Преображения Павла Волгина. роман в стихах - Олег Бушуев

Астрахань и поэт

Я вижу снова город в дельте Волги,Что русский уж почти полтыс’чи лет,Его глазами. Там, где не был долго,Годов прошедших словно бы и нет.Тут как мечи златые, с солнцем споря,Виднеются вдали кресты соборов,А над тремя мечетями, подрядКак сабли полумесяцы горят.

Тут взгляд манит палитрою осеннейКосых заборов дикий виноград.Уже деревья-великаны землюСвоим червонным золотом мостят.То тут, то там вздымаются хоромы,И сонный мир таинствен и огромен.И так же праздник в воздухе разлит,И праздность словно дух над всем царит.

Недалеко канал в лучах искрится,На крыши смотрит солнце свысока,Тут в зеркало воды глядятся птицыИ белые как вата облака.Вот вижу дом, как буква Г, в которомСлуженье близким людям, разговоры,Но если не считать часов, когдаОпять душа готова для труда.

Дом тихий словно прячется от сглаза,И нарушает только лишь одинВ тиши полуденный призыв к намазуСпокойствие татарской слободы.И в этом доме, где бывал Селенский**(вот балагур!), живёт сейчас вселенский,В том у меня совсем сомнений нет,Но астраханский, всё-таки, поэт.

Я помню этот старый город южныйИ с минаретов муэдзинов крик,Татар-базара шум и гам натужный,Рядов гортанный рыночный язык.И белый кремль с зубчатою стеною,И Волгу-реку с вольною волною,Широких жарких улиц сушь и пыль,И южной степи высохшей ковыль.

Я побывал инкогнито когда-тоВ сем городе, ел чёрную икру,Вкушал плоды земли в садах богатыхСуворовских, смотрел из лож игруВ театре драмы, коему ровесник,Притом, листал, дремля, губернский вестник,Успенский посещал в кремле собор,И в праздники церковный слушал хор.

Ещё в архивах рылся я губернских,Ища про войско Пугачёва весть,Бывал два раза на обедах земских,Не мог лишь только оказать я честьГубернской властью облечённым лицам,На бал, назвавшись Пушкиным, явиться,Или в собрании стишком блеснуть,Иль за девицей модной ухлестнуть.

Без бакенбард, едва себе бородкуС усами Дон Хуана отрастил,Наняв рыбацкую в лабазе лодку,В селе приволжском пару дней гостил.Я там ухи попробовал ловецкой,Ловцов дивился силе молодецкой,С ватагой шумной выловив с утраДлиной с телегу чудо-осетра.

Царь – рыбы, солнцем вяленой, отведал,Что волгари назвали балыком,Икры вкусил ястычной за обедом,Знакомясь так с татарским языком,Который блюдам дал названья эти,Вкуснее ничего на белом свете,Хотя и на больших пирах сидел,Признаться честно, сроду я не ел.

Про Пугача и Разина рассказыВ тетрадку, как привык, я записал,И дожидаться смирно стал оказий,И собираться в дальний путь я стал.И, переполнен замыслов кипучих,И впечатлений юга самых лучшихС большим отрядом местных казаковУехал прочь я. Был мой план таков:

Когда-нибудь сюда, Бог даст, вернутьсяИ этот чудный южный край воспеть,В просторы эти  снова  окунуться,Пыль, жажду и жару перетерпеть,Как терпит стужу  северянин каждый.Залив арбузным свежим соком жажду,В степи под этим звёздным небом спатьИ смуглостью лица похожим стать

На местных сельских россов и ногайцев.Мечтал, приехав  на  российский юг,Кувшинками в протоках любоваться,Вот, думал я, вернусь сюда, мой друг,И в знойный день в тени арбуз холодный,Блестя своей  раскраской благородной,По шву вдруг треснет громко в тишинеИ райский сладкий сок подарит мне.

