Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1837-1845 - Петр Вяземский

807.

Тургенев князю Вяземскому.

31-го мая 1837 г. Москва.

Я получил б субботу письмо от Софии Николаевны и вот ответ. Передай Б. М. федорову, чтобы ни в каком случае не печатал письма о Болотникове. Впрочем, делайте что хотите: мне и тяжело, и нет времени заниматься этим делом. Если получу сегодня из Симбирска отпускную, то-есть, окончательное решение главного моего деревенского дела, то выеду дня через четыре, но еще не знаю куда. Прямо ли на Варшаву я должен спешить – ожидаю из Петербурга. Ни там, ни здесь письмами, издаваемыми или не издаваемыми, заниматься не буду. Здесь надеюсь развязаться с Малиновским, но жалуюсь на старого подлеца формально графу Нессельроде потому только, что не мог встретить и разругать его лично, хотя прежде и досталось ему.

Не пошлешь ли ты Осиповой выписки из своего письма к Давыдову всего, что ты говоришь о вдове Пушкина. Она сбирается к Осиновой, и та хочет принять ее, но в ней гнездится враждебное к ней чувство за Пушкина. Не худо ее вразумить прежде, нежели Пушкина приедет к ней. Мне самому некогда. Адрес её: её Высокородию Прасковье Александровне Осиповой. В Псковской губернии, в городе Острове, в село Тригорское.

Княгиня Трубецкая вчера родила дочь. И мать, и дитя здоровы. Я был ввечеру в Петровском и видел тех, кто был у ней. Поздравляю.

Я совсем не знаю наверное, проеду ли чрез Петербург, и отъезд мой отсюда зависит совершенно от симбирского письма.

На обороте: Его сиятельству князю Петру Андреевичу Вяземскому, в С.-Петербурге. Распечатал сам.

808.

Тургенев князю Вяземскому.

26-го июня 1837 г. Тильзит. Полдень.

Прочти письмо к Нефедьевой и Арженитинову и отошли его через Булгакова. К первой я еду знакомой издавна дорогой: В Шавле, в Таурогене живал и голодал во время войны 1807 года; здесь также. Опишу вам воспоминания прошедшего. Но куда пересылать написанное? Кстати: будут ли напечатаны в «Современнике» те письма, кои я тебе оставил, и нужны ли новые из Германии и Парижа? Во всяком случае, будут ли или не будут напечатаны, пожалуйста, скажи издателям, чтобы они доставили мне оригинальный список в Париж на мое имя, когда в нем не будут иметь нужды. Прошу их и тебя об этом убедительно.

Как интересен архив рижский и в каком порядке акты и каталоги! Вот бы нашему поповичу-сенатору где учиться приводит в порядок и сберегать исторические документы! Я многое заметил и укажу в письмах на замеченное. Передай Булгакову дружеский поклон. И здесь я сдружился с почтмейстером: это один из центров европейских корреспонденций. Обними своих и Карамзиных, и Велгурских. В Риге я провел день и обедал с Борером. Он еще там, у Петерсона. Простите! Не забывайте вашего потаскушку, который везде по прежнему вас любит и любить всегда будет, quand-même.

Пиши в Берлин или в Дрезден, или в Париж.

Три часа.

Объехал город и окрестности, видел дома, где живали императоры; дачу, где Наполеон угощал королеву; издали видел деревеньку, из коей два раза только могла она сюда явиться пред завоевателем; исходил на крыльцо ратуши, с которого меня столкнули ратсгеры, на другой день по выезде императора Александра отсюда, а накануне еще честили моих раненых и давали им приют и пищу. Вид на Мемель-Неман прекрасный, особливо с одной дачи. Иду обедать. Прощай!

На обороте: Его сиятельству князю Петру Андреевичу Вяземскому.

809.

Князь Вяземский Тургеневу.

2-го июля. Царское Село,

Вот началась пальба рикошетами: от меня к тебе, от тебя к Нефедьевой, от Нефедьевой к Аржевитинову.

Праздник вчера не удался: иллюминация за дождем была отложена, кто говорит до нынешнего вечера, кто до завтрашнего. Я смирнехонько просидел здесь за киссингенскою водою и очень рад. Завтра еду в город на чернила, то-есть, на службу. Вот целую недельку погулял здесь.

Сделай одолжение, узнай, где живет вдова Шаховская (урожденная Щербатова, ведь ты ее знаешь), и вели спросить от меня, благополучно ли доехал до неё сын её из Царскосельского лицея? Говорят, вышло три красненькие: Адлерберг, Перовский, Кавелин; одна фрейлина, старшая дочь Виельгорского; один (флигель-адъютант – Арапов, по не наш Пимен; впрочем, брат его, что почти все равно. А Пимен, вероятно, ради наружности своей, определился к нам во внешнюю торговлю. А внешность жены его, племянницы поэта-слепца Козлова, очень мила. Пока прости! Мне грустно было выпить сегодня последний стакан своей воды. Уж нет на свете подобной мне скотины привычколюбивой. Помню, что когда-то вдруг сделалось мне тяжело и грустно: ищу в голове и в сердце, что может быть тому причиною. Ничего не нахожу; наконец, что же открывается? Я тогда отослал извощичью карету, в которой ездил несколько месяцев, и взял другую. Вот что лежало у меня на сердце и давило его. Шутки в сторону! Впрочем, у меня тут есть и суеверие: всякая перемена, всякий перелом в жизни, в ежедневных привычках меня пугает. Я будущего не люблю я занимаюсь им только тогда, когда оно сделается настоящим; впрочем, и тут не очень люблю его. Всего сердцу дороже – прошедшее. Обнимаю!

810.

Тургенев князю Вяземскому.

23/11-го июля 1837 г. Берлин.

Я сбирался написать к тебе большое письмо отсюда, ибо предметов столько, и я так ожил здесь душевно и мысленно, что стало бы меня на целую стопу, но времени нет. Итак, до киссенскаю досуга, а между тем перешли, если получишь, копию с письма моего к к[нязю] А[лександру] Н[иколаевичу] к сестре моей, Александре Ильинишне Нефедьевой в Москву, сказав, что делаешь сие но моему поручению, а Булгакову поручи списать копию с этого письма и для Аржевитинова и переслать ему, что он обещал мне, В награду же перешлю к тебе с оказиею, через Тильзит, лежащие уже теперь передо мною первый и второй номера (более еще не вышло) «Fac-simile von Handschriften berühmter Männer und Frauen», всего 60 fac-simile. Они примечательны не только по почерку, но и по содержанию. Покажи князю А[лександру] Н[иколаевичу] письмо императора Александра; издатель не хотел объяснить, к кому оно писано. Третья тетрадь, также для тебя, содержит fac-simile великих людей, изданные в сем году в Голландии, на немецком и голландском и с текстом на двух же языках. И тут есть любопытные, например Гуго-Гроция, Лафатера и прочих. Первого номера не вышло. Первых двух надеюсь иметь продолжение и пересылать к тебе; с сими тетрадями будет и немецкая книга, на сих днях вышедшая. C'est un oeuvre posthume d'uu des plus grands penseurs du siècle, Hegel, dont la philosophie s'est emparée des têtes d'ici et domine celles de presque toute l'Allemagne pensante. Ce volume contient la philosophie de l'historié, et vous l'enverrez à Moscou, à Ч[аадаев] par une occasion sûre. Je tacherai de vous donner une idée de cet ouvrage dont j'emporte un exemplaire, à, Kissingen et à Paris. J'ai été déjà, frappé par des éclairs de génie, qui sillonnent sur ces pages immortelles. Удастся ли передать нам все, что я здесь собрал в мою котомку! Хвалят очень Мельгунова и его книгу о немецкой литературе, которую издает немец Кёниг. Я здесь разорился на немецкия книги, а читать их буду в дороге и в Париже. Глазам немного лучше: обеды с учеными bons vivants портят их. Прости! Обними своих! О Пушкине много говорил с принцессой Августой и дал ей выписку из письма Катерины Мещерской, сказав, чтобы не сказывала никому об имени автора письма. Графам, а особливо графине Велгурской – рукожатие. Скажи ей, что Рибопьера нет; что оказий для пересылки отсюда также нет. Итак, книги к ней – до другого времени.

На обороте: Его сиятельству князю Петру Андреевичу Вяземскому. В С.-Петербурге или где-нибудь.

811.

Тургенев князю Вяземскому.

6/18-го октября 1837 г. Париж.

Милый Вяземский, отошли эти шесть книжек чрез И. ф. Прянишникова к Булгакову, а он перешлет в Симбирск, на имя Ивана Семеновича Аржевитинова. Можешь приложить и эту записку.

1838.

812.

Князь Вяземский Тургеневу.

25-го февраля 1838 г. [Петербург].

Какими переворотами журнализма, доктринизма, конституционализма или лежитинизма попалась мои статья в «Gasettede France»? Зачем же не напечатал ты ее особо, и что же ты мне ни слова не говоришь о том, как все это сделалось? Исправлена ли ошибка «indignes sujets» вместо «indigeus?» Сам ты indigne sujet и mauvais sujet. И зачем выкинули моего приятеля Diderot? Ведь был он же гостем Екатерины? Remerciez bien, je vous prie, monsieur de Bavante pour sa correction et pour l'intérêt qu'il m'a témoigné. J'y suis très sensible. Здесь газет мало получают et on se m'arrache: у меня у самого листок был только на полчаса в руках. Нельзя ли отпечатать особенно несколько сот экземпляров, разумеется, на мой счет, и мне прислать экземпляров сто. Здесь немногие знали о моей статье, и мои головешки упали, как снег на голову. А ты все врешь, и Жуковскому не передам того, что говоришь о его прежней статье. Он рассердится, а я только смеюсь. Ты настоящий парижский прянишник, abonné au «Constitutionnel», и как он сидишь вечером на одной мысли и не идешь ни вперед, ни назад. Политика политикою, а где нет политики там глупо педантствовать и доктринерничать. Но Бог с тобою: надобно друзей своих любить с их родимыми пятнами и бородавками. Твое шестидесятистраничное письмо перецеживается теперь сквозь решета редакции «Современника» и цензуры и, надеюсь, скоро явится на стол почтеннейшей публики. В нем много хорошего, и если выкинуть из него то, что не по нашим желудкам, то всё-таки выйдет сытый и сдобный пирог. Что дело, то дело. Ты мастер письменно – , что глотаешь на лету. Твое объядение, а уж за то не хорошо когда – : так и несет старыми, протухшими лицами, яицами еще бабушки Леды.