? Я приложил ухо к двери с некрологом — гробовая тишина. Но ведь вошла же куда-то девушка! Значит, надо звонить в каждую квартиру. Впрочем, может быть, она вышла через черный ход, думая, что я буду ее преследовать своими предложениями пообедать вместе? Интересно, есть ли в этом доме черный ход? Хотя есть ли, нет ли — все равно уже поздно, ее давно и след простыл. Все же я решил поискать здесь и начал сверху — с чердака…