Царь-ягоды держа ломоть хрустящийСловно бокал искристого вина,Вкушу арбузной красной влаги, слащеКоторой в жизни мало что я знал.Вдохну вновь терпкий горький дух полыни,Увижу вновь царя полупустыни —Верблюда – чудо о двоих горбах,И юных дев ногайских на арбах,

И прилетят толпой ко мне виденьяСарматских диких плясок и пиров,Пройдут раввинов иудейских тениДыханием лихих степных ветров.Я думал: средь бугров степных кочуя,Ужо обычай древний  опишу яНародов гордых, чей простыл и след,О коих уж нигде помину нет.

Но жаль теперь, при жизни не пришлось мнеВернуться снова полным сил сюда,Где племена живут, не зная розни,Лет пролетела мимо череда.Мой вечный дух, летя на позывные,Вновь призван был дела уже иные,Иные дни и судьбы описать,Мир духов и людей стихом связать.

Себя не узнаю в строке порою,Вы скажете, теперь тяжёл мой слог,Сухой и неказистый он, не скрою,Но так лишь стих теперь слагать я смог.Иные дни теперь, иные темы.Ах, знали б вы, как сильно давит время!Века с именья стихотворных строкБерут привычной лёгкостью оброк.

Увы, иными ныне стали люди,В календаре уже иные дни.Но русскими мы оставаться будем,Пока поит нас русских слов родник,Пока на этом грешном белом светеПорой ещё рождаются поэты,Что красотою рифм ласкают слухИ возвышают музой русский дух.

В кого я воплотился ныне —Совсем не важно, всё таковМой вольный нрав, я без уныньяЦарю в империи стихов.А тот, кто пишет эти строки,Урывками он брал урокиВ стихах моих и принял дух, Чтоб свет мой с веком не потух.

Стихов российских механизм онПостиг не сразу, хоть умелСтрофу закончить афоризмомИ страсть к метафорам имел.Не знал он жизни, и деталейВ его поэмах не хватало,И ткань их потому рвалась,Что без основы сей ткалась.

Он с юности мечту лелеял:За рифмы надолго засесть.Но жизнь – не тихая аллея,Где время для прогулок есть.Он долго ждал того мгновенья,Когда польются откровенья.Тех, кто вымучивает стих,Невольно презирал он их.

Войти в сообщество поэтовИз гордости не захотел,В котле критических советовВариться – не его удел.А рифмовать и так умел он,И мыслил образно и смело.И нитью новых смыслов могСтих вышивать на пяльцах строк.

Ему куда б труднее былоСудить литературный цех,Когда бы в этот цех входил онИ просто был одним из всех.И в тине личных отношений,Смирившись с тем, что он не гений,А стихоплёт, убог и мал,Он похвалы бы принимал.

Но избежав судьбы богемной,Всех усредняющей среды,Мой новый друг остался вернымСебе, не видя в том беды,Что, как они, не издавался,Что, как они, не продавался,Что с ними он не выпивалИ никому не подпевал.

Он ощущал себя богатым,Казну души наполнил онЧервонным золотом закатов,И зеленью прибрежных лон.К окну прильнув словно к картине,Он паутину как патинуНа дорогом холсте ценил.И в памяти своей хранил

И неба шёлк, и бархат лугаВ алмазах утренней росы,И ветра летнего упругость,И гром, и сполохи грозы.Но стилем был он старомоден,Писать любил он о природе,Доволен жизнью был вполне.Понравилось в нём очень мне,

Что был лишён он хищной хватки,И острых для других локтей,Интеллигентские повадкиИмел, как вымершие те…Мог наслаждаться он рассветом,И абрикосов вешним цветом,А летом сбором их плодовВ отдохновенье от трудов.

Он понимал: чтоб быть счастливым,Достаточно себя сравнитьС тем, кто лишён свободы,Либо кто совестью себя казнит,Или болезнью страшной болен,И жить, как хочется, не волен.Достаточно здоровья нам,Счастливыми чтоб быть сполна.

