Властелин колец - Джон Толкин

Королева же Арвен сказала так:

– И все–таки я приготовила тебе дар, о Хранитель. Я – дочь Элронда. Но в Гавань я вместе с ним не поеду, ибо сделала тот же выбор, что и Лутиэн, и выбор этот сладок и горек одновременно. Когда придет время, вместо меня отправишься ты, Хранитель Кольца, – если, конечно, захочешь. Если тебя начнут беспокоить старые раны, если память о твоей ноше станет угнетать тебя – ты сможешь уйти на Запад и жить там до тех пор, пока раны и усталость не исчезнут бесследно. Носи это на память об Эльфийском Камне и Вечерней Звезде, с которыми связала тебя судьба!

Она сняла бриллиант, звездой сиявший у нее на груди, и надела серебряную цепочку с камнем на шею Фродо.

– Когда тебя потревожит воспоминание о прежних страхах и о Тьме, сквозь которую ты прошел, – не забудь об этом талисмане[641]: он принесет тебе облегчение, – сказала она.

Как и обещал Арагорн, через три дня в Город прибыл Эомер Роханский с эоредом благороднейших рыцарей Страны Всадников. Его встретили с радостью. Когда все собрались на трапезу в Меретронде, Большом Пиршественном Зале Минас Тирита, Эомер наконец собственными очами узрел красоту королевы Арвен и Владычицы Галадриэли и преисполнился изумления. После трапезы, прежде чем удалиться отдыхать, он послал за гномом Гимли и сказал ему:

– О Гимли, сын Глоина! При тебе ли твой топор?

– Нет, господин мой, но мне недолго и принести его, если есть нужда, – ответил Гимли.

– Суди сам, – молвил Эомер. – Некогда мною были сказаны дерзкие и опрометчивые слова о Владычице Золотого Леса, и слова эти стоят между нами до сих пор. Однако сегодня мне довелось увидеть Владычицу собственными глазами.

– Что же ты скажешь о ней теперь, господин мой?

– Увы! Я не скажу, о достойный Гимли, что госпожа Галадриэль прекраснее всех в Средьземелье!

– Что ж, надо идти за топором, – сказал Гимли.

– Дозволь мне прежде оправдаться в твоих глазах, – остановил его Эомер. – Доведись мне увидеть Госпожу в ином окружении, я согласился бы со всем, что ты говорил мне о ней раньше. Но теперь я поневоле склоняюсь перед красотой Королевы Арвен, Вечерней Звезды, и готов сразиться с каждым, кто осмелится отрицать ее превосходство! Посылать ли мне за мечом?

Гимли поклонился ему в пояс.

– Не надо, господин мой, ибо я принимаю твое оправдание, – сказал он. – Просто ты выбрал Вечер, а мое сердце принадлежит Утру. И сердце предвещает мне, что Утро это скоро минет.

Наконец наступил день разлуки, и процессия благородных гостей приготовилась к отъезду на север. Король Гондора и король Рохана спустились в Священные Усыпальницы, на улицу Рат Динен, вынесли оттуда на золотых носилках тело короля Теодена и в торжественном молчании проследовали через Город. Носилки водрузили на высокий катафалк. Вокруг кольцом встали роханские всадники, впереди развернули королевское знамя. Рядом с Королем на катафалке сидел Мерри, оруженосец Теодена, с королевским мечом и щитом в руках.

Другие члены Отряда ехали каждый как ему было привычнее: Фродо и Сэмуайз – на своих пони, рядом с Арагорном, Гэндальф – на Скадуфаксе, отдельно, Пиппин – в строю гондорцев, а Леголас и Гимли, как и всегда, вдвоем, на Ароде.

Ехала с ними и Королева Арвен, а с нею Кэлеборн и Галадриэль со свитой, Элронд с сыновьями, князья Дол Амрота и Итилиэна и множество славных воинов и полководцев. Ни одного из королей Рохана не сопровождала еще такая свита, как Теодена, сына Тенгела, который возвращался домой, в свою отчизну!

