Сказки о сотворении мира - Ирина Ванка

— Вам?

— Именно мне. На время. А я привезу тебе ее в Америку на «Гибралтаре». Или передам с оказией, но только не самолетом.

— А вы приедете? Точно?

— Когда-нибудь, конечно, приеду. Не обещаю, что скоро, но о вороне твоей как-нибудь позабочусь.

Юля нехотя передала корзину графине и опять разрыдалась.

— Спасибо вам, Мира. За все, что вы для нас сделали, я вам так благодарна…

— Ладно…

Получив на руки проездной документ, Юля перестала плакать и включила мозги.

— Сара любит яблоки, — сообщила она на прощанье. — До смерти любит, только у нее после яблок расстройство желудка, а так она ест абсолютно все: и рыбу, и мясо…

Учитель с учеником на прощание обнялись. Юля обнялась только с Мирой и виновато поглядела на всех остальных. Отъезжающие пропали в зоне паспортного контроля, и Натан Валерьянович долго искал их в толпе, словно забыл сказать что-то важное человеку, которого видит в последний раз.

— Что за люди тайно слушают ваши лекции? — спросила графиня. — Валера никого присылать не должен.

Но Натан Валерьянович провожал ученика на край света. Его интересовала работа, которой ученик займется за океаном, сроки его возвращения, намерения на грядущую жизнь, но более всего на свете профессора Боровского интересовала командировка в Америку, от которой он опрометчиво отказался в начале семестра, и теперь сожалел об этом.

В машине Мира повторила вопрос:

— Что за люди в штатском у вас на занятиях?

— Я, Мирочка, у себя на лекции вижу все, — объяснил профессор. — Кто свой, кто чужой; зачем пришел и чем занимается… Если я не делаю замечаний, это не значит, что я не вижу или не понимаю.

— Давно вы стали замечать «посетителей»?

— После нашего проектора в уральском лесу, — припомнил Натан. — Я не против. Я не делаю на своих занятиях ничего такого, за что мне могло бы быть стыдно. Я не говорю студентам ничего лишнего и не требую от них идеальной дисциплины. Я понимаю, что у Валерия Петровича могут быть свои проблемы, связанные с моей заштатной работой, и он имеет право меня контролировать.

— Валера вас не контролирует, — повторила графиня.

— Тогда кто?

— Покажите мне этих людей на лекциях — будем разбираться. Если б этим занимался Валера, он не скрывал бы от меня.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что он дал мне слово. Если мы с Валерой будем нарушать обещания, данные друг другу, у нас начнется не сотрудничество, а война. Валера не тупой, он понимает, что война со мной скверно отразится на его здоровье.

— Не знаю, девочка моя. Не знаю и знать не хочу. Все, чего я хочу от жизни, это спокойно работать, пока хватит здоровья, а там… с некоторых пор меня даже не пугает мысль о смерти, я слишком устал жить, слишком много греха взял на совесть и слишком далеко зашел в своих ученых амбициях. Куда тебя отвезти? Чем ты собираешься заниматься в Москве?

— Поеду в издательство, попробую опубликовать нашего непревзойденного исследователя аномалий. Собственно, он особо не заслужил, чтобы заниматься его раскруткой, но все-таки немного помог.

— А потом? Могу я вечером подъехать за тобой?

— Не знаю, буду ли я жива.

— Все-таки позвони, когда освободишься.

— У нас на даче есть яблоки, Натан Валерьянович?

— Яблоки у нас есть всегда. До пожара у нас были лучшие сорта в районе. Отец сажал. Ты знаешь, что раньше моя семья жила в Академгородке, а дачный участок получал еще мой отец. Но тогда в нашем филиале не было физического факультета, и я был вынужден уехать в Москву, но за яблонями мы всегда ухаживаем. В память о бабушке. Она любила яблоки.

— Но врачи ей запретили, — предположила графиня, — из-за расстройства желудка.

— Откуда ты знаешь?

Графиня рассмеялась. Она поставила на колени корзину, развязала тряпку и продемонстрировала профессору огромную испуганную птицу, притаившуюся на подстилке. Ворона не шелохнулась с тех пор, как была посажена в корзину. Она вжала голову в плечи и только испуганно таращилась на людей.

— А… — догадался профессор, — старая подруга! Я думал, куда она подевалась? Все время на даче жила.

— Вы не заметили, что она жила с вами в уральской экспедиции?

— Я заметил, что она жила с нами в Слупице. Не пускала меня к дольмену, за ботинки кусала. Боже мой! Ведь в Слупице со мной был и Оскар!

— Вспомнили!

— Вспомнил. Помню Артура, помню тебя с твоим крашеным итальянцем; помню, как отругал тебя за то, что привела его в дом.

— А Ханни… не помните?

— Нет, Ханни не помню.

— Жаль.

— Накрой ворону, чтобы она не вылетела на ходу, — попросил Натан.

— Натан Валерьянович, вы не верите в переселение душ? — спросила графиня и поднесла ворону еще ближе к профессору.

— Убери ее с глаз моих! — взмолился Натан. — Я не верю и думать не хочу… Нет, Мира, я понимаю, на что ты сейчас намекаешь, но все это чистый вздор!

Графиня рассмеялась.

— Знаете, как ее зовут?

— Знаю, как ее зовут, и все-таки… Никакого переселения душ, пока я жив! Мира, я тебя прошу! Если я поверю еще и в это — покоя мне не будет на свете. Нет, я даже думать не хочу и тебе запрещаю! Только этого мне не хватало! Только этого!..

— Но ведь вы узнали эту ворону! Узнали же, узнали…

Натан Валерьянович с раздражением заглянул в корзину.

— Как ее не узнать? Здоровая как лошадь! Оскар ее раскормил, вот она и ходит за ним, как собачка. В природе таких здоровых ворон не бывает. Я помню, помню, — радовался Натан, — как он таскал для нее еду.

В первый день Мирослава обошла сразу несколько редакций. Где-то ей удалось поговорить с ответственными людьми, где-то попросили оставить текст, обещали перезвонить. Кое-где извинились сразу, потому что аномалии — не их тема, особенно в жанре художественной документалистики. Их тема — нестандартные литературные формы, и графиня с удовольствием оставляла стихи Лизоньки Хант. И все-таки первым днем графиня осталась довольна, а издательства остались довольны графиней потому, что та ни словом не обмолвилась о цене. Деньги графиню не волновали. Ее волновали люди, которые сидят на лекциях профессора Боровского, поэтому в конце рабочего дня графиня посетила кабинет Карася и вместо сурового капитана нашла там растерянного человека, загнанного жизнью в полный интеллектуальный тупик. Кабинет напомнил графине палату Русого, заваленную литературой, фотоснимками и документами, не имеющими отношения к безопасности государства Российского. Капитан Карась не отдавал приказы, не подписывал протоколы допросов, он мыслил над бумагами и мало удивился визиту графини.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});