Кто счастлив, может обходитьсяБез лишних денег или благ.И каждый может убедиться,Что нам не то важно как знакУспеха: в банке счёт иль должность,А то, имеешь ли возможность,Счастливым быть без мишурыНавязанной тебе игры.

Довольно, чтоб лишиться рая,Условия игры принять.Мы это рабство выбираем,И нечего судьбе пенять.Зависеть от чужого мненья,Чтоб избежать его презренья,Власть и богатство получить,Свободными от них чтоб быть!?

Чтобы несчастней всех несчастныхПри всём своём богатстве статьВ покоях средь вещей прекрасных,Достаточно лишь осознать:Того, что ты имеешь – мало.Да, зависть. Что же? И бывало:Унижен чьим-то чванством, онБыл этим чувством заражён.

Но не был он среди уродов,Что признают один успех:Не только быть вождями моды,Успешней и богаче всех,Но всех завидовать заставить.Им счастья больше не доставить,Чем зависть показать свою.Так кровь людей вампиры пьют.

Опасна зависть. Да и счастье Как солнце светит не всегда,Его скрывают тучи часто.Но тучи – это ерунда.Догнать других он не старался,Считая, что уже добралсяОн до вершины, и емуМирские страсти ни к чему.

Так и Христос в своём ученьеНас призывал жить днём одним,Воспринимая как мученье,Других людей несхожесть с ним.Но так не хочется быть нищим!И жизнь есть жизнь, и счастье ищем,Живя среди живых людей,А не средь благостных идей.

А он жил среди рифм и строчек,И мненье общества сегоНе много значило, а, впрочем,Жить он учился без него.И даже презирал мажоров,Гламурных кукол, у которых,Как мысль одна, одна мечта:Чтоб быть у черни на устах.

Достоин всякий труд признанья,Нельзя ценить доходом всех.У Бога бы искать нам ранеСебе признанье и успех,Чем у толпы иль светской черни,Всё это – суета, поверь мне,А счастье с жизнью нам дано,И всем доступно нам оно.

Потребности он утолил,Жизнь без которых невозможна.К другим же безразличен был,Хотя, для многих это сложно.Ценил он знания из книгИ поэтическое слово.Хотя вершины не достигОн пирамиды А. Маслоу,

И был, конечно, либералОн как и я в своих воззреньях.Свободы лишь одно значеньеИз многих прочих выбирал,Когда «права» – не просто слово,А жизни главная основа,Когда вполне свободен тыОсуществлять свои мечты.

Поставить с головы на ноги,Когда б либерализм могли,То б полились в казну налогиИ капиталы притекли,Чиновничье бы иго спало,И время светлое б настало,И был бы каждый – стар и мал —По убежденьям либерал.

А нынче каждая короваНа либерала точит рог,Стремясь очкарика гнилогоБоднуть и сбить рогами с ног.То пастушонок камень бросит,То путник бедного поносит,То на экране не одинХолуйствующий господин

Его запишет в маргиналы,За то, что некогда посмел «The Times» читать в оригиналеИ мнение своё имел.Как я, болея за свободу,Хотел поэт помочь народу,Чтоб он яснее понимал,Кто ряженый, кто либерал.

Итак, он – мой путеводительПо вашим новым временам.России современной житель.Но стоит ли сердиться вам,Что, в каждом миге видя радость,Чихая на престиж и статус,Небесным зреньем наделён,Он сам себе Наполеон.

Он знал про рынка конъюнктуру,Но под коммерческий катокСтихи свои, свою натуруВо имя денег класть не мог.Не зарабатывал стихами,Чтоб не носить на сердце камень,Он для души своей писалИ, как бы, виртуальным стал.

Где графомания – искусство,Там гений – просто графоман,Пока он жив, живые чувстваНе ценим, нам важней обман.Он знал, непризнанный при жизни,Вот, после, да, он будет признан,И замыслом великих книгРвал веком выданный ярлык.

Знакомство с героем