Не спеша, спокойным шагом миновали они Анориэн и остановились в Сером Лесу, под Амон Дином. С холмов доносился рокот барабанов, но никого видно не было.

Арагорн велел протрубить в трубы, и герольды прокричали:

– Всем, всем! Возвещаем прибытие Короля Элессара! Отныне Друаданский лес навечно переходит к Ган–бури–Гану и его народу! Теперь никто не имеет права ступать на эту землю без разрешения Лесного Народа!

Барабаны громко загремели – и смолкли.

Через пятнадцать дней пути по зеленым полям Рохана траурный поезд короля Теодена прибыл в Эдорас. Там процессия остановилась. Золотые Палаты были сверху донизу увешаны новыми прекрасными тканями с узором и рисунками и полны света. Пира, подобного тризне по королю Теодену, Палаты не знали с того самого дня, как их построили. На четвертый день роханцы закончили приготовления к похоронам и тело Теодена погребли внутри каменного склепа[642] вместе с оружием и другими благородными вещами, принадлежавшими ему при жизни. Над склепом, по обычаю, насыпали высокий курган, покрыв его дерном, усеянным белыми цветами «вечно помни». Теперь с восточной стороны Могильного Поля возвышалось восемь курганов.

Всадники Роханской Гвардии на белых конях медленно двинулись вокруг кургана с песней о Теодене, сыне Тенгела, сложенной королевским бардом Глеовином[643]; это была последняя песня барда – более он уже не слагал песен. Торжественный, тягучий речитатив тронул всех – даже тех, кто не понимал роханского языка. У Рохирримов же глаза горели ярким огнем: им слышались в песне гром копыт несущейся с севера конницы и голос Эорла, перекрывающий шум Битвы при Кэлебранте. А песня все лилась, повествуя о королях Марки, и рог Хельма трубил в Теснине, и вставала над миром Великая Тьма, – но явился король Теоден, и помчался сквозь Тьму навстречу огню, и погиб, осиянный славой, и солнце, которого никто уже не чаял увидеть, вновь поднялось на небо, и над Миндоллуином встала заря.

Сомненья бросив, из бездны мракаОн мчался к солнцу, меч воздымая;Возжег надежду – и пал с надеждой;Поднялся он над судьбой и смертью,Над сном и страхом – для светлой славы!

А Мерри плакал у подножия кургана. Когда же песня смолкла, он встал и воскликнул:

– Король Теоден! Король Теоден! Прощай! Ты был мне все равно что отец, но так недолго! Прощай же!

Погребение закончилось, женский плач стих. Теоден остался один под зеленью кургана, а в Золотых Палатах начался великий пир, и надгробный плач претворился в радость – ибо король Теоден взошел в полноту лет и славно кончил жизнь, не уступив величайшим из своих предков. Когда же, по обычаю Рохирримов, настала пора испить вина в память о королях прошлого – Эовейн, королевна Рохана, сияя золотом солнца и белизной снегов, поднесла Эомеру налитый до краев кубок.

Тогда выступил на середину зала бард, хранитель Роханского Предания, и поименовал пред пирующими всех прежних властителей Марки: Эорла Юного, Брего, строителя Золотых Палат, Алдора[644], брата злосчастного Бальдора, Фреа[645], Фреавина[646], Голдвина[647] и Деора[648], и Грама[649], и Хельма[650], того самого, что скрывался в Хельмской Теснине, когда Марка стонала под пятой врага. Эти девятеро Королей лежали под девятью западными курганами, ибо на Хельме прежняя линия прервалась, и Фреалаф[651], двоюродный брат Хельма, начал новую. За курганом Фреалафа шли курганы Леофы[652], Валды[653], Фолки[654], Фолквина[655], Фенгела[656], Тенгела и, наконец, Теодена. Когда бард произнес имя Теодена, Эомер осушил кубок до дна. Тогда Эовейн велела слугам наполнить кубки, и все встали, и выпили вино в честь нового Короля, и воскликнули: