Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто-то идет...
Решили, что Сережа шутит, ведь до лагеря остался всего один перевал. Но тут, прислушавшись, поднимается Петр.
— Идут, — говорит он.
В темноте между деревьями показались два движущихся луча.
— Это, наверное, Владимир Семенович, — сказала Таня.
И вновь я подумал, что не случайно ребята называют Владимира Лейкина по имени и отчеству. Было в нем что-то, что вызывало уважение. Ребята обрадованно закричали, и из леса ответили два человека. Действительно, один был Владимир Семенович, а второй — Юрий Иванович, тот, которого всегда посылали на выручку. Выручать — хорошая профессия. Юрий Иванович без лишних слов выложил перед нами пару буханок хлеба и две банки тушенки.
— Дойдем до протоки, и там закусите, — сказал Владимир Семенович, и мне послышались в его голосе теплые нотки.
— Шофер вернулся? — спросил Петр.
— Да.
— Он не должен был уходить, — настаивает Петр.
— Не знаю. Он надеялся, что вездеход, ушедший со спасателями, уже в лагере, да и человек он новый для полевых работ.
У протоки Петр нарезал своим ножом буханки, открыл тушенку. Поели и запили холодной водой. Через полчаса уже были в лагере. В каждой палатке нас ждали с горячим чаем.
Утром Петр позвал меня в камералку. Таня наносит на миллиметровку отметки рельефа, пройденного нами вчера с нивелирами пятикилометрового участка. Я удивился: участок казался мне ровным, как этот стол. На бумаге же он выглядел изломанной, неровной линией с перепадами высот.
В лагере ждут вертолет. Побожий собирается на базу в поселок Тындинский. Последнее распоряжение Владимиру Лейкину. Спасатели сообщили по рации, что вездеход удалось поднять, и Побожий говорит, что трассировщикам необходимо выйти на спасенном вездеходе на двадцатый километр и разбить промежуточный лагерь. Время не ждет. Надо идти дальше на восток.
Амурская область
Надир Сафиев
Золотой Родник
Живая вода
— Это было здесь, — сказал товарищ Дава. — Начало великой битвы. В народе существует поверье: кто напьется из этого родника, станет стократ сильнее. Тогда мы, воины Сухэ-Батора, пили из него. Бой шел день, ночь и снова день. Четыреста наших и десять тысяч врагов. Зеленые холмы стали красными, и воды реки отяжелели от крови...
Мы стояли у родника, отмеченного белой мемориальной плитой. Пахло мятой и нагретой землей. Оголтело трещали в траве кузнечики, прощаясь с летом.
Наш «газик» остался поодаль, скрытый кустами. Лишь флажок трепетал на ветру, как маленькое пламя.
...Сюда приходят неторопливо по узкой, вытоптанной тропинке. Человеку нужно время, чтобы отойти от будничной спешки и перейти к мыслям несуетным и высоким. Каждый шаг к Золотому роднику — это шаг в прошлое, в историю, и в будущее.
Полвека назад в этих местах решалась судьба революционной Монголии. Добровольческие отряды Сухэ-Батора, разгромив белокитайские банды Суй Шучженя, вошли в Маймачен (ныне Алтан-Булак). Власть на освобожденной территории была передана Временному революционному правительству.
...На груди товарища Дава поблескивали ордена и медали. Он стоял очень прямо — высокий, крепкий, с твердым и добрым лицом — «наш старик», как мы называли его. Всю эту трудную поездку он был неутомим — жизнерадостный, общительный, великолепный рассказчик. Поистине хозяином чувствовал он себя — соратник и друг Сухэ-Батора, труженик, глава большой семьи.
Монголы утверждают, что морщины отражают духовный облик человека не менее, чем глаза. Есть морщины прямоты и отваги, морщины слабости и лени, морщины светлые и темные... Лицо товарища Дава избороздили благородные морщины мудрости.
Монголия встретила меня радугой. Она взметнулась над степью, одним концом упираясь в мокрый асфальт аэродрома, где отражались облака, другим — в небо, как исполинский сияющий мост.
Я никогда не видела подобной радуги, и ощущение начавшихся чудес, которых, наверное, каждый ждет от путешествия, охватило меня с необычайной силой. Чувство это непрерывно нарастало, потому что все здесь было непривычно, необычно и вместе с тем как надо.
Что такое «как надо», я бы, пожалуй, объяснить затруднилась. Быть может, ощущение некой внутренней гармонии, присущей этой стране. Гармоничны здесь даже контрасты: телевизионная вышка и раскинувшиеся вдали юрты; залитый огнями город Дархан и таинственные тропы пустыни Гоби; могучие спокойные быки-яки с огромными серповидными рогами и шумные дети, сидящие на них...
Мы должны были проехать по маршруту, которым вождь монгольского народа Сухэ-Батор направлялся в 1921 году к Владимиру Ильичу Ленину. Нас было шестеро: товарищ Дава, журналист и поэт Дашдондог, историк Олзийсурэн, оператор монгольского телевидения Биндэрья, шофер Монхочир и я.
Мы выехали из Улан-Батора при легком дождике. «Добрая примета!» — говорили провожающие. Наш «газик» с красным флажком пролетел по улицам Улан-Батора, посигналил на прощание и ушел в степь — голубую, лиловую, золотистую, сбрызнутую росой, обогретую солнцем...
Километров через тридцать Дашдондог сделал знак шоферу.
Мы остановились в степи среди небольших курганов, поросших высокой травой. Было очень тихо, лишь слегка посвистывал ветер, да гудел мохнатый шмель. Дашдондог сказал мне, указывая на курганы:
— Это могилы наших предков. Ученые говорят — им три тысячи лет. Обычай велит, отправляясь в дальний путь, почтить их память.
Мы выпили по очереди кумыс из рога в память предков и во здравие живых. Олэийсурэн задумчиво произнес:
— А все-таки жаль, что мы не на конях, верно?
И тут произошло маленькое чудо.
Издалека послышался звук, будто множество дождинок билось о стекло. Впереди взвилось облако бурой пыли.
— Табун, — сказал Дашдондог.
Стремительный цокот нарастал. И вдруг, прорвав бурую завесу, вдали показались кони.
Гнедые, вороные, каурые — они неслись, распластавшись, словно подчиненные единому, абсолютному ритму. Их чеканные силуэты четко вырисовывались на фоне синего неба. Кони-птицы, кони-ветер...
Это продолжалось несколько минут, пока табун не исчез за холмом. Я взглянула на лица своих спутников — они были мечтательными и вдохновенными. Биндэрья медленно проговорил:
— У нас есть поговорка: «Монгол родится на коне...»
Конь занимает особое место в монгольской живописи, скульптуре, литературе. Песни и сказания, где баатару — герою неизменно сопутствует любимый конь, древние статуэтки лошадей, наивные и стремительные, символика лошади-птицы — нечто среднее между Пегасом и Коньком-горбунком...
И особо запомнившаяся мне картина художника Цэвэгжава «Бой коней»...
...На сочной, изумрудной траве, встав на дыбы, бились два великолепных жеребца. Взвихренные гривы, налитые кровью глаза, где ярость слилась с упоением битвой, клочья розоватой пены, бешеный напор двух мощных тел...
Буйство жизни, радость бытия — вот о чем эта картина. Вообще, монгольское изобразительное искусство, уходящее своими корнями во мглу веков, поразительно жизнелюбиво. Статуи древних богов, утонченные, ироничные, очень земные; реалистические полотна, полные солнца, ярких красок, какой-то первозданной свежести восприятия мира.
...Наш «газик» без устали поглощал километры. Впереди виднелись холмы с редкими, причудливо изогнутыми деревьями. Степной ветер, широкий, упругий и легкий, врывался в окна кабины. Изредка на горизонте мелькала шевелящаяся масса — отара овец, а поодаль — одинокая юрта и надменно вскинувшие голову верблюды.
Увесистая черная туча вдруг закрыла небо. Ветер взметнул траву, туго ударил в стекло — и сразу на нас обрушилась водяная стена. «Дворник» не успевал отбрасывать со стекла потоки воды.
Монхочир с каменным лицом крутил баранку. Машина то взбиралась на пригорки, то ныряла в выбоины, мгновенно превратившиеся в маленькие озера. Свято соблюдая намеченный маршрут, мы ехали не асфальтированной автострадой, а проселками.
Молния шарахнула наискосок с такой силой, что мы вжались в сиденья. Раскат грома пронесся по степи, как залп тяжелых орудий. Олзийсурэн добродушно покачал головой и заметил:
— Одинокие предметы на открытом пространстве обладают способностью притягивать молнию...
Сверкнул второй зигзаг, и мне показалось, что пророчество нашего ученого сбывается. Монхочир резко повернул машину. На пол грохнулась коробка с пленкой. Биндэрья охнул. Товарищ Дава что-то быстро сказал Монхочиру.
Монхочир, не отрывая напряженного взгляда от дороги, проронил несколько слов.
— Монхочир предлагает, — перевел Дашдондог, — переждать грозу.
В Монголии говорят, что всадника узнают по коню; Монхочира же вполне можно было узнать по машине. «Газик» подчинялся ему так, что порой казался совершенно одушевленным, иногда бесшабашным, но всегда надежным. И если Монхочир давал в пути совет, мы слушались его беспрекословно.
- Журнал «Вокруг Света» №10 за 1974 год - Вокруг Света - Периодические издания
- Журнал «Вокруг Света» №05 за 1974 год - Вокруг Света - Периодические издания
- Журнал «Вокруг Света» №09 за 1974 год - Вокруг Света - Периодические издания
- Журнал «Вокруг Света» №03 за 1974 год - Вокруг Света - Периодические издания
- Журнал «Вокруг Света» №01 за 1974 год - Вокруг Света - Периодические издания
- Журнал «Вокруг Света» №04 за 1974 год - Вокруг Света - Периодические издания
- Босс для Золушки - Алёна Амурская - Периодические издания / Современные любовные романы
- Интернет-журнал 'Домашняя лаборатория', 2008 №5 - Журнал «Домашняя лаборатория» - Газеты и журналы / Периодические издания / Сделай сам / Хобби и ремесла
- Журнал «Вокруг Света» №01 за 1992 год - Вокруг Света - Периодические издания
- Журнал «Вокруг Света» №12 за 1988 год - Вокруг Света - Периодические издания