Бухара в Средние века. На стыке персидских традиций и исламской культуры - Ричард Фрай

Остается обратиться к иранскому наследию в Бухаре и Трансоксиане. Если припомнить, что до прихода ислама территория Ирана, по сути, делилась на две основные части – на западную с центром в провинции Фарс и на восточную с центром, по крайней мере на какое-то время, в Балхе, – то можно лучше проследить положение Бухары в перспективе исторического развития. До арабского завоевания южный вектор Бухары был направлен на Балх и, через Гиндукуш, в Индию. Империи кушанов и эфталитов устанавливали политические рамки культурных и этнических особенностей этого вектора. Если рассматривать обширную восточноиранскую культурную область как нечто единое относительно ее географического положения, торговли и торговых связей, то можно назвать четыре главных оазиса, имевшие различную ориентацию. Балх предпочитал торговлю с Индией, Самарканд отправлял купцов в Китай, Хорезм поддерживал контакты с Северным Кавказом и Поволжьем, а Бухара имела тесные связи с Мервом и империей Сасанидов на западе. Возможно, Бухара находилась под более сильным западноиранским влиянием, чем остальные, и впоследствии, при мусульманском правлении, город приобрел особую роль в слиянии Западного и Восточного Ирана. Арабы стали не просто преемниками Сасанидов, они расширили границы значительно дальше своих предшественников. В результате они поместили все иранское культурное пространство под единую крышу халифата. А Бухара стала одним из центров – если вообще не главным центром – слияния Запада с Востоком. Она также служила арабской крепостью в Трансоксиане, где постоянно находился большой арабский гарнизон. И такое ее положение должно было создать ядро, или основу, благодаря которой Бухара заслужила свою репутацию «купола ислама на Востоке». Бухара стала местом встречи трех культур, а не только двух, как в других местах; западноиранской, арабско-мусульманской и восточноиранской. Это, с моей точки зрения, стало главной причиной того, что она превратилась в величайший центр достижений X в.

Необходимо подчеркнуть, что при тщательном рассмотрении трех культур их вычленение следует понимать лишь в общих терминах, поскольку во многом они пересекались, а географические границы были по большей части искусственными или условными. Тем не менее мне кажется, что удачное сочетание трех культурных линий в средневековой Бухаре подготовило почву для восхода той цивилизации, которая может быть названа новоперсидским ренессансом, когда внимание концентрировалось на языке и литературе, то есть на восточной исламской культуре, когда интересовались мышлением и искусством. И организованный мистицизм суфиев, и система высшего образования (медресе) пришли из Восточного Ирана. Как и Ибн Сина, аль-Бируни, Фирдоуси и многие другие. Мировая цивилизация, которую мы называем исламской, чрезвычайно обязана Бухаре и Трансоксиане, которые стали местами, где тюрки впервые получили образование, когда влились в исламский мир.

Первая исламская – тюркская – империя Караханидов, правившая в Трансоксиане, отличалась от государства Газневидов, которое по сути своей являлось иранским с тюркскими правителями. Используя термин «иранское», я имею в виду то новое сочетание, которое сложилось к 1000 г. н. э. из древних восточных и западных иранских традиций плюс традиции арабского ислама. Это стало великим достижением, в котором приняли участие и тюрки, когда они обратились в ислам; и сами тюрки привнесли новую составляющую в этот «плавильный котел». Новый сплав сформировался вначале в Средней Азии, где позднее произошло отмежевание от иранской культуры. Поскольку после монгольского завоевания колесо истории, похоже, сделало новый оборот, то после краткого периода единения Средняя Азия и Трансоксиана снова оторвались от запада и образовались две области – точно так же, как и в доисламские времена. Только теперь это были не восток и запад, а Средняя Азия со смешением тюркской и панъиранской культур в противовес чисто панъиранскому пространству на плато. И обе эти области с течением времени все дальше отдалялись друг от друга. При Сефевидах шиизм стал государственной религией на Иранском плато, и произошло своего рода изъятие тюркской составляющей из «плавильного котла». Однако в Трансоксиане, вместе с экспансией узбеков, развивались совершенно противоположные процессы – усиление тюркского элемента и ортодоксального суннизма. Таким образом, по сути возродились доисламские различия между востоком и западом, которые сохранились и по сей день.

При узбекских правителях Бухара пережила возрождение, только оно было чисто местным, без влияния на иранский или персидский мир. Прежнее единство кануло в Лету. Часть прекраснейшего архитектурного наследия Бухары датируется периодом узбекского правления, и с XVI по XVIII столетие наблюдался экономический и культурный рост города. До этого времени, при Тимуре (Тимур ибн Тарагай Барлас (1336–1405) – из монгольского племени барласов; среднеазиатский полководец и завоеватель, сыгравший существенную роль в истории Средней, Южной и Западной Азии, а также Кавказа, Поволжья и Руси; в 1370 г. основал империю Тимуридов со столицей в Самарканде; не будучи Чингисидом, Тимур формально не мог носить ханский титул, поэтому всегда именовался лишь эмиром. – Пер.) и его наследниках Бухара также процветала, хотя и в меньшей степени, что столица Тимура, Самарканд. При Тимуре происходили интересные события; например, Баха аль-Дин Накшбанди, умерший в 1388 г., основал в Бухаре знаменитый орден дервишей, Накшбандию (одно из двенадцати братств суннитского толка; члены ордена носят колпаки преимущественно белого цвета. – Пер.). Однако подробное изложение истории Бухары от монгольского нашествия до наших дней должно стать совсем другой, более объемной работой. Домонгольский период изложен мной лишь поверхностно, и при этом много интересных событий было пропущено. История евреев Бухары и марранов, то есть иудеев-мусульман, вообще требует отдельной монографии. По-видимому, евреи довольно давно проживали в Бухаре, хотя место их происхождения неизвестно. По-видимому, вплоть до наших дней они являлись важной составляющей населения. Подобно евреям Ирана, они принимали участие и внесли свой вклад в господствующую цивилизацию, пользуясь персидским как собственным языком общения. Существование различных слоев общества принявших ислам евреев является замечательным примером смешения и способности к адаптации еврейского народа.

Подобно арабам Бухары, которые являлись предметом многих недавних исследований советских ученых, они оставляют немало вопросов по поводу своей долгой истории отдельного существования в селениях оазиса и других местах Трансоксианы. Некоторые арабы, возможно, являются потомками поздних переселенцев в эти области, тогда как других считают происходящими от более ранних переселенцев; однако для прояснения их истории предстоит узнать еще очень многое. И цыгане в Бухарском оазисе также требуют дальнейшего изучения.

Мы не имеем возможности рассматривать здесь то множество вопросов, которые могут быть подняты по поводу поздней истории Бухары после монгольского нашествия. Например, прекрасные современные бухарские ковры приглушенного красного цвета появились, возможно, в результате соединения узбекского стиля с техникой ковроткачества кочевых туркменов, хотя насчет их происхождения мы не имеем прямых свидетельств. Сохранность культурных институтов Бухары после XIII столетия, несмотря на более поздние вторжения и беспорядки, с моей точки зрения, явилась результатом удачного единения исламских персидских и тюркских традиций при Караханидах. Точно так же, как при Саманидах сформировалась единая исламская культура на двух языках, арабском и персидском, так и при Караханидах эта исламская культура смешалась с тюркскими традициями, чтобы создать новую культуру, использующую тоже два языка, персидский и тюркский. И это последнее смешение стало бессмертным памятником Караханидам, на котором построили свою культуру узбеки. Таким образом была обеспечена культурная преемственность.

Для более подробного рассмотрения вышеперечисленных вопросов потребуется другая книга, и, вместо того чтобы продолжать исследование таких заманчивых и любопытных фактов, лучше завершить нашу историю о средневековой Бухаре двумя типично мусульманскими умозаключениями: «Вот что было рассказано, но это далеко еще не все» и «Одному лишь Богу известно все».

Примечания

1

Пер. И. Л. Сельвинского.