Бухара в Средние века. На стыке персидских традиций и исламской культуры - Ричард Фрай

Последняя попытка захватить власть потерпела фиаско, потому что незначительные силы, имевшиеся в распоряжении Мунтасира, оставили его, и в конце концов лагерь Мунтасира был окружен, а его брат и главные приверженцы попали в плен. Самому Мунтасиру каким-то образом удалось спастись. Несостоявшийся эмир нашел убежище у одного из арабских племен в окрестностях Мерва, однако в 1005 г. эти арабы убили его – согласно некоторым источникам, по приказу газневидского правителя этих земель. Так умерла последняя надежда Саманидов, и, хотя члены рода продолжали проживать в Бухарском оазисе, они больше никогда не занимали высокого положения. Так завершилась эпоха Саманидов.

Саманиды были побеждены превосходящими силами, однако обстоятельства, приведшие к падению последней иранской династии Средней Азии, заслуживают отдельного изучения, после чего можно будет дать оценку их последствиям. Если обратиться сначала к военной стороне вопроса, то тщательное изучение источников дает представление о слабости, свойственной всем армиям, или военным институтам, того периода. Если в начале X в. народная армия, состоящая из всевозможных слоев населения, не являлась чем-то необычным, то к концу того же столетия уже повсюду преобладала армия профессиональная. Народные войны против неверных тюрков в Средней Азии подошли к концу. Священная война с внутренними еретиками могла вызвать лишь вялую поддержку, поскольку ересь более не являлась угрозой для исламского общества, ставшего единым и не подверженным угрозе со стороны внешних врагов-язычников. К 1000 г. подавляющая часть населения Ирана и Трансоксианы являлась мусульманской, по крайней мере на деле, даже несмотря на то, что многие были склонны придерживаться взглядов, противоречивших догматам ортодоксального суннизма.

Мы уже упоминали об исходе гази из саманидских владений, на юг – в сторону Индии, и на запад – к границе с Византией. Такая миграция устранила фактор силы народа, оставив военный институт фактически без оппозиции государству Саманидов. А поскольку религиозные лидеры и население остались без военной силы для своего самоутверждения, им пришлось занять пассивную позицию с постепенным отстранением от вмешательства в политику различных группировок царства. Например, захват Нишапура одним лидером и взятие обратно его другим вовсе не означали, будто население города в одном случае становилось победителем, а в другом побежденным. Скорее это означало, что один лидер, со своими тюркскими рабами и наемниками, захватил власть и управление правительством и чиновниками, тогда как другой, со своими тюркскими рабами и наемниками, оставил город. Ни тот ни другой лидер не ожидали от населения особой помощи. Согласие со сменой власти вместе с готовностью платить налоги и любые особые пошлины новым правителям – вот самое большее, что ожидалось от населения. С таким отношением, превалирующим среди простого народа, неудивительно, что ключ к успеху заключался не в популярности среди населения, а скорее в сильной профессиональной армии и в наличии достаточных средств для ее содержания.

Профессиональная армия под командованием тюркского полководца-раба сменила прежнюю систему «феодального» призыва, в соответствии с которой дехкане, или аристократы-землевладельцы, вели своих подчиненных и даже крестьян, дабы присоединиться к главе государства, будь то сасанидский царь царей или правитель Бухарского оазиса. Разумеется, профессиональная армия была более эффективна, чем разношерстные войска прежних дней. С другой стороны, Трансоксиана X столетия, по всей видимости, являлась исключением среди прочих владений ислама, поскольку ее население в основной своей массе было вооружено. Возможно, это являлось наследием времен, когда условия жизни в пограничной провинции требовали от каждого обитателя постоянно оставаться настороже из-за набегов кочевников. Однако к XI столетию Трансоксиана далеко продвинулась к тому, чтобы превратиться в Туркестан, и ситуация заметно изменилась.

Археологические свидетельства указывают на то, что теория «вызова-и-ответа» Арнольда Тойнби (закон вызова и ответа – закономерность, которая, по мнению британского историка и философа Арнольда Тойнби, определяет развитие цивилизации; историческая ситуация или природные факторы ставят перед обществом проблему – «вызов»; дальнейшее развитие общества определяется выбором варианта решения – «ответом». – Пер.) как нельзя лучше применима к Бухарскому оазису X в. Защитные стены вокруг оазиса представляют собой ответ на вызов в виде вторжения кочевников. Земли орошались и обрабатывались внутри стен и даже за их пределами. Политика Саманидов, направленная на то, чтобы оставить стены ради наступления на степи, принесла успех не только в распространении ислама, но также и в обуздании кочевников. Несомненно, это имело и свои негативные последствия, одним из которых стало ослабление усилий по сдерживанию как природы, так и человека. Экономические факторы, которые мы рассмотрим ниже, несомненно стали наиболее важными в запустении земель, однако наступление пустыни на оазис явилось конечным результатом официальной политики и политического развития. У нас нет уверенности в степени деградации, однако ко времени монгольского завоевания в начале XIII в. вся Средняя Азия по сравнению с X столетием пришла в упадок.

Деградация Средней Азии заметна не только по Бухарскому оазису, но и по другим местам, и особенно ярко это проявилось в городах-оазисах Китайского Туркестана, или Синьцзяна. Здесь археологические экспедиции обнаружили следы поглощения песками пустынь поселений и орошаемых земель. Погребенные в песках города свидетельствуют как о мощи природы, так и нежелании или неспособности человека совладать со своими многочисленными проблемами. И из письменных источников, и из археологических исследований складывается впечатление, что X в. для Туркестана также стал столетием процветания и благосостояния цивилизации, вслед за чем последовал упадок. Теперь пришло время углубиться в социальные и экономические причины такой деградации.

Из источников нам известно, что стоимость земли в Бухарском оазисе, очень высокая во время правления Исмаила, сильно упала к концу правления Саманидов. Переводчик книги Наршахи на персидский пишет, что в то время (ок. 1128) поместья возле Бухары, носившие название Усадьбы магов, бесплатно отдавались всем желающим, поскольку тяжесть налогов и другие проблемы делали их скорее обузой, чем ценным имуществом. Подобная ситуация прослеживалась повсюду, давая дополнительное подтверждение экономическому кризису XI столетия, который в основном известен катастрофической нехваткой серебра.

Изучение дошедших до нас саманидских монет показывает, что в X в. содержание качественного серебра в них было высоким, тогда как к концу того же столетия мы уже находим серебряные сплавы, характерные для послесаманидских монет XI в., которые продолжают ухудшаться как в процентном содержании серебра, так и в его качестве. Серьезная нехватка серебра в мусульманском мире, с конца X и до середины XIII столетия, отмечалась многими авторами, которые в основном приписывали этот примечательный факт исключительно политическим факторам, таким как тюркская экспансия, падение Хазарского каганата на юге России и общая политическая нестабильность мусульманского мира. Наши исследования политической ситуации в городах как центрах торговли и экономической жизни приводят к предположению, что за нехваткой серебра стоят более глубокие экономические причины, хотя последствия политической нестабильности определенно сильно влияли на процесс развития общества.

По-видимому, пока государство, как и торговля в нем, процветало, саманидская практика двойного денежного оборота отлично работала. Здесь имела место чеканка монет для внутреннего и для внешнего употребления – первая была ограничена несколькими районами Трансоксианы, а последняя предназначалась для внешней торговли и межгосударственных расчетов. Упомянутые ранее различные виды монет Бухар-худа имели хождение в Бухарском оазисе, Шаше и других местах, тогда как стандартные исламские дирхемы арабского изготовления, но без цифрового обозначения на них вывозились в Россию и западную часть исламского мира. Было невыгодно вывозить монеты Бухар-худа вместе с обычными исламскими дирхемами, поскольку стоимость первых в Бухаре была выше, чем у дирхемов. Более того, жители Восточной Европы хотели хорошее серебро и могли не принять монеты из сплавов. С упадком государства Саманидов падала и стоимость монет Бухар-худа, а содержание в них свинца и других неблагородных металлов только возрастало. Искушение ухудшить качество монет было особенно сильно, когда саманидский правитель нуждался в деньгах, чтобы платить войскам и содержать непомерно раздувшийся двор. Экономические последствия обесценивания денег не заставили себя долго ждать.