Танец души:Стихотворения и поэмы. - Владимир Щировский

«Вчера я умер, и меня…»

Вчера я умер, и меняСтарухи чинно обмывали,Потом – толпа, и в душном залеБлистали капельки огня.

И было очень тошно мнеВзирать на смертный мой декорум,Внимать безмерно глупым спорамО некой божеской стране.

И становился страшным залОт пенья, ладана и плача…И если б мог, я б вам сказал,Что смерть свершается иначе…

Но мчалось солнце, шла весна,Звенели деньги, пели люди,И отходили от окна,Случайно вспомнив о простуде.

Сквозь запотевшее стеклоВбегал апрель крылатой ланью,А в это время утеклоМое посмертное сознанье.

И друг мой надевал пальто,И день был светел, светел, светел…И как я перешел в ничто –Никто, конечно, не заметил.

1929, Харьков

СЧАСТЬЕ

Нынче суббота, получка, шабаш.Отдых во царствии женщин и каш.Дрогни, гитара! Бутылка, блесниМилой кометой в немилые дни.Слышу: ораторы звонко орутЧто-то смешное про волю и труд.Вижу про вред алкоголя плакат,Вижу, как девок берут напрокат,И осязаю кувалду свою…Граждане! Мы в социальном раю!Мне не изменит подруга моя.Черный бандит, револьвер затая,Ночью моим не прельстится пальто.В кашу мою мне не плюнет никто.Больше не будет бессмысленных трат,Грустных поэм и минорных сонат.Вот оно, счастье: глубоко оно,Ровное наше счастливое дно.Выйду-ка я, погрущу на луну,Пару селедок потом завернуВ умную о равноправье статью,Водки хлебну и окно разобью,Крикну «долой!», захриплю, упаду,Нос расшибу на классическом льду.Всю истощу свою бедную прыть —Чтобы хоть вечер несчастным побыть!

1929

«Молодую, беспутную гостью…»

Е.Р.

Молодую, беспутную гостью,Здесь пробывшую до утра,Я, постукивая тростью,Провожаю со двора.Тихо пахнет свежим хлебом,Легким снегом подернут путьИ чухонским млечным ГебамУсмехаюсь я чуть-чуть.И потерянно и неловко,Прядью щеку щекоча,Реет девичья головкаЗдесь, у правого плеча…На трамвайную подножкуВозведу ее нежной рукой,И, мертвея понемножку,Отсыпаться пойду домой.

1929, Петербург

«Горсовет, ларек, а дальше…»

Горсовет, ларек, а дальше —Возле церкви клуб.В церкви — бывшей генеральшиОтпевают труп.Стынет дохлая старуха,Ни добра, ни зла.По рукам мертвецким мухаТихо проползла.А у врат большого клубаПара тучных девТянут молодо и грубоПлощадной напев:«Мы на лодочке катались,Золотой мой, золотой,Не гребли, а целовались…»«…Со святыми упокой…»

Церкви, клуба, жизни мимоПрохожу я днесь.Всё легко, всё повторимо,Всё привычно здесь.Как же мне не умилиться,Как же не всплакнуть,Поглядев на эти лицаИ на санный путь?Ты прошла, о генеральша,Ты идешь, народ, —Дальше, дальше, дальше, дальше,Дальше — всё пройдет.Дан томительный клубок нам,Да святится нить…Но зачем же руки к окнамРвутся — стекла бить?

1930, Харьков

«Звучи, осенняя вода…»

Звучи, осенняя вода,Воняй, любимая руина,Учереждайся, чередаПовествовательного чина!

Зачем мне скучная борьба,Зачем мне звезды, винограды,Бараны, пастыри, хлеба,Правительственные парады –

Когда в злокозненной тишиРазведал старческую грань я:Певучий умысел душиЗарылся в обморок сознанья,

И близится уже отъездДомой, к порогам добрых отчин,И мир вокруг – не так уж прочен,И тени тянутся окрест.

1930, Харьков

ТЕРПСИХОРЕ, ЦАРСКОСЕЛЬКОЙ СТАТУЕ

Е.Р.

Как мил, как трогателен сей незабываемыйПод детской грудью слабый поясок…Богиня-девочка еще, она испугана,А рок ее – крушительно высок.

Но зачинается пусть лирами, пусть ветрамиТомящий звук оттуда, с неба к нам,Но стало ясно мне, что воля к танцу смутная,Уже дана девическим ногам.

И вот, задумчиво, и вот на кудри строгие,Веночек бедный возложив,Девица двинулась. Отсель – богиня узнана:Лик Терпсихоры снова жив.

Все избывается, стирается, минуется…Нам ничего уже не превозмочь,И лишь торжественно восходит над солдатами,Над русским эллинством и надо мною ночь.

К архивным таинствам зачем с вечерним поездом,Когда в умы, как зверь, молчанье залегло,Куря и сетуя, смеясь над пассажирами,Мы выехали в Царское Село?

Спускались сумерки, взирали на солдатчинуБессонные глаза больших прудов:Богиня беленькая танцевала в воздухе.Острил сосед… О грустный мой улов!

Всё, всё я уловил, последнейший в последнейшем,И призвук лир вошел в чуму труда.Прощай же, девушка, из мифа в парк пришедшая,Из сада в сон, из сна – как знать куда?

Июль 1930, Харьков

«Слежу тяжелый пульс в приливах и отливах…»

Слежу тяжелый пульс в приливах и отливах,Ах нет, не бытия, но крови к голове;Слежу убожество в совете нечестивых;Слежу любовников, любящихся в траве;Слежу автомобиль, что борзо мчит кретинаК заведованью мной и счастием моим;И густопсовых душ щекочет ноздри псина,И рабских очагов глаза терзает дым…

Слежу, как я тебя тихонько разлюбляю;Как старится лицо; как хочется вздремнуть;Как дворник мочится, почти прильнув к сараю…Живем мы кое-как. Живем мы как-нибудь.Слежу, слежу, слежу, как тяжелеет тело,Как сладко и легко прилечь и закоснеть,Как нечто надо мной навек отяготело;Как стал я замечать постель, одежду, снедь…

Слежу на серебре темнеющие пятна;Слежу за сменой дней, правительств и манер…Почто мне стала жизнь незрима и невнятна?Почто я не делец? Почто не инженер?И статистически сверхобъективный метод,Всю политехнику желаний, злоб и скук,Почто я так легко могу отдать за этотПустой глоток вина и пьяный трепет рук?

Так я бреду сквозь вихрь меркуриевой прыти.У бабушки-души слипаются глаза…Дымится для меня амброзия в корытеИ сердце пылкое похоже на туза.Но многомерности нещадным дуновеньем,Я верю, освежусь и я когда-нибудь;И я когда-нибудь по этим же каменьямСмогу, увидев всё, невидимым мелькнуть.

1930-1931

«Жизнь томительно пятиться…»

Александре Николаевне Рагозиной

Жизнь томительно пятиться,Вот и старость близка.Ах, какая сумятицаИ какая тоска!

Нет, люблю свою клеть,Не поддамся порыву я,Чтоб лунишку паршивуюВ небесах усмотреть…

Но, кусаясь и бегаяПо земным конурам,Ваше платьице пегоеПовстречаю я там,

У беленой стеныНе покрытой обоями,Где над нами обоимиОблак тайной вины.

Дионисовы лозы ВамВ невозможной весне,В свете шатком и розовомВы привиделись мне,

Всё над теми же самыми,Молодая вельми,Над словами и драмами,Над плетьми, над клетьми.

1931, Харьков

«Как изъезжены эти пути…»

А.Н. Рагозиной

Как изъезжены эти путиБесполезны тревогиНевкусны папиросыУтомителен серый ландшафтОскорбительно солнцеИнженерного векаКем же? Кем! Я от Вас отлученНо напев замираетПросодией измученВы соседка – Вы рядом – Вы здесьБосы робкие ножкиКняжны-россиянкиЯ хотел бы уехать от ВасВ танцовальные страныВ золотые ЕвропыЯ зародыш повальной мечтыЗаронил бы лукавоВ водоем надлежащийТолько нет, к Вам придут, Вас возьмутУмыкнут, изувечат, никому не покажутВ криминальной, промозглой ночиХватит лиру о камень мрачный ассенизаторНа свистульке сыграют для ВасПеснь пузатых пенатов, вожделенного бытаИ друзья не придут поглядетьНа мои франтовскиеАсфодели в петлице

1931, Харьков

ОТ ИОАННА