Дочь Мытаря - Рут Фландерс

Из шумного собрания вынырнул Колум. Он вприпрыжку побежал к докам, словно человек, изнывающий от нужды. Войдя в квадрат бревенчатых строений, огляделся и подошёл на тихий свист Дэнтона.

– Милорд, вы здесь? Ага, вижу… Так вот, в почитатели этого юнца записались люди Маккарти из замка Блэрни. Уговаривали малого остаться у них, обещали скупку всего французского товара. Купчик поначалу отнекивался, а потом начал упрашивать юнца быть гостем у Маккарти.

– Хм, вот как! Гляжу, толпа не расходится…

– Они дежурить здесь будут, пока малый со свитой не выедет на прогулку.

– Так…, – Дэнтон простецким жестом почесал в затылке. – На прогулку с ними пойду я, а ты, Рябушка, добудешь мне приглашение на борт каракки «Прокурандо».

– Милорд, не надо со мной по-французски, уж будьте любезны! Я ж английский еле выучил!

Дэнтон тихо засмеялся.

– Найдёшь корабль с флагом, откуда смотрит один глаз. Хочу непременно уплыть на этом корабле, но в тайне от одноглазого капитана. Уловил, а?

– Уловить-то уловил, да задача не из лёгких. Хотя, как вы говорили: широк путь, ведущий в погибель?

– Это сказал Господь наш Иисус Христос. Ну, бывай, Бог в помощь!

* * *

Жуану так утомили торги, что она беспробудно проспала от полудня до третьего часа. Резкий окрик вынудил её открыть глаза.

Мачеха привела за собой Бриджит с ворохом новых громоздких нарядов. От их вида захотелось плакать, но Жуана не посмела.

Под бдительным взглядом её облачили в очередную роскошь итальянского покроя. Долго затягивали шнурки, расправляли складки, подшивали плохо сидящие места. Жуана похудела со времени отбытия из Португалии. Внутренние переживания, общество мачехи изнуряли душу, привыкшую к беззаботной жизни – в отцовских землях, на берегу океана.

Год назад в Каштелу-Дору привезли Педру де Фару, друга детства. Ликованию Жуаны не было предела. Она изнывала от одиночества: двойняшка, брат Жуан, через месяц после возвращения из монастыря поступил в парижский богословский колледж.

Педру приходился сыном одному из фламандских компаньонов отца и воспитывался у Брэмптонов с десяти лет. Он, Жуан и Жуана были одногодками. Педру считался пажом у мачехи, но учился всему, чему только мог научиться: и светским манерам, и нескольким языкам, и торговле, а в развлечениях казался незаменимым.

Он принимал участие во всех путешествиях семьи, живо интересовался странами, народами, их обычаями, языком. Жуана диву давалась: как голова Педру не лопнет от разнообразных сведений? При этом его дальнейшая участь представлялась туманной. Он не слишком заботился о своей судьбе. Педру свято верил, что благодетели определят её наилучшим образом.

На грани отрочества и юности дружба Жуаны и Педру приобрела нежный, пламенный оттенок влюблённости. Вскоре леди Брэмптон увезла своего пажа во Фландрию. Оттуда он вернулся в Португалию, – очаровательный, исполненный светских манер. Сообщил Жуане по секрету, что получил французское имя Пьер де Вербе, и с упоением рассказал о скором посвящении в рыцари. Тренировать его поручили безземельному каперу Васко да Кунья.

Одноглазый Васко был давним знакомцем Брэмптонов. Когда-то Каштелу-Дору принадлежал ему, но за долги перешёл в собственность компаньона. Поместье рассматривалось как приданое Жуаны. Отец носил рыцарское звание, и его дети могли претендовать на хорошие брачные партии. Да Кунья надеялся вернуть Каштелу-Дору, но его сватовство к Жуане было безуспешным. Отец заявил, что не сделает её женой пирата с наёмничьим прошлым.

После отказа да Кунья не давал Жуане прохода. Скабрезные намёки, грубые шутки и непристойные жесты ввергали её в панику. Да Кунья только усугублял свои приставания.

– Он хочет соблазнить тебя или насильно лишить невинности, – сказал Педру. – Думает, что твой отец не захочет позора и согласится на ваш брак.

Шокированная Жуана боялась ходить одна по дому. Педру стал её неотлучным спутником.

Мачеха уехала из Каштелу-Дору, вскоре за ней уехал и Васко. Челядинцы привыкли к долгому отсутствию хозяев и делали вид, что берегут дом. До его обитателей им не было дела.

Старая нянька любила выпить и часто засыпала, приняв на ночь изрядную порцию вишнёвой наливки. Случилось то, что должно было случиться: нежная дружба Жуаны и Педру переросла в близость. Они занимались любовью каждую ночь и клялись быть верными друг другу до гроба.

– Не бойся, милая, – говорил Педру. – Сэр Брэмптон по секрету сказал, что хочет нас обручить. Я стану рыцарем, а Каштелу-Дору будет нашим домом.

Жуана слышала об этом впервые, но верила: ей хотелось верить. Кроме Педру, некого было любить, но она до дрожи в коленках боялась, что мачеха прознает об их добрачных отношениях.

За полтора месяца до адвента леди Брэмптон явилась в Каштелу-Дору с объявлением большом путешествии. Для Педру и Жуаны сшили ворох роскошных нарядов, а каракку «Прокурандо» загрузили тюками дорогих тканей. В день святого Мартина[27] судно покинуло лиссабонский порт.

Да Кунья больше не искал благоволения Жуаны. В пути он приударил за горничной мачехи, юной ирландкой Бриджит. В конце плавания морская болезнь служанки вызвала у леди Брэмптон кое-какие подозрения.

Жуана догадалась и тихо запаниковала. Что, если однажды с ней самой случится то же? Что, если она забеременеет до того, как священник обвенчает её и Педру? Спросить у мачехи о грядущей помолвке она не решалась. А вдруг отец держит это в секрете? Его замыслы и веления мачехи Жуана принимала беспрекословно. Так её учили с ранних лет. Так поступали все дети Брэмптонов, чтобы семья достигала богатства и положения в обществе.

Дурное настроение развеялось, как только Жуана уселась в повозку рядом с Педру. Мачеха и стряпчий[28] Джон Строу сидели напротив, тихо переговариваясь по-английски. Вокруг экипажа по-прежнему толпились восхищённые ирландцы.

Над извилистой бухтой висели клубы дождевых туч, похожие на груды пыльного хлопка. За грубой линией портовых доков лежала дорога в город.

Педру лёгким движением пальцев убрал с её лба локон, упавший на глаза.

– Гляди, какие замечательные люди! Живые, искренние. Они способны верить без оглядки, сражаться безо всякого страха.

– Я слышала, что Ирландия – земля монастырей…

– И тайновидцев, называемых друидами. Здесь водятся сильнейшие ведуны и ведьмы, здесь на каждой пяди властвует новый король. Здесь волшебные леса, где гномы танцуют с эльфами. А в глубоких чистых озёрах живут чудища, которые поедают прекрасных девушек.

Жуана вздрогнула, Педру тихо засмеялся.

– Сказочник! – она метнула на него робкий, нежный взгляд и сделала вид, что изучает подол своего платья. Мачеха с холодным любопытством смотрела на неё, не разумея португальской речи, но, безусловно, догадывалась о чём-то.

Странно… Знает и не препятствует, ни слова не говорит. Ей собственные дети неинтересны, что уж говорить о приёмных…

Жуана глядела на ирландок, одетых в широкие, просторные платья под шерстяными плащами. Как хочется быть на месте этих рыжекудрых девушек! Бродить в деревянных сандалиях, не путаться в обилии пышных поддёвок, не задыхаться от тесной шнуровки на спине.

Яркие полосатые юбки местных девиц напоминают португальские сайя. Их надевают на полотняные рубахи. Просто, удобно, незатейливо… В такой одежде можно день-деньской бродить по лугам. Отлавливать бабочек, пускать их в лазурную высь, бегать полосой прибоя, вдыхая пряный морской бриз. Ворошить гладкие тёплые камешки, собирая устричные раковины. И нет ни малейшего желания возвращаться в мир грязных, вонючих городов, где по узким, вечно сырым улицам теснятся суетливые люди.

Корк немногим отличался от портов, которые Жуана видела в путешествиях. Слава Богу, он стоит на земле, а не в замусоренных, пахнущих гнилью канавах, как Венеция. Здесь нет кричащей неаполитанской роскоши, где шедевральные фасады красуются на коврах из отбросов.

Здесь не светит яркое солнце торгово-рыбацкого Лиссабона, где между стрельчато-кружевных церквей, белых домов с красными крышами и песчаниковых строений мавританской эпохи снуют хлопотливые дети нескольких народов. Корк – это крепость на острове, в объятиях реки с коротким и звучным именем Ли. Река впадает в гавань-озеро, с дивным названием Махон.

Местный язык – певучий и резкий, мягкий и грубоватый. Бриджит говорила, что песни на ирландском невероятно красивы.

Сама Жуана впервые ощущала себя по-настоящему красивой в громоздком, но тщательно продуманном наряде. Здесь произошёл её первый светский выход. Простодушное поклонение народа вызывало смущение и прилив гордости…

Повозка въехала на мост через южный приток реки. За открытыми воротами толпились новые почитатели.

Они вели себя так, словно встречали богов, спустившихся на землю: вопили, рыдали, рвали на себе волосы и одежды, целовали борта и колёса повозки, выстилали обочины дороги странными кустистыми растениями. Строу пояснил Жуане, что это омела, растущая на деревьях. Ирландцы показывают своё гостеприимство и мирный настрой. Этой же омелой были украшены ворота, городские арки и двери